Время скидок в Аду - Уильямс Тэд. Страница 28

Не поймите меня неправильно: Аваддон был лучше, чем большинство других мест в Аду, но он все равно был чертовски отвратительным. Не знаю, как долго мы перебирались вверх по его уровням, от одного знойного пейзажа цвета детской неожиданности к другому, наблюдая такие невероятные уродства и мучения, что я просто перестал обращать на них внимание. Должно быть, прошла целая неделя прежде, чем пейзаж наконец изменился.

Асфоделевые луга были более просторными, чем Аваддон, возможно, причиной тому был каменный потолок, который казался намного выше, а также здесь было явно не так засушливо и безлюдно. Правда, вместо засухи тут были кипящие болота, которые можно перейти лишь по твердым подпрыгивающим листьям, которые были больше похожи на Венерины мухоловки, [28] чем на кувшинки. Несколько дней ушло на то, чтобы преодолеть эти странные сумрачные болота, прохлюпать по грязи и пробраться сквозь заросли колючих лиан, увернуться от опасных трюков местной флоры и фауны, попадая при этом в осаду жутких жужжащих насекомых размерами с воробья. Прибавляли очарования на Асфоделевых лугах и мерзкие пруды, окруженных телами проклятых, раздувшихся и посиневших, но все еще дергающихся. В Аду нельзя было отравиться ядом, но можно было лишь страдать, страдать и страдать.

Какая жуткая жажда заставила их пить из настолько очевидно небезопасного источника? Я похлопал по фляге, которую Гоб стащил у кого-то еще в Аваддоне. В последний раз мы наполняли ее чистой, но неприятной на вкус водой из ручья на окраине лугов. Сосуд был явно сделан из внутренностей кого-то или чего-то, о чем я даже не хотел думать, но сейчас вода в нем спасала нас от участи, доставшейся кучке этих полутрупов, которые уже начали разлагаться, но никак не могли умереть. Смотря на них, я точно не мог похвастаться хорошим самочувствием, но радовался тому, что не был одним из них.

Боюсь, я начинал понимать Ад.

Плоские листья, по которым мы переступали, казались менее надежной опорой, чем плывущая фанера, не говоря уже о том, что фанера не кусается, но эти растения помогали нам обходить пенистые ядовитые воды. В основном Венерины ловушки не обращали на нас внимания — вряд ли бы они смогли нас переварить, но самые отважные из них решили попытать счастья. Я вытащил Гоба из одной ловушки, которая захлопнулась на его ноге и уже собиралась вонзить в его плоть свои огромные игольчатые зубы. Теперь его нога была покрыта шипящей слизью, брызги которой попали и на меня, обжигая, как кислота. Сойдя с последнего листка на относительно сухую землю, мы тут же повалились в грязь, как водяные буйволы, отчаянно стараясь остановить боль. Понадобилось немало времени, чтобы от нас отстала эта ядовитая слизь, но Гоб не издал ни единого стона. Это поразило меня, ведь кожа на его ноге буквально слезала клочьями. Очевидно, мало кто здесь долго оставался плаксой.

Выбравшись наконец из болот, мы пошли дальше, взбираясь по наклонной стене, усаженной острыми солеными кристаллами, а затем, когда пошел кислотный снег, пробираясь через мертвый лес. Да, в Аду идет снег. Все эти выражения «пока Ад не замерзнет» — полная чушь. В Аду все время идет снег. Просто здесь снег — это не замерзшая вода. Не буду долго вам объяснять, потому что все равно отвратительно, но в Аду я не раз попадал в снежную бурю. Некоторые из них были кислотными, некоторые казались волной замерзшей мочи, а другие, пока мы прорывались сквозь порывы ветра, перерастали в метель из чего-то, что вообще не было жидкостью. Но все они были жгучими.

Еще через пару-тройку привалов пустынные пространства Асфоделевых лугов начали больше соответствовать своему названию: перед нами появлялась темная болотистая пустошь, усеянная бледными цветами. Пока мы хлюпали по ним, спустился туман, который вконец закрыл весь обзор. Во мгле я видел лишь очертания неких прямостоящих существ, но даже если они и заметили нас, то не подали виду. Вместо этого они просто бродили по цветочным полям, срывая серые бутоны и засовывая их в рот. По их щекам струились слезы. Впоследствии из ответов Гоба я сумел понять, что все в Аду в той или иной форме употребляли эти асфодели: их добавляли в хлеб или в лепешки (я попробовал несколько, на вкус они были обычными, слегка горькими, но ничем не запоминающимися). Но те, кто поедал их в сыром виде, снова и снова проходили через грехи всей своей жизни — цветочки вызывали нечто вроде галлюцинации. Хуже всего было то, что чем больше они поглощали и чем глубже погружались в воспоминания о своих самых ужасных ошибках и жестоких поступках, тем сильнее они хотели еще. Я разглядел пару поедателей асфодели с близкого расстояния: у них был остекленевший взгляд, пальцы дергались, как у персонажей наркоманских картин Иеронима Босха.

Было трудно осознавать, что эти существа были счастливчиками по сравнению со многими другими жителями Ада, ведь здесь они нашли для себя относительную свободу, когда вокруг одни рабы вечно трудились на лордов-демонов, а другие подвергались бесконечным пыткам.

Вечность? Это слово застревало у меня в горле. Я понимал, что некоторые из этих людей при жизни были самыми ужасными представителями человечества, убийцами, насильниками, растлителями малолетних. Я точно был бы не против, чтобы они пожили несколько веков адской жизнью, но… навечно? Даже если проклятые помнили, кто они такие и за что они здесь (в отличие от меня и моих ангельских друзей из «Циркуля»), какой смысл несет наказание спустя миллион лет? Многие ли из этих ходячих мертвецов могут вспомнить, что они совершили? А что насчет таких, как Каз, кого заставили совершить преступление? Да, она убила своего мужа, но если кто и заслуживал быть зарезанным, так это он.

Я не мог перестать думать об этом, пока мы пробирались сквозь туманные и топкие луга, мимо ровных рядов покачивающихся мертвенно-бледных цветов. Проклятый мальчишка-балласт шел по моим стопам, как уличный пес, и возможно, наслаждался лучшим приключением за всю свою убогую, несчастную (но все же почти бесконечную) жизнь. Бог — свидетель, я старался отогнать эти ужасные мысли, но они возвращались ко мне снова и снова.

Вечность? Это правда?

Мы начали замечать другие признаки жизни, помимо мрачных и одиноких пожирателей цветов и бесконечного тумана.

Первым признаком цивилизации был едва видный след, по которому шел Гоб и который в конце концов стал более видимым и превратился в дорогу, ведущую через болотистые луга к каменистой почве. Впереди показались и дома, хотя странно употреблять это слово, чтобы описать эти нагромождения из тростника и камня. Возможно, местные обитатели как-то наживались на пожирателях цветов, обкрадывали их или продавали им что-то. Может, они выращивали цветы и переправляли их вверх по ручьям цвета дерьма, которые уже становились привычным зрелищем. Точно я этого не знал, да и мне было все равно, потому что теперь вдалеке я увидел городские стены. Должно быть, мы приближались к Берегу Кокит, [29] и именно здесь начиналась самая трудная часть моего путешествия.

До сих пор мне надо было лишь двигаться вперед и избегать очевидных промахов, но теперь мне придется найти этого парня Рипраша, которому надо было передать любопытное сообщение от Темюэля. Лучше бы сразу отправиться за Каз, но я не посмел оставить задание Мула напоследок: я предчувствовал, что, когда надо будет покидать Ад, делать это придется в спешке. Так что сначала на Рынок грешников, а затем, если я еще буду жив, вперед к Пандемониуму, столице Ада — всего на пару сотен уровней вверх, где демонов и уродцев становится все больше на каждом шагу.

Нам понадобилось почти полдня, чтобы найти брод и перебраться через один из последних притоков Кокит, где в узком перешейке демоны тянули старинную баржу туда-сюда по кипящей реке. Когда у меня не оказалось денег, чтобы оплатить нашу переправу, они предложили продать Гоба, но мы сошлись на маленькой чаше моей крови, которую они добыли, сделав быстрый разрез грязным лезвием. Моя демоническая кровь выглядела темнее, чем человеческая, но, может, мне так показалось из-за освещения.