Побежденные (Дочь Лорда) (СИ) - Ружникова Ольга. Страница 10
Но отец ведь так давно не навещал жену! Что же теперь делать, Творец всепрощающий, что?
Неотвратимый скрежет ржавого замка… Как глупо! Как Леон мог так подставить и себя, и Полину?!
— Леон… — прошептала она едва слышно. Пытаясь высвободить хрупкие руки из его хватки…
Творец милосердный, он же в панике сжал их еще крепче! Не сознавая, что делает. У нее останутся синяки…
Хуже! Отец увидел бы сплетенные руки жены и сына. И подумал невесть что!
Два оборота ключа дали Полине время — на стремительный шаг в сторону. И только. Ни накинуть что-то на себя, ни спрятать Леона она уже не успела.
Не вышло бы и того — будь дверь не захлопнута. Им повезло, что Полина, даже растерявшись при виде Леона, повернула ключ в замке. Сам бы бестолковый влюбленный не догадался…
Роковая дверь распахнулась. И юноша обострившимся зрением приговоренного вдруг заметил на окне тяжелую портьеру.
За ней можно спрятать не одного нежелательного гостя. Если бы он только сразу сообразил!
Глава пятая
Ирия из последних сил мчится по родовому замку. От неведомого, но оттого не менее жуткого чудовища.
За спиной — стремительный грохот тяжелых шагов, скрип половиц, свирепое дыхание…
И мрачные — без единого факела! — коридоры всё никак не кончаются, не кончаются, не кончаются! Где же свет?!..
…Ирия проснулась — тяжело, прерывисто дыша. Словно вынырнула из мутной толщи воды.
…Лет пять назад самая непослушная из девиц Таррент прыгнула с невысокой вроде бы скалы.
Глупую девчонку перевернуло в воде. Ирия тогда запуталась, где дно, где поверхность. А яма была так глубока!
Тогда Ирия чуть не задохнулась — прежде чем вверху забрезжил свет. А спустя невообразимую вечность в пылающее горло хлынул спасительный воздух…
Сёстры спят. Единственная свеча почти догорела. Теперь тускло чадит в серебряном гнезде — потемневшем от времени.
Чадит — и почти не дает света.
Но почему тогда видно свечу, подсвечник и всё прочее? Это Ирии кажется после недавнего кошмара? Или и в самом деле кошачье зрение прорезалось? Леон накаркал…
Девушка облегченно вздохнула, успокоенно-полусонно обвела взглядом комнату… И чуть не заорала в голос.
Что смолчала — не ее заслуга, а внезапно онемевших голосовых связок.
Потому что «накаркал» вовсе не Леон. Ирия с отцом. Когда искали…
Бледное-бледное лицо смутно знакомо по старинному фамильному портрету. Светлые волосы, тёмно-зеленое платье. И сквозь всё это — полустертый узор выцветшего гобелена. А свет идет от мерцающей свечи в призрачной руке…
Ирия стремительно рванулась к теплому серебру подсвечника. Зимним льдом повеяло от мысли, что единственная настоящая свеча вдруг возьмет и погаснет. И тогда призрак дунет на свою и…
Дальнейшее лучше обдумать днем. При очень ярком освещении!
Бесконечный, стремительный миг — вырвать из-под подушки кинжал! Подействует или нет — на месте проверим.
Прикосновение к чуть теплой (сама нагрела, пока спала) рукояти успокаивает. Теперь Ирия в силах защитить себя и сестер. Уж насколько сумеет.
Только бы не проснулись! Или если уж проснется — то одна Иден. Она — спокойнее других.
И тогда Ирия точно уверится, что всё это не мерещится…
Эгоистка! Какой бы спокойной и разумной ни была Иден — лицезрение Призрака Дочери Лорда ей на пользу не пойдет.
— Кто ты? — хрипло выдавила Ирия. Признавая реальность кошмара.
В детстве часами караулила призрак в Западной Башне. Вот и докараулилась. Сам явился. Здесь, конечно, не Башня, но ведь привидение к ней не приковано.
Странно, что платье — не белое, а зловеще-зеленое. Цвета трясины.
Может, при жизни девушке не нравилось слишком светлое? Стань сама Ирия мерцающей тенью на каменной стене — тоже предпочла бы наряд по собственному вкусу. В замке появился бы призрак в черном. Или в черно-багряном. Или в алом.
Увы, незамужней девице положено носить лишь фамильные цвета. Черный, зеленый, серый. Еще можно синий. Но все они, кроме мышиного, так идут Полине…
Портными в замке давно распоряжается мачеха. А у Ирии хватает для скандалов и других причин, чтобы еще из-за тряпок заводиться.
Сдержать истерический смех помог нежданный ответ:
— Я не желаю тебе зла… — Так шуршит осенняя трава под ногой охотника.
— А чего желаешь? — голос повинуется с трудом.
Кстати, хороша Ирия сейчас — растрепанная, полуодетая, зато с оружием в руке! И с подсвечником в другой. Увидишь ночью — саму за призрак примешь. И тень на стене разглядывать поленишься.
Ладно — не жених ведь пришел, чтобы причесываться. Да и женихи всякие бывают. Если вроде Алакла…
— Тебе понравился мой дар? — Шорох обреченных осенних листьев.
— Ты мне что-то дарила?
Завернуться бы по плечи в одеяло — холодом сквозит отовсюду. Увы — руки заняты. Да и свобода движений нужна…
— Сон. Пока ты спала, я тебя поцеловала. Теперь ты будешь видеть сны. Нужные…
Та-а-ак! Значит, привидение к Ирии уже прикасалось… Это не столько пугает, сколько успокаивает. Значит, что хотела Дочь Лорда — уже взяла, правильно?
— Выпьешь — может, выйдет толк, обретешь свое добро. — Шелест осенней листвы, нежный звон колокольчиков, стук переливов весенней капели. — Был волчонок — станет волк, ветер, кровь и серебро…
— Ветер, кровь и серебро? — переспросила Ирия.
Слышала ли она прежде эту странную песню? И где? Почему это кажется важным? Как и многое во сне. В том числе — загадочные, зловещие строки из туманных видений.
— Ветер — за окном, серебро — в твоей руке, а кровь скоро прольется.
— Чья кровь? Что это за песня? — Ирия худо-бедно овладела голосом.
Ветер действительно сегодня взбесился. Никакие ставни не спасают. Сколько деревьев поляжет в лесу за ночь?
Ирия осторожно покосилась на сестренок. Никто вроде еще не визжит? Да, мирно спят.
— Они не проснутся, пока я не уйду. — Дрожит, колеблется свеча. А в светлой зелени платья блеснуло прозрачное золото осени. — Так уж вышло — не крестись — когти золотом ковать. Был котенок — станет рысь, мягко стелет, жестко спать…
— О чём твоя песня? — резко бросила Ирия. Злостью загоняя вглубь остатки страха. — Что ты хочешь сказать? Если есть что — говори прямо. Хочешь помочь — помоги. А то петь и я умею.
— Умеешь, а не поёшь. Глазами в небо смотришь, а стоишь на земле. Любуешься птицами — сама не летаешь.
— Чего ты от меня хочешь? — устало повторила дочь Эдварда Таррента.
— Живи. Дыши. Смейся. Люби.
— Как же «люби» — если он меня не любит? — усмехнулась Ирия.
— Ты меня не слышишь… — грустно качает головой призрак.
— А ты ничего толком и не говоришь. Какая кровь? Хватит уже крови! Кого мне тут любить? Стивена Алакла? Ты смеешься надо мной?
Точно сошла с ума. Ведет тут ночные споры с привидением. Поговорить больше не с кем?
Не с кем! Эйде и так плохо, Иден — маленькая…
— Кровь прольется. Ты увидишь. Этого не изменить.
— Чья кровь?
— Увидишь.
— «Был волчонок — станет волк» — это о ком?
— Может, станет. А может, и нет. Может, умрет волчонком. Не всем волчатам судьба стать волками. Может, он попробует смириться и стать цепной собакой. Может, у него получится. Может, умрет в клетке. Судьба меняется — и пути ее неясны для смертных. Но даже с ней можно поспорить. Нельзя лишь идти против старых законов. И собственных клятв.
— Не припоминаю, чтобы кому-то клялась. — Только Эйде — обещала спасти и защитить. Но это — не дело призраков из папиной Башни. — Но спасибо за предупреждение — впредь буду осмотрительной. Кто волчонок?
— Ты узнаешь…
Во сне не бывает больно! Если это сон… Ирия провела кинжалом по тыльной стороне запястья…
И открыла глаза.
Всё-таки спала. Весь этот бред — во сне!
Откидывая волосы с лица, девушка бросила взгляд на руку.