Время скидок в Аду - Уильямс Тэд. Страница 55

Это было хоть какое-то начало. Я подумал, что если вытяну руку достаточно далеко, несмотря на боль (а боль, видит Бог, была ужасной), то я смогу растрепать конец веревки, которой моя раненая рука была привязана к спинке кровати. Веревка была из толстой кожи, и уже после часа попыток мой коготь затупился, но я обнаружил, что если болезненно извернуться в другую сторону, то получится заточить его о металлический столбик кровати и сделать снова достаточно острым, чтобы продолжить начатое.

Не стоит и говорить, что этот процесс тянулся мучительно медленно, да и шансы на то, что я продержусь так достаточно долго, чтобы одолеть всю веревку, были мизерными — но лучшего плана у меня не было. И леди Цинк, и ее слуга были сумасшедшими. Никто не собирался спасать меня, а с каждым часом я становился все слабее. Какая ирония: Вера подобрала меня, когда я истекал кровью, и выходила меня, но теперь она забирала у меня нечто жизненно важное, хотя я даже не был уверен, что именно. Я говорю не только о ценных жидкостях моего тела: казалось, она выпивает все мое существо и с каждым разом осушает меня все сильнее.

Как-то ночью Громила Белль снова затягивала веревки на моей здоровой руке — я был настолько слаб, что ноги мне уже не связывали — когда вдруг я не выдержал и спросил: почему они с Верой так ненавидят мужчин?

Вера забрала из меня так много, что Белль уже почти перестала избивать меня и теперь посмотрела с искренним изумлением.

— Ненавидим мужчин? Это лишь доказывает, что ты ничего не понял. Лично для меня мужчины даже не стоят того, чтобы их ненавидеть. Они лишь средство достижения цели, вот и все. Все мои мужья, парни, жильцы, все они приносили мне деньги. И они не были нужны мне живыми, чтобы тратить их со мной — в действительности я даже не хотела об этом спорить, так что я расправлялась с ними. Если бы я могла привлекать женщин — богатых женщин, то так бы и сделала. Я и так убила парочку. Но миледи, она другая. Она любит. Любит так сильно, что не может удержаться.

— И показывает это чертовски забавным способом.

Белль покачала головой, ее огромная челюсть выдвинулась вперед от раздражения.

— Это идеальный способ проявить чувства. Она словно бабочка. Живет ради любви и умирает ради любви.

— Сейчас умирает точно не она.

Бель заворчала, затем протянула руку и лениво ударила меня, от чего я потерял пару зубов.

— Ты ничего не понимаешь. Тебе известно, почему ее зовут леди Цинк?

От удара у меня все еще звенело в ушах. Но я собрался с силами и покачал головой.

— В прежней жизни, в Бухаресте, она была богатой женщиной. У нее было много любовников. Но этих мужчин никогда больше не видели. Она совершила лишь одну ошибку — пустила в свою постель местного банкира. Когда он исчез, его жена подняла шумиху. Полиция обследовала дом Веры и нашла в ее подвале три десятка цинковых гробов: в каждом было окошко, через которое было видно лицо трупа, а все гробы были расставлены так, будто это джентльмены, которые пришли на вечеринку. Вера спускалась к ним, присаживалась на стул и разговаривала с ними, смотрела на своих любимых неверных мужчин. Она не могла позволить себе потерять их, так что, когда она чувствовала, что их интерес к ней остывает, она подсыпала им яд, от чего их тела тоже остывали. Ее любовь слишком сильна, понимаешь? Слишком сильна. Это было прекрасно.

Белль положила свою огромную жесткую руку мне на голову и приложила меня об спинку кровати так, что мои мозги врезались в череп изнутри.

— Она предложила тебе такую любовь, но в ответ ты лишь плюнул ей в лицо. Ты не станешь одним из ее бессмертных, как те мужчины.

На этом она меня оставила. Я провел еще одну ночь в отчаянной и болезненной борьбе, пытаясь прорвать прочную кожаную веревку на моем запястье. Цинковые гробы. Штук тридцать или даже больше. Вот какова была любовь Веры. Я был на очереди, но явно не собирался попасть в один из этих серых металлических ящиков.

Я потерял счет ночам, по которым Вера посещала и осушала меня. Я даже не волновался о веревках, потому что в паху все так зудело и кололо, что я бы расчесал себя до костей, будь мои руки свободны. От меня оставалось не так уж много — она выпила меня почти до дна. Я уже перестал мечтать о Каз, находясь лишь в двух видах полузабытья — в одном из них меня ждала обжигающая боль и затем опустошение, в другом же меня окутывала слабость, из которой я все реже вырывался, чтобы перерезать когтем толстую кожаную веревку. Наступит час, и Вера отведает меня до дна, возьмет все остатки, и это будет конец. Белль уже предупредила; что после этого я отправлюсь в печь, потому что она не хотела, чтобы хозяйка горевала над моими останками.

Да, я больше не предавался мечтам о Каз, но все же немного мечтал — это были те нездоровые фантазии, которые являются в бреду лихорадки; они кажутся запутанными, но на самом деле ничего не значат. Именно поэтому той ночью я не сразу понял, что уже не сплю, что нечто наклонилось надо мной, положив руки мне на грудь.

Я был так слаб, что какое-то время просто смотрел на него в свете единственной свечи, освещавшей комнату. С одной стороны, до этого момента мне не удавалось рассмотреть лицо существа, склонившегося надо мной с таким же голодным взглядом, как у Веры; с другой же, я знал это лицо лучше, чем свое собственное — серая сморщенная плоть, отвисшая нижняя челюсть, крошечные зубы и сверкающие, как у акулы, глаза. «Улыбающийся убийца».

— Оно искало тебя, — его голос напоминал скрипучий шепот. — Оно искало так долго, Бобби-Плохой ангел. Теперь оно нашло.

Костлявое существо забралось на меня и с мрачным видом стало тыкать мне в лицо печально знакомым четырехгранным лезвием; каждый удар причинял боль, словно неумелый укол. Убийственное создание как-то изменилось, его кожа потемнела, тело истощилось, а мускулы выпирали еще сильнее.

— Что… что тебе нужно? — Я перенес свой вес на другую сторону, готовый применить всю силу, чтобы оборвать обтрепанную веревку. Не думаю, что она уже могла порваться, но выбора у меня не было. Мои движения взбесили «убийцу». Он прислонил лезвие к моему верхнему веку. Я замер. Капля крови появилась на моих ресницах и скатилась по глазу, но я не посмел моргнуть.

— Что тебе нужно?

Должно быть, мой голос был полон страха, потому что я действительно боялся. Я практически исчерпал всю свою веру — веру в Бога, если угодно, — а теперь ситуация стала еще серьезнее.

— Что ему нужно? — «Улыбающийся убийца» издал потрескивающий звук, будто гремучая змея. — Ему нужно перо. Долго шел за пером. Скажи, где перо, иначе оно заберет глаз плохого ангела к себе в карман и сердце плохого, злого ангела на обед, — его изуродованный рот внезапно растянулся, показывая ухмылку. — У плохого ангела самое мягкое мясо. Плохие ангелы всегда такие вкусные.

Глава 26

БЕССМЕРТНЫЕ

Даже будучи свободным и вооруженным, я едва спасся после встреч с этим проклятым убийцей, но сейчас я был привязан к кровати и обессилен после бесконечных атак леди Цинк. Мне ничего не оставалось, кроме как тянуть время.

— Зачем тебе перо? — спросил я, чертовски хорошо зная, что оно нужно его господину — Элигору. — В смысле, тут его у меня нет. Я бы не смог его отдать тебе, даже если бы захотел. Оно на Земле. Ты же понимаешь, что я имею в виду? Земля, реальный мир?

«Улыбающийся убийца» лишь еще сильнее прижал лезвие к моему веку. Клянусь, я чувствовал, как оно касается роговицы глаза. А это нехорошо.

— Перо, — сказал он. — Отдай.

— У меня его нет! — Интересно, он слишком глупый или покалеченный, чтобы понять? Моя и так шаткая вера в возможность компромисса начала угасать, но тут я медленно согнул ноги в коленях и прижал к телу. — Но я могу достать перо, если ты поможешь мне выбраться отсюда…

Он наклонился еще ниже. Его дыхание… Не хочу даже вспоминать. Хищное. Болезненное. Могильное.

— Нужно перо, — прошептал он. — Сейчас.