Игры в вечность (СИ) - Хайрулина Екатерина. Страница 50

– Зачем ты бежал от меня, Дим?

– Аик, ведь ты и тогда была сияющей богиней, дочерью хозяина небес. А кем был я? Дикий, бешеный ветер. Неудачник. Больше чем никто. Разве могла ты снизойти? Разве мог я позволить тебе снизойти? Ты должна была оставаться богиней, равная с равным, не со мной. Я пытался сбежать от этого, от тебя, от себя. Но не мог. Мое прошлое всегда было рядом со мной. Я злился, огрызался, пытался прогнать… Прости, Аик, я часто был груб с тобой, часто говорил всякие гадости… Прости, я обижал тебя… я так хотел убежать… но оставаясь один я боялся даже закрыть глаза, боялся заснуть, потому что в каждом сне была ты.

– Ты жил с этим триста лет?

– Да.

– Дикий мой, бешеный ветер! Глупый ветер! Я наверно единственная здесь такая неправильная, я бежала не от себя, я бежала к тебе. Да, Дим, я бежала к тебе. Ты даже не представляешь, что мне стоило уговорить отца, какие невообразимые доводы я приводила, ведь он отказывался брать меня сюда. Триста лет я бежала к тебе, а ты бежал прочь. С того самого дня, когда я стояла у куста хризантем.

– Триста лет?

– Да.

– Я не верю.

– Не надо. Не верь, просто знай – я люблю тебя, только тебя. Все это время я лишь пыталась забыть…

– Я больше не побегу.

– А я больше не отпущу тебя никуда, мой бешеный ветер. Глупый ветер!

8

– А знаешь, кажется, это я прогнал их, – неуверенно сказал Утнапи. Его глаза блестели.

– Кого?

Эмеш понял не сразу, или может быть понял, но сразу побоялся поверить.

– Бабочек.

– Как это?

Почему-то было все равно, и где-то там, в вышине, плескалось бездонное небо. Он видел… Нет, не правильно! Так не должно быть, не должно быть все равно, ведь это важно!

– Как? – повторил Эмеш, тряхнув головой.

– Ведь это игра, Сар, это наш собственный мир. Мы здесь боги, надо только поверить, – он чуть усмехнулся, грустно так, словно не победил, а проиграл, – но наверно я плохой бог и плохо умею верить. Я умею только знать, и делать что знаю. Верить не умею. Получилось не сразу и не так как хотел, я ведь хотел сжечь их, как вы с Думузи, но не вышло. Тогда я решил их прогнать.

– Но как ты прогнал?

Усмехнулся. Пожалуй, он и сам не до конца понял.

– Сказал: «пошли вон!» и они улетели. Нет, Сар, я не шучу, так и было.

Он был невысоким, светловолосым, и загорелым до черноты. Он выглядел бы почти мальчишкой, если бы не глаза. Ему было больше трехсот лет, и все эти годы он был почти богом. Может быть единственным добрым богом, среди них – богов великих и могучих. Он был… и от этого становилось сильно не по себе.

А еще Утнапи, как никто другой умел играть в игры, хоть его и не хотели сюда брать. Может поэтому и не хотели. Пожалуй единственный, кто всегда помнил – он человек. Или еще Атт… Что же в нем было не так? Ведь именно он должен был стать лучшим! «Я плохо умею верить. Я умею только знать, и делать что знаю».

Да, он всегда видел, что это всего лишь игра, но не мог поверить, что играют они всерьез. Не мог принять игру до конца, сделать ее частью себя, он стоял чуть в стороне, снаружи. Наверное тяжело жить сразу здесь и там? Тяжело, Ут?

Эмеш едва удержался, чтобы не спросить это вслух, подумал, не стал. Вместо этого спросил другое.

– А ты мог бы прогнать их насовсем?

Утнапи покачал головой, устало так, обречено.

– Я пробовал, не выходит. Я плохой бог, слишком человек. Я даже своих бабочек не могу до конца прогнать, они все лезут…

– Своих?

Накатившая волна с разбегу ударила по голове гулким гонгом.

Да, он знал, конечно знал. И еще он знал, как это происходит, слышал. Он видел как это было с рыбаками. Если бабочки дотронутся до тебя, это как вирус… ты сам станешь демоном, оболочкой, куклой. А через несколько дней тебя разорвет на части, ты превратишься в черную стаю, распадешься на тысячи крылышек, поднимаешься в воздух, чтобы найти и коснуться снова. И снова…

А Утнапи значит уже чувствует, как они копошатся внутри, силясь разорвать. Скоро он станет таким же серым чудищем, расплывающимся мутными разводами, как те двое. К горлу подступила тошнота. Лучше даже не думать и не представлять. Не знать. Как же сейчас ему? Сидит, спокойно, смотрит, дышит ровно.

– Убей меня, Сар, я все равно не смогу.

Эмеша аж передернуло, мурашки пробежали по коже.

– Сможешь, – запротестовал он. – Ты прогонишь их, Ут. Ты уже один раз прогнал и сможешь сейчас. Кто, как не ты!

И совсем тихо попросил:

– Ты должен, потому что я никак не смогу.

Казалось, если Утнапи сейчас сможет, то потом у них все будет хорошо, мир не треснет, они смогут его удержать… Утнапи сможет, кто как не он! Он лучший. Он прогнал, и он сделает это снова. Утнапи качает головой.

– Ты сможешь, Сар, это как раз не сложно. Тебе нужно просто смотреть в глаза, даже если страшно. Смотреть и запоминать как это, чтоб в следующий раз уже без колебаний. У вас впереди война.

– Я не хочу, – признался Эмеш.

– Я еще попробую, – пообещал Утнапи.

Он пробовал. Честно пробовал, изо всех сил. И чем больше он пробовал, тем яснее становилось, что ничего из этого не выйдет, даже со стороны было заметно. Уже поздно. Кожа на лице шла серыми пятнами, делая его все больше похожим на демона-рыбака.

– Ут! Держись, пожалуйста! Ты должен! – Лару все пыталась подойти, взять за руку, чем-то помочь. Ведь она – жизнь, ее сила всегда помогала выжить.

– Не надо, Ру, лучше не подходи близко. Я боюсь оно выскочит…

Она зажимала ладонью рот, стараясь не кричать.

Думузи потащил ее устраивать новый дом для керуби. Они вдвоем до самой ночи бегали туда-сюда, суетились, перетаскивали рыбаков в долину Ир, помогали кое-как обустроиться там, объясняли как и что. Дело шло медленно, сил почти не было, устали, вымотались, Думузи еще не вполне отошел от утренней схватки с бабочками, а у Лару просто опускались руки… Но бегали – лучше бегать и валиться с ног от усталости, чем просто сидеть и ждать.

Они были вместе. Хоть у кого-то все хорошо, и Эмеш радовался, смотря на этих двоих. Несмотря ни на что, они нашли самое важное и вернулись, никуда не уходя. И теперь надеялись что-то сделать для других.

Правильно. Хорошо. Конечно, всем было страшно. Думузи-то еще ничего, а Лару, поначалу стояла тут, глядела на Ута, и бессильные слезы ужаса прятались в глазах. Она не плакала, но от одного такого взгляда сердце переворачивается…

Эмеш отворачивался. Интересно, а у него самого какой взгляд? Тоже, небось, не из приятных.

Он сидел рядом с Утнапи, боясь отойти даже не минуту, боясь даже отвернуться невзначай. Ужасно хотелось поговорить, но язык не слушался, не ворочался, словно одеревенел. Поэтому он просто сидел. Утнапи тоже сидел, тоже молчал и слепо глядел по сторонам, словно не замечая.

Кита тихо подошла и села рядом, прижалась, положив голову Утнапи на грудь.

– Все будет хорошо, – шепнула она, нежно погладила его руку, – не надо бояться. Я с тобой.

Утнапи вздрогнул, хотел было прогнать, но не смог, только тихо вздохнул, обнял, крепко прижимая к себе. Даже серые пятна с лица на минуту ушли, словно испугавшись, поверив, что они тут не к чему. Кита смогла прогнать… На минуту…

– Что ты здесь делаешь? Ну-ка пошли! – прикрикнул было на нее Думузи, проходя мимо, но быстро прикусил язык.

– Я никуда не пойду, – сказала она уверенно. – Я его жена.

Не пойдет, хоть что делай. Хоть молниями бей, хоть огнем, все равно не пойдет. Второй раз потерять не сможет.

К ночи Утнапи все же заперли в доме, заткнули все щели – если вдруг взорвется бабочками, то они так просто не вырвутся на свободу. Эмеш сидел рядом, разговаривал через стенку – его словно прорвало, трепался о всякой ерунде, даже не замечая о чем, заставлял Утнапи говорить тоже. Так было проще, казалось, пока он слышит голос – все нормально. Значит Утнапи жив, и его бабочки еще далеко.

Киту в дом не пустили, она сидела рядом, прижавшись к двери щекой. Молчала. За все время не проронила ни слова. Глаза сухие, далекие. Она не будет плакать и не будет кричать.