Чудовище и красавец (сборник) (СИ) - Куно Ольга. Страница 15

– Соблюдайте тишину! – Полег несколько раз постучал молоточком. – В случае повторного проявления неуважения к суду вам придется покинуть зал.

Дорон, что-то сердито бурча себе под нос, опустился на стул.

– В качестве свидетеля приглашается Биньямин Римон, – отчего-то чрезвычайно торжественным тоном объявил прокурор.

На возвышение поднялся мужчина, показавшийся мне смутно знакомым.

– Гевер Римон, – приступил к допросу обвинитель, – расскажите нам, где вы в данный момент работаете.

– На строительстве Дома музыки, – с характерным видом «охотно сотрудничающего с властями гражданина» ответствовал тот.

– Кем?

– Строителем.

Из зала раздался смешок: кто-то из зрителей оценил тривиальность ответа. Прокурор поспешил перейти к сути.

– Работала ли вместе с вами присутствующая здесь Дана Ронен?

– Ну, не то чтобы со мной… – протянул допрашиваемый, в котором я наконец признала страдальца-Бена.

– Скажем так: работала ли она на том же строительстве, что и вы? – скорректировал свой вопрос обвинитель.

– Да, – с облегчением кивнул свидетель.

– И что же произошло на стройке в день перед ее увольнением?

– Я уронил кирпич себе на ногу, – доверительно сообщил Бен.

На этот раз смешков было больше. Публика явно не отнеслась к событию как заслуживающему упоминания в зале суда.

– Какие слова вы при этом употребили? – предложил собственный вопрос какой-то шутник из аудитории, но его тут же призвали к порядку.

Прокурор же задал несколько иной вопрос.

– При каких обстоятельствах это случилось?

– Мимо проходила геверет Ронен. Присутствующая здесь, – добавил свидетель, заглядывая прокурору в глаза, дабы убедиться, что делает все правильно.

Тот подбадривающе кивнул.

– Может быть, она проходила мимо немного раньше или несколькими минутами позже? – уточнил он.

– Нет, аккурат когда я кирпич уронил, – мотнул головой Бен. – И еще посмотрела на меня так своими глазищами.

И он составил два круга при помощи больших и указательных пальцев, дабы изобразить мои органы зрения. Упомянутые органы стали при этом похожи на блюдца. Как «так» я могла на него посмотреть? Да никак я не смотрела, пока он не уронил тот самый кирпич и не заорал, привлекая к себе всеобщее внимание, не только мое.

– Скажите, а вам часто случается ронять себе на ногу кирпичи? – как бы между делом полюбопытствовал прокурор, вызвав в зале еще несколько смешков.

– Да никогда, – ударил себя в грудь Бен.

– То есть тот случай, когда мимо вас проходила геверет Ронен, был из ряда вон выходящим, – уточнил обвинитель.

– Ага. То есть так и есть, выходящим.

– Благодарю вас.

Прокурор с многозначительной улыбкой обвел глазами зал.

– Итак, несчастный случай произошел с этим человеком непосредственно тогда, когда на него посмотрела Дана Ронен. И, позволю себе предположить, явился результатом этого взгляда. Прошу вас, – приветливо обратился к адвокату он.

– У защиты нет вопросов, – откликнулся защитник.

Если бы в тот момент не решалась вся моя дальнейшая судьба, я бы, наверное, расхохоталась.

Далее последовали допросы других свидетелей, по своей сути сводившиеся к тому же, что и первый. Различные едва знакомые и даже совсем не знакомые мне люди рассказывали о неприятных событиях, произошедших с ними во время (либо вскоре после) появления на их горизонте Даны Ронен. Причем впечатление складывалось такое, что без участия вышеупомянутой геверет Ронен ничего подобного случиться буквально-таки не могло. Потом прокурор допросил некоего специалиста по сглазам, среди прочего подтвердившего, что сглаз может являться результатом умышленного колдовства злой ведьмы. Выступил, прослезившись, племянник покойного, который, впрочем, мало что мог сказать по существу вопроса. Ну и, конечно, не обошлось без соседок трагически скончавшегося торговца, видевших, как я выходила из лавки, и беседовавших после этого с Дрором.

Среди собравшихся в зале людей обнаружилось немало смутно знакомых лиц – кучера, лавочники, разносчики газет. Но доброжелательно настроены были, кажется, лишь двое: Дорон и Лилах, напряженно сжимавшая полукруглую ручку сумки. Остальных мое будущее в лучшем случае оставляло равнодушными. Я тщетно искала взглядом Гильада, как в спасительный якорь вцепившись в бесплодную надежду, что он прослышал о постигшем меня несчастье, вернулся и теперь сумеет что-нибудь предпринять. Увы, чудес не бывает. Он был за сотни миль от Аяры, а даже если бы и вернулся, помочь мне все равно бы не сумел.

– Перед вынесением приговора обвиняемой традиционно предоставляется последнее слово, – зычно объявил Полег.

Лишь в этот момент я осознала: свидетелей защиты не будет вовсе. Как и самой защиты, собственно говоря, но это стало очевидно много раньше.

Я встала, набрала в грудь побольше воздуха. Что ж, будет вам последнее слово.

– Я знаю, что обладаю не самой привлекательной внешностью в королевстве, – начала я, четко выговаривая каждое слово.

По непонятной мне самой причине ничего похожего на мандраж не было. Я не испытывала той робости, которую с трудом преодолевала на недавней выставке. Может быть, потому что на сей раз я отлично понимала: терять уже нечего?

Уверенность в себе не смогли поколебать даже те немногочисленные смешки, что прозвучали сразу после моего первого утверждения.

– Да, я некрасива, – без малейшего смущения публично признала я, – но это не самый тяжкий грех из возможных. Иные красавицы способны принести больше бед, чем добрый десяток злых ведьм.

На сей раз смешков было больше, а несколько человек даже покосились на одну (и вправду весьма привлекательную) особу из зала.

– Я некрасива, – повысив голос, повторила я, – но это только моя беда. Никому из вас я не сделала ничего дурного. Я просто жила, училась, работала, стремилась удержаться на плаву. Я знала, что семейный очаг, само собой разумеющийся для большинства из вас, в моем случае недостижим, – и не питала напрасных иллюзий. Мне было нужно совсем немногое: просто достойное существование. – Голос дрогнул, но не от страха, скорее с непривычки, и я глотнула воды из любезно предоставленного мне стакана. – Но с первого же дня моего пребывания в Аяре я столкнулась с неприязнью, презрением и даже ненавистью. Никому из вас я не причинила зла, но вы, – я обвела взглядом жаждущий крови зал, – не захотели видеть во мне ничего, кроме непривлекательного лица. Я никогда не крала, не интриговала, не сплетничала за спиной, не предавала и не убивала. Тем более не колдовала: ровным счетом никаких магических способностей у меня не было и нет. Передо мной захлопывали двери, меня оскорбляли, не принимали на работу, увольняли, прогоняли прочь. И то, что происходит сегодня, – не более чем логическое завершение. Обвинить во всех грехах того, кто не вышел лицом, и оправдать таким образом собственную неприязнь гораздо легче, чем найти настоящего виновного. Вы можете приговорить и повесить меня – вас больше, сила на вашей стороне, и вы имеете такое право. Скорее всего, вы именно так и поступите. Вы можете сделать это, но когда-нибудь Небо станет вам судьей.

Дыхание стало частым и тяжелым. В горле пересохло, но повторно прикасаться к стакану я не спешила.

– Вы закончили? Отлично, – ничуть не изменившимся тоном уточнил Полег после того, как я вновь опустилась на свой стул. – Дамы и господа, суд принял решение. Обвиняемая Дана Ронен признается виновной в умышленном убийстве лавочника Дрора Альдо, совершенном при помощи темной ворожбы. Согласно законодательной системе Мамлахи она приговаривается к смертной казни через повешение. Исполнение приговора состоится завтра в одиннадцать часов утра на главной городской площади Аяры. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

Церемониальный молоточек безжалостно ударил по ни в чем не повинной подставке. Будто пробили в одиннадцатый раз городские часы или по мне прежде времени зазвонил колокол.

Свой приговор я выслушала с кривой улыбкой, ничего другого уже и не ожидая. Публика оживилась, большей частью довольная финалом представления, хотя я отчетливо расслышала, как охнула где-то сбоку Лилах. В голове почему-то крутилась дурацкая мысль: жаль, что этому предстоит произойти именно на главной площади. Там так уютно было кормить голубей, сидя на синей скамейке за памятником основателю города. Обида сжала сердце, и, будто выдавленный таким образом сок, на глазах выступили слезы. Неужели они не могли найти другое место, с каким у меня не было бы приятных ассоциаций?