Жестокие цинковые мелодии - Кук Глен Чарльз. Страница 30

Я решил было, что он нарочно несет чепуху. Однако, похоже, он не шутил.

Именно так. Этот Барат Альгарда весь состоит из контрастов.

— Он здоров. И уродлив. Не вижу контраста. — Если бы он лаял, как собака, и кусался, как собака, я говорил бы ему «Фу!». Даже если бы он при этом играл на скрипке.

Я в жизни еще не видел, чтобы в одном теле так уживалось два человека.

Что ж, в этом, возможно, что-то и есть. Все мы в той или иной степени двулики, а Старые Кости заглянул под множество масок. Тем не менее он развлекался, заставляя меня выклянчивать подробности.

— А немного поконкретнее нельзя?

Его и без того чрезмерное эго раздулось, как жаба в брачный сезон.

Барат Альгарда, выражаясь на твоем жаргоне, зациклен на одном предмете. Не намеренно, а в силу обстоятельств. Обстоятельства порой заставляют нас делать такой выбор, от которого мы в иной ситуации отвернулись бы.

Что-то во всем этом таилось, только что…

Он служит Бегущей По Ветру, Потоку Яростного Света.

— Это что-то новенькое.

С целью поддержания вселенского равновесия сообщу, что и она о тебе ничего не слышала. И, что еще печальнее, обо мне тоже. Пока. Все еще, возможно, изменится.

Мне снова показалось, что ему немного не по себе, хотя тон его не менялся.

Бегущая По Ветру недавно стала такой. И молода для своего положения. К тому же такие, как она, редкость на Холме. И еще: он ее отец.

— Опаньки! Погоди-ка секундочку, Весельчак.

Ты впервые понял все верно. Это необычная семья. Он не злобный человек. И не дурак. Он любит своих детей. И он готов на все, чтобы не дать их в обиду.

— Даже ломиться в мою дверь почти заполночь? Чтобы защитить их от того, кто о них и слыхом не слыхивал?

И это тоже, а если бы ему удалось справиться с дверью, он не пожалел бы сил, чтобы причинить тебе телесный ущерб. Все это довольно сложно. Некоторые связи отсутствуют либо недоступны.

— Ты говорил про детей во множественном числе. Поскольку о Потоке Яростного Света, или как там ее, я не слышал, значит, дело в ком-то другом. Я что, встречался уже с кем-либо из семьи Альгарда? — Я давно перестал удивляться тому, что мне хотят начистить ряшку люди, о которых я никогда не слышал.

Он думает о ком-то по имени Кивенс. Только пробиться к этим мыслям трудно.

— Но ты ведь прорвешься, правда?

У него имеется защита. Вряд ли она выстроена с целью закрыться от меня. Поэтому да, пробьюсь.

Что ж, сильно сказано. Решительно. Он о себе высокого мнения. Но надо признать, горькая правда заключается в том, что мнение это обоснованно.

Ты начинаешь умнеть. Не прошло и ста лет.

Я не стал высказываться вслух. Впрочем, это мало чего меняло.

— Расскажи-ка мне про этого Бобика с двумя парнями в одном трупе.

Он хочет, чтобы ты оставил его дочь в покое.

Если бы Старые Кости не умер триста лет назад, он наверняка повалился бы и колотил по полу лапищами в досаде на мою непроходимую тупость.

— Мне все-таки хотелось бы понять, в чем здесь дело.

Мне и впрямь очень и очень хотелось узнать причину этого ночного налета.

Бегущая По Ветру желает защитить сына, который на самом деле дочь, которую она всегда выдавала за сына.

— И как ты все это выяснил? — Чем больше он объяснял, тем меньше я понимал. Правда, честно говоря, он и сам, казалось, изрядно озадачен.

Бегущей По Ветру не удалось ввести в заблуждение отца.

— Э… — вообще-то всякие странности встречаются то и дело. А при моем роде занятий эти странности становятся почти что нормой.

Но, пожалуй, нет ничего более странного, чем простые люди.

Да, это странно. В особенности для стороннего наблюдателя.

Барату Альгарде известно, что у его дочери имеется дочь, а не сын, как она пытается утверждать. Подробности мне пока недоступны — защита у этого человека первоклассная. Она активна. Чем настойчивее я пытаюсь сквозь нее пробиться, тем тверже становится оболочка его мыслей. В общем, насколько я могу судить, ребенок Бегущей По Ветру входит в состав Клики, а твоя работа на строительстве «Мира» поставила этих детей под угрозу со стороны общественности, Гвардии и в особенности со стороны тех хищников с Холма, которым хотелось бы покомандовать гигантскими жуками. А еще больше — той магией, что требуется для их создания.

На то, чтобы совладать со своими органами речи, мне понадобилось время.

— Мне приходилось встречаться с вампирами и зомби, — произнес я наконец. — С единорогами-людоедами. Со сбрендившими богами. И еще сильнее сбрендившими монахами. Добавь к этому несколько полков профессиональных убийц и не менее профессиональных психов. Черт, я ведь почти все время борюсь за выживание в обществе Тинни Тейт и Белинды Контагью. Но что происходит здесь — не понимаю. Какая-то совсем уже дикость.

Все семьи со стороны кажутся странными. Однако одна черта объединяет даже самые дикие и неестественные семьи — всепоглощающее стремление оградить потомство от неприятностей. Возможно, в этом случае реакция родителя чрезмерна. Однако мотивации я прочесть пока не в состоянии.

Мысль эта прозвучала у меня в голове как-то удивленно и, я бы сказал, раздосадованно. Большая часть живых существ — все равно что открытая книга. Тайны свои они могут сохранить, только держась подальше от тех, кто их читает.

Я покосился на Барата Альгарду. Тот сидел огромным, одеревеневшим подобием зомби.

Любящий отец. Громила. Готовый крушить всех и вся ради своего ребенка. Ну, или внука — слишком странного даже по меркам компании Кипа Проуза.

— Чего-то тут, Старые Кости, не сходится. Черт, было же у меня ощущение, что вся эта нехитрая история обернется чем-то на редкость темным. — И то правда, до Альгарды я уже начинал видеть просвет. Огромные жуки — всего лишь…

Эти насекомые пожирали людей, Гаррет. Ничего простого в этом нет. И я делился с тобой предчувствием того, что темнота сгущается. Однако определить ее природу я не могу. И если она и существует в сознании у этого человека, она слишком тщательно спрятана или замаскирована, чтобы я при всех моих способностях смог ее уловить.

Должно быть, это здорово уязвляло его самолюбие. Признавать свое поражение — не в его привычке.

Надо признать, дураками мы чувствовали себя оба. У нас имелось практически все, чтобы определить характер угрозы, но увидеть это мы не могли. Даже опытный детектив не в состоянии видеть того, что считает невозможным. Да и Покойник в этом случае оказался слеп.

В деле оказались замешаны магия и заклинатель. Отсюда следовало, что все должно вращаться вокруг этой магии.

Что ж, магия так магия. Правда, я достаточно набил уже синяков, вслепую колотясь башкой о стену.

— Ладно. С чего начнем? Чего вообще хотел здесь этот Альгарда?

Это мы уже определили. Он хотел, чтобы ты перестал вмешиваться в дела Клики. И намеревался добиться этого любыми средствами. Потому что этого желает Бегущая По Ветру.

— Но зачем? — Вздор какой-то. — Я не вижу тут никакого смысла. — Впрочем, жизненный опыт показывал, что вздор и бессмыслица — обычные явления. Во всяком случае, в моей жизни.

Я не могу выявить этого и соотнести с тобой в доступных тебе понятиях. Этот человек живет во вселенной, определяемой порожденными его же сознанием законами, и как следствие, перекрывает любые лазейки, по которым я пытаюсь просочиться через его защиту.

— Он что, сумасшедший?

— Нет. Но он живет в собственной реальности, по собственным нормам. Мы все так живем, однако у него это выражено сильнее, чем даже у тебя.

Альгарда тем временем приходил в себя. Похоже, иголку из него вынули.

— Я понял. Грустно это все. Вместо того чтобы заниматься воспитанием ребенка, он пытается расправиться с теми, кому поведение этого ребенка не нравится. Родное дитятя не может совершить ничего плохого.