Слепцы - Золотько Александр Карлович. Страница 6

Рык и Полоз не торопились. Пока ватага готовила ужин, они медленно тянули из купца правду, с кровью тянули, с криками да стонами купеческими. Только у купца терпения много было: даже потеряв окончательно оба мизинца на руках, он продолжал тянуть свое о дочках да приданом, обещал все свои сбережения отдать, тайники выдать да записки долговые на многие тысячи золотых змеек господам-ватажникам передать.

И это было странно. Ведь не пытался Жмот деньги утаить, плакал, просил забрать, только не мучить. Жизни лишить просил, только не мучить и не заставлять оговаривать себя.

– Не нападал я на княжьего ребенка, не похищал княжну… да и как я мог на дитя малое, ей же три года всего… Три годочка! Я же своих доченек на руках баюкал, когда жена померла. Ночи не спал, пеленки сам менял… Как мог бы я на муки девочку отдавать… – купец замолчал вдруг, поняв, что про муки это он напрасно сказал, что про муки у него-то не спрашивали. И не знали ничего.

И тут он снова закричал – Рык и Полоз дело пыточное хорошо знали, не один упрямец через их руки прошел. Сколько их, терпеливых, клялись и божились, Сторожами клялись, огнем испепеляющим, а все равно рассказывали. Не на первый день, так на второй, не на второй, так на третий. Кто после пытки огнем, а кто руки лишившись или кожи с обеих ног.

Но Жмот кричать-то кричал, но от слова своего не отходил.

Не похищал – и все тут. А про муки – обмолвился. Пожалел дочку княжескую да и представил себе страхи да муки… Вот и ляпнул. А так… Да если бы он знал, что это нянька. Если бы знал! А то ведь ему ее в мешке передали, сунули из саней в сани на самом выезде из посада.

И тут снова ошибся Жмот. Кликнули Враля, который с обозом от самого постоялого двора ехал, – нигде не останавливались и мешка не принимали. Враль как раз с собой жаровню с угольями принес да инструменты разные хитрые.

Полоз тому уж пять лет как инструмент у заплечных дел мастера из дома забрал, когда мстил за своего брата, запытанного до смерти. С тех пор инструменты ни разу не подводили в таких вот непростых переговорах.

Но и когда запахло паленым, когда кожу на ногах стали надрезать да на медные раскаленные палочки наматывать, и тогда купец криком кричал, а продолжал отпираться. Он клялся и призывал в свидетели своей правды Звездного Хозяина, Огненную Деву и Рыбака, кого лжец обычно поминать не будет, дабы не мучиться потом до скончания мира после смерти.

А купец врал да клятвами своими еще и обрекал себя на муки вечные.

Что-то тут было не так.

Рык задумался. Полоз задумался.

Глухо стонала связанная нянька, не в силах ни отвернуться от пытки, ни смотреть на нее.

Правильная мысль пришла и вожаку, и его помощнику одновременно. Они сразу поняли, что мысль правильная, как только она мелькнула.

– А мы тебя пытать не будем, – сказал Рык.

– А зачем нам тебя пытать? – подхватил Полоз. – Мы же знаем, что ты врешь.

– И ты знаешь, что врешь, – Рык отодвинул в сторону жаровню с инструментами. – Так чего нам вот тут над тобой биться?

– Не вру я, – простонал купец. – Вот Рыбаком клянусь, пусть он меня, если я хоть слово неправды сказал, на крюк посадит да Змея на меня ловит, в Заокраинном море…

– Мне надоело, – сказал Рык. – Ты ж за Перевозом живешь? У тебя хутор аккурат перед рыбачьей крепостью? Так ведь?

– Так, – ответил купец, не понимая еще, что задумали разбойники.

– Туда ехать к тебе по нынешней погоде да дороге дня три…

– Не больше, – подтвердил Полоз. – А если по зимнику, мимо заставы, то и за два. Если Враля послать, так он через четыре дня здесь уже будет. Если, конечно, с девками куда-нибудь не завалится. Сколько, говоришь, старшей? Пятнадцать? А у Враля ведь и денежки есть, ему приданое не нужно.

– Зачем приданое? Для этого дела приданое не нужно, – Рык взял факел из кольца на стене пещеры, поднес его к лицу Жлоба, заглянул в глаза. – Чтобы девку сильничать, приданое с нее не требуют. У нее все нужное при себе.

– А на старшей Враль не остановится, – продолжил Полоз. – Твои дочки погодки? Младшей, выходит, всего одиннадцать годков? Маловата, конечно, да ничего, Враль справится. Или мы, чем девок портить, их на Черную ярмарку отвезем. Степнякам или этим, из Северных земель, продадим. Они за первую ночь заплатят хорошо. А если Тайным, из Крепостей, продать, так вообще все сможем на золоте жрать до конца своих дней, да еще и детям с внуками на безделье останется. Тайным для их богов девственницы нужны. А где их сейчас наберешься? А тут – сразу четыре. Ты же доченек своих берег, бабок-нянек возле них держал? Так?

– Будьте вы прокляты, – выдохнул купец, и пламя факела заколебалось, задрожало будто от страха, – столько ненависти было в голосе Жлоба. – Чтобы вы свои затылки увидели. Чтобы вы сами себя съели и выблевали. Чтоб вы…

Рык и Полоз его не перебивали. Купец имел право на проклятие. Имел полное право, даже палачи в Северных землях это право признавали и не затыкали пытаемым рты.

– Посылать Враля? – спросил Рык, когда купец замолчал.

– Нет, – ответил купец. – Я скажу. Мои люди княжну похитили.

– Зачем?

– Мне за нее хорошо заплатили, – сказал купец. – Очень хорошо.

– Чешуйками? Или ногтями? Или золотыми змейками? – спросил Полоз.

– Дайте воды попить, – попросил Жмот, а когда ему дали ковш с водой, сделал несколько глотков и закрыл глаза.

– Чем платили?

– Дурь-травой, – не открывая глаз, ответил купец.

– Сколько?

– Малый северный тюк за каждого, – сказал Жмот.

– За каждого? – переспросил Рык.

– Да, за каждого ребенка до пяти лет.

– За девочку?

– Неважно – за девочку, за мальчика. Малый мерный тюк. А на северной границе мне за дурь-траву по весу камни изумрудные бы отвесили.

– Прямо-таки отвесили бы? – не поверил Полоз. – Соврут, небось…

– Не соврали. Я уже дважды это делал. Первый раз – пятеро. Второй – семь. И этот раз семь, – теперь Жлоб говорил спокойно, словно уже принял окончательное решение и ничего больше не боялся. Дурь-трава за этот раз – в мешках с овсом. Не нужно мне было княжескую дочку забирать… Говорили мне – жадность погубит. И не только меня, дочек моих… Только вы их не трогайте. Я все расскажу, все отдам. Даже расскажу, как на мне, мертвом, нажиться. Выкуп за тело возьмите – брат заплатит. Хорошо заплатит. Только… Не говорите только никому, что я вам рассказал. Они меня предупреждали… предупреждали, что дочери расплатятся за мой язык. Доченьки мои…

С княжной у Жлоба получилось глупо: он проезжал мимо гуляния со своими подсобными, когда из толпы вышла нянька с девочкой на руках. Три года – сразу понял. Еще тюк травы. Все получилось быстро и чисто.

Рык посмотрел на Полоза, тот растерянно глянул на вожака.

Это выходило, что они, замерзая в снегу, рискуя ежедневно, добывали по чешуйке и ноготку, а кто-то за один раз, не рискуя почти и не страдая, не ночуя на морозе и не нарываясь на сталь, зарабатывал только на одном похищенном ребенке столько, сколько вся их ватага за год. И то не за каждый.

Сейчас, правда, кусок им достался огромный, жирный и сладкий. Семь тюков дурь-травы. И не простых мерных, а северных, вдвое больших. И есть все – покупатели детей, покупатели травы… Просто нужно еще немного потрудиться.

Хотя и трудиться здесь особо не нужно было: Жмот уже начал говорить и ради дочек скажет все. Абсолютно все. И нет нужды его убивать, можно просто ходить, проверять сказанное им, и если он только попытается обмануть…

Нет, не попытается. Скажет все.

Ватага заорала одновременно в семь глоток, даже Хорек присоединил свой вопль к общему восторгу.

Он не совсем понимал, что именно светит лично ему, но все так радовались, так кричали, что, наверное, дело было стоящее.

Потом он обратил внимание на то, что и Рык, и Полоз сидят спокойно, слишком спокойно, даже не пытаются изобразить восторг. Складка пролегла между бровями у вожака, а это значило, что очень напряжен, что беспокоит его что-то очень сильно.