Темные времена (СИ) - Виноградова Мария Владимировна "Laurewen". Страница 58

Исэйас побледнел и с удвоенным энтузиазмом зашкрябал пальцами по щеке, на которой уже начинал появляться легкий юношеский пушок.

– Сначала кровь стынет в жилах, – сверкнул белоснежными клыками, как в улыбке, баггейн, – а потом голова шерстью обрастает, и хвост проклевывается.

Послушник понял, что над ним подшучивают, сердито запыхтел, измысливая страшную месть, закинул сумку на лошадь, сел в седло и замер, нахохленный, как мокрый воробей.

Особой разницы между землями, принадлежащими людям, и территорией фейри послушник так и не заметил. Все то же небо, серое, затянутое тучами, все тот же мелкий моросящий дождь и мокрая трава по пояс. Было немного теплее, чем по ту сторону Границы, да не было сильного ветра, пробирающего до костей и приносящего львиную долю неудобств.

На ночлег они остановились удивительно рано – небо только‑только начало темнеть, а Хес уже спешился на небольшой уютной полянке, окруженной со всей сторон невысокими изящными деревьями с густой серебристой листвой, издающей едва слышный мелодичный перезвон, словно легкий ветерок перебирал туго натянутые струны невидимой арфы.

Охотник выглядел измученным. Не стал дожидаться, когда Исэйас разведет костер, просто сел на снятый с Силеста чепрак, прислонился к теплому боку оборотня, который удобно устроился рядом, и почти мгновенно заснул. Ролло замер, дышал ровно, спокойно и почти не двигался, оберегая покой друга. Замерзший рыжий парнишка досадливо хлюпнул носом, развел костер, ощущая, как внутри ворочается непонятная, и оттого скрежещущая по душе обида – он видел, как оборотень относится к Хесу, видел, что тот готов голову сложить за друга. Точно так же, как и охотник, что пойдет на что угодно, лишь бы оградить баггейна от неприятностей. Кроме тех, конечно, в которые сам его и втягивал. Себя же мальчишка чувствовал брошенным, ненужным, словно полупустой, дырявый дорожный мешок: вроде и пользы‑то уже никакой, только мешается, а выбросить жалко. Откуда‑то, из самой глубины сознания предательской скользкой лентой сочились холодные струйки старательно подавляемых воспоминаний – смердящая смерть на порогах домов, черная чума, уносящая сотни и сотни жизней, пылающий городок, которым недрогнувшей рукой пожертвовали из принципа меньшего зла. Вот только для тех его жителей, что смогли пережить смертельную болезнь, выжили в многодневном кошмаре, это не стало избавлением или благом.

Костер давал больше дыма, чем тепла, и Исэйас закутался в одеяло, стараясь не смотреть на уснувшего Хеса и прикрывшего ему ноги хвостом, как плащом, Ролло. В своей способности сейчас провалиться в забытье послушник сильно сомневался, но дрема накатила быстро и неожиданно, и парнишка забылся тревожным, чутким сном, всем своим существом ощущая напряжение, разлитое в воздухе.

Вокруг него трещал и рвался вверх жадный до чужих жизней обжигающий огонь, а твердь под ногами содрогалась в мучительных конвульсиях, раскрывала темные пасти трещин и разъяренно извергала клубы пара, от которого лопалась не выдерживающая жара кожа, а глаза слепли в единое мгновение. Тени существ мелькали стремительными росчерками, и кровь, яркая, алая, капала с оскаленных клыков.

Казалось, еще мгновение – и он увидит знакомые лица, искаженные болью и отчаянием, узнает, поймет, что же привело к их к такому концу…

Проснулся он от тихих голосов и утер выступившую на лбу испарину – он был благодарен неосторожно повысившему голос Ролло за свое пробуждение от кошмара. Хес все так же опирался на бок оборотня спиной, но баггейн, повернув к нему лобастую голову, положил ее на лапы и внимательно смотрел на мужчину немигающими хищными глазами.

– Я даже предположить не могу, – в голосе охотника звучала такая усталость, что Исэйас невольно поежился. – Я проверил его с ног до головы, Ролло. Он точно человек. Я даже не чую в нем склонностей к чародейству.

– А он не может быть полукровкой? – неразборчиво пробормотал оборотень.

Послушник замер, внимательно прислушиваясь.

– Исключено, – едва заметно покачал головой Хес. – Будь в нем хоть толика волшебной крови, это стало бы ясно сразу. Его человеческая природа не вызывает во мне никаких сомнений.

– И что ты думаешь об этом? – Ролло зевнул и с клацаньем захлопнул пасть.

– Та сущность в Цитадели, – задумчиво протянул охотник, и Исэйас сразу же вспомнил чернильную тень за спиной архиепископа. – Она не смогла или просто не захотела причинить ему вреда, равно как и Твари на Тропе – существа были озадачены, столкнувшись с мальчишкой нос к носу, и даже не сразу сообразили, как им действовать дальше.

– Одержимый? – удивленно уточнил баггейн. – Как тот же архиепископ? Помниться, того существа, что напало на нас тогда, мы так и не смогли заметить. Но ведь ведет он себя как обычно.

Хес кивнул.

– Иной такого уровня не чета привычным нам духам безумия – кваррам. Я понятия не имею, как он действует, но если уж безмозглые низшие фейри, вселяющиеся в людей, могут успешно скрываться от охотников, то что стоит такому существу, как та Тварь, затаиться?

– Неправда! – Исэйас вскочил на ноги и сжал кулаки. – Я и только я отвечаю за свои поступки, и уж точно никакой Иной не сможет засесть у меня в голове!

Охотник с легкой улыбкой посмотрел на встрепанного мальчишку и чуть склонил голову набок, словно силился что‑то разглядеть.

– Тебе говорили, что подслушивать нехорошо? – невозмутимо поинтересовался Хес.

– Говорили, – буркнул, остывая, послушник. – Но я все равно буду!

– Тогда не обижайся, когда кто‑нибудь оттяпает тебе нос за излишнее любопытство, – заметил охотник и прикрыл глаза. – Успокойся и ложись спать, Исэйас. Я тебя ни в чем не обвиняю, а всего лишь хочу разобраться в том, что происходит, чтобы в бою меня не ударили в спину.

Мужчина говорил тихо, уверенно и устало, без раздражения недогадливостью своего ученика, и послушник внезапно успокоился: охотник действительно переживал за него. Мальчишка шмыгнул носом и улегся обратно, ощущая, как предательски защипало глаза. Повернулся на спину и уставился в едва видное между густыми кронами деревьев небо.

Оно было высоким и прозрачным, усыпанным звездами, как просыпанной солью – дождь закончился, тучи разошлись, и теперь небосвод радостно и загадочно подмигивал крохотными светящимися точками путешественникам. На его фоне темный силуэт, подсвеченный отблесками костра, казался изображенным талантливым художником: серо‑рыжие перья, жесткие, игольчатые; загнутый острый клюв; немигающие зеленые глаза и длинные стальные когти, которыми незваный гость цеплялся за толстую ветку прямо над тем местом, где застыл на своей лежанке Исэйас.

– Э‑э… Хес? – не поворачивая головы, жалобно позвал парнишка, надеясь, что охотник не сочтет его беспокойство очередной блажью.

– Чего тебе? – отозвались с другой стороны костра.

– Эта птица на меня очень нехорошо смотрит, – доверительно сообщил Исэйас и накрылся с головой.

– А комары тебе спать не мешают? – поинтересовался Ролло и поднял мохнатую голову. – Или, может, мизинец правой ноги чешется?

К его удивлению, Хес отнесся к словам мальчишки крайне серьезно. Сразу же поднялся, намотал плащ на руку и быстро подошел к замершему под одеялом пареньку. Вскинул голову вверх и едва слышно засвистел. Птица, прежде даже не удостоившая внимания то, что происходило внизу, склонила голову, мгновение неподвижно всматривалась в охотника, а после тяжело взмахнула крыльями и опустилась на подставленную руку. Выпущенные когти насквозь пропороли сложенную в несколько слоев плотную ткань, и Исэйас, выглядывающий из‑под одеяла, боязливо поежился.

– Это страга, – пояснил Хес и вернулся к Ролло, осторожно удерживая пернатое существо. – Птица‑разведчик фейри. Они отличаются высокой устойчивостью к различным чарам, могут спокойно видеть сквозь иллюзию, вне зависимости от того, насколько сильный чародей создавал ее, а их оперение не пробьет ни одна стрела.

Оборотень мрачно посмотрел на гостью и едва удержался от животного желания клацнуть зубами, а перья выплюнуть потом. Страга вернула ему не менее красноречивый взгляд, далекий от дружелюбного.