Колдун (СИ) - Завгородняя Анна. Страница 37

— Я знаю своего сына, — заговорила снова женщина, — И я видела, как он смотрит на тебя, когда думает, что ты не замечаешь…

А я и вправду ничего такого не замечала, хотя, если быть честной, никогда особо на Ворона не заглядывалась.

— Я должна подумать, — ответила я. Усталость накатила на меня с новой силой. За окном спустились сумерки, и Сорога увидев, что я едва сижу, поднялась на ноги, улыбнулась с надеждой.

— Конечно, — кивнула она, — А сейчас отдохни, поспи.

Я разделась и повалилась обратно на кровать, глядя на то, как Сорога закрывает ставни. Пожелав мне спокойной ночи, женщина тихо вышла из комнаты, стараясь при этом не смотреть на меня, за что я была ей благодарна. Вынести взгляд ее таких печальных глаз оказалось делом очень трудным.

Я положила голову на подушку, но едва стоило мне закрыть глаза, как передо мной возникал образ Ворона, обращенного в чудовище. Я вздрогнула, села в постели, прижав пальцы к вискам. Слегка потерла думая о том, что не хотела бы никому подобной участи. Но что же мне было делать? Выйти за Ворона и тем самым оставить все надежды вернуться за Ярославом… к Кнуту…

Сжав голову руками я откинулась на подушку и думала, думала, пока голова не начала трещать по швам.

— Я не знаю, что делать, — произнесла я вслух.

За окном царила ночь. Я встала и распахнула ставни, вглядываясь во тьму. Где-то там бродил монстр…мужчина, который когда-то спас мне и моему брату жизнь. Разве я могла отплатить ему черной неблагодарностью. Да, я его не любила, но не могла не признаться сейчас, находясь с собой наедине, что он нравится мне, всего чуточку, но ведь нравится!

— Прости, Кнут, — прошептала я, — Я не вернусь, — и прижалась горячим лбом к стеклу. Я приняла решение.

Заррон печально вздохнул, возвращаясь в сознание. Опустил руки и несколько раз моргнул, возвращая резкость взгляду, затем посмотрел на Серко, сидевшего у его ног, в ожидании. Увидев лицо Старшего, парнишка нахмурился.

— Она решила помочь Ворону, — сказал глухо старик, — Я не могу позволить этому произойти. И Тордис как назло не возвращается.

Серко встал. Мрачно посмотрел на главу. Он уже знал, что Заррон скажет в следующий момент.

— Я не хочу, — произнес он, прежде чем Старший озвучил свой приказ.

— У тебя нет выбора, — ответил старик при этом широко улыбнувшись, — Ты слишком слаб, чтобы противится мне.

— Но я не хочу этого делать, — запротестовал парень.

— Не всегда нам приходится делать то, что мы хотим, — старик встал с трона, взмахнул руками и светильники в дальних углах зала погасли.

— Влада должна умереть, — сухо произнес он.

Серко попытался возразить.

— Давай еще немного подождем. Тордис приведет Кнута и Влада сама передумает выходить за Ворона! — попросил он.

— Я не могу ждать, — отрезал старик, — Девушка уже приняла решение и ждать Тордис нет времени. Бренн не будет тянуть со свадьбой, у него осталось слишком мало времени. Поэтому, мой мальчик, вся моя надежда теперь на тебя.

Серко отшатнулся от Заррона, но тот словно бы не заметил его реакции и продолжил:

— Вы же часто с ней гуляете. Своди ее к утесу, так просто прекрасный вид на море… — он внимательно посмотрел на паренька. Серко стал белее снега, — Она тебе доверяет и Ворон тоже! Не подведи меня, мой мальчик. А теперь иди, ты свободен, — взмахом руки Старший отпустил юношу. Заррон подумал о том, что уже никогда не найдет замену Ворону, после его полного обращения. И зверя конечно же придется убить. Серко хороший колдун и многое перенял у своего учителя и на первое время его хватит, а потом он, Заррон, что-нибудь придумает.

Девушку старику было немного жаль. При другом раскладе он хотел бы оставить ее в живых, но это оказалось невозможным. Ворон теперь крепко связан с Владой и спрячь ее Заррон, Бренн бы все равно достал девушку даже из-под земли. Потому оставалось только одно… Убить.

Старик не был уверен в исполнительности Серко и потому, когда парнишка ушел, вызвал к себе Келда, одного из своих прислужников. Келд получил указания проследить за мальчишкой и Владой и если у Серко дрогнет рука, убить сразу обоих. Старший не любил проявление слабости, а в мальчишке этого оказалось с избытком.

— Я все сделаю, — произнес Келд и с поклоном удалился.

Заррон погасил последние светильники и зал погрузился во тьму.

Тордис сидела на кафтане, облокотившись спиной о ствол дерева. Ее руки, испачканные жиром держали смачный кусок мяса от того самого шатуна, что ей едва удалось завалить, будучи в образе волчицы. Сидевший напротив мужчина смотрел на нее, сам при этом уплетая за обе щеки. Кнут кое-как перетянул свою рану на плече. Забинтовал ногу, но выглядел при этом не очень хорошо, а Тордис напротив чувствовала, что силы возвращаются к ней, и рана медленно не верно затягивается — большой плюс всех перевертышей, таких как она, это быстрая регенерация. А еще и сытный ужин сделал свое дело. Задрав на животе тунику женщина оглядела то, что раньше было жуткой раной, а теперь стало как след от сильного ожога, сморщенная красная кожа.

— Завтра надо уходить, — сказала Тордис, — На запах убитого мишки могут сбежаться еще желающие им полакомится, кроме нас с тобой, да и задержались мы тут, — она вздохнула. Кнут промолчал. Он хотел было сказать волчице, что вряд ли сможет передвигаться быстро с такой ногой, но решил ничего не говорить. Придется терпеть. Хромать, но идти, решил он.

Тордис вытерла жирные пальцы об остатки прежней туники, которая разорвалась прямо на ней, когда женщина не успела ее снять во время обращения в зверя. Тордис все еще краснела, вспомнив, что лежала перед Кнутом абсолютно голая, только вот тогда ни ей, ни ему было не до стеснения, да и что он так такого мог увидеть нового, успокаивала себя волчица, но при этом все равно зарделась, хотя и понимала, что слишком поздно уже стыдиться, особенно после того, как все что мог он в ней рассмотрел. Именно Кнут тогда собрал с земли всю ее оставшуюся целой одежду, после того, как она торопливо сорвала ее со своего тела и именно он надел на нее снова белье и штаны, с которыми, впрочем, пришлось повозится. Мужчина отдел ей свою запасную тунику, а сам остался в окровавленных ошметках прежней, порванной шатуном и молодая женщина была ему благодарна за подобную заботу.

Если бы не Бренн, подумалось ей, она легко могла бы полюбить этого мужчину. Кнут нравился ей, но пока это было только легкое увлечение, появившееся у женщины от пережитого, не более того, говорила она себе…и даже немного позавидовала Владе. Наверное, она хотела, чтобы ее любил именно такой мужчина, добрый, отзывчивый и ласковый.

— О чем думаешь? — прозвучал в тишине голос Кнута. Тордис даже вздрогнула, но потом мягко улыбнулась мужчине.

— Да так, — отмахнулась она и добавила, — Мне надо немного поспать. Это сделает процесс заживления моих ран намного быстрее.

Кнут кивнул и снял еще один кусок мяса, томившийся над огнем.

— Спи, — произнес он и странно посмотрел на молодую женщину. Она сонно моргнула и устроив щеку на ладонь задремала под тихий треск огня.

В этот вечер Ворон снова остался дома. Судя по его виду он принял зелье Заррона, потому что был бледен и казался слабым и больным. Сорога молчала, пока мы ужинали и только изредка бросала встревоженные взгляды то на своего сына, то на меня, молчаливо жевавшую гречневую кашу, сдобренную мясным рагу. А я не знала, что и сказать. Решение, принятое мной, казалось мне правильным, но что-то глубоко внутри все еще протестовало во мне. Бренн тоже не разговаривал и только поглядывал на меня, а я старательно отводила глаза, думая о том, что скажу ему о своем решении немного позже, когда сама свыкнусь с мыслью, что стану женой колдуна. Я старательно гнала прочь образ Кнута. Иногда мне даже казалось, что мой жених и помолвка, та жизнь, что была когда-то у меня просто сон. Прекрасный, но который, увы, как все сны заканчивается пробуждением и реальностью. Нет, я не винила Ворона в попытке привязать меня к себе. Он всегда вес себя со мной крайне благородно и сейчас, глядя на него исподтишка, я понимала, что возможно его мать была права. Кажется, я действительно нравилась ему, потому что в глазах колдуна, когда он смотрел на меня, было что-то такое, что заставляло мое сердце сжиматься в ответ. В его глазах была надежда, но мужчина так глубоко прятал ее, что возможно, не знай я всей правды теперь, я не смогла бы разглядеть это за его напускным равнодушием.