Жестокие цинковые мелодии - Кук Глен Чарльз. Страница 52

— А на вид просто лоботряс.

— Конечно. Только на самом деле он шпионит на Маренго Англичанина и всю ту братию.

Тарп, Воробей, Краб и пара других повнимательнее присмотрелись к Долгоносику. И не поверили мне.

— Всю власть расе господ, — заявил я им и повернулся к пленному: — Ты, Долгоносик, даже не представляешь себе, в какое дерьмо вляпался. Так что выход у тебя сейчас только один. Рассказать все как на духу.

Долгоносик уставился в мостовую, издавая негромкие хнычущие звуки. Словами, правда, они не сопровождались.

— Так что ты здесь делаешь? Я жду ответа. Если ты готов облегчить душу, я не отдам тебя Камнегрудому — вон тому. А будешь упорствовать, попрошу этих парней выколотить из тебя силой. А потом все равно сдам Камнегрудому. Он тебя стащит в Аль-Хар — ты ведь, не сомневаюсь, еще числишься в списке тех, за поимку которых директор Релвей назначил награду.

Долгоносик разом изобразил готовность к сотрудничеству. Если бы в пантеоне здешних богов имелась богиня Сотрудничества, Долгоносика наверняка изобразили бы в виде котенка, мурлыкавшего у нее на коленях, и масло бы не таяло у него во рту.

— Тут слух прошел, — сказал он, — что здесь вроде как нелюдей на работе используют. — Он с опаской покосился на Камнегрудого.

— Слух? И от кого же ты это слышал?

Долгоносик Гитто — не законченный предатель. Но он реалист и прагматик. Он прекрасно понимал, что рано или поздно выложит все. Рано или поздно, но выложит. Поэтому не в его интересах было заставлять нас причинять ему боль в ожидании неизбежного.

— От пары строителей здешних. У нас, понимаете ли, ячейка партийная в паре кварталов отсюда. Вот они туда и передали. Что вроде как обижены на своего десятника. А я как раз ничего не делал. Вот секретарь районный и послал меня проверить, как здесь все на самом деле. Я как раз искал информаторов, когда эти ребята меня сцапали.

— И что это за информаторы?

Долгоносик неловко переминался с ноги на ногу. Сдача конкретных имен вряд ли добавила бы ему популярности.

Впрочем, он решил, что шести секунд молчания для приличия более чем достаточно.

— Миндра Меркель и Бемби Ферденс.

— Бемби? — поперхнулся Плоскомордый. — Правда? Ты это серьезно?

— Лютер! — махнул я рукой, подзывая десятника. Тот ошивался поблизости, пытаясь подслушать разговор. — Бемби Ферденс и Миндра Меркель, — сказал я ему. — Передай им, чтобы собирали инструменты и отправлялись домой. Они здесь больше не работают.

Это почему-то вывело его из себя.

— Какого хрена? Что это вы здесь себе позволяете? Вы не имеете права увольнять моих людей. Они на вас не работают. Они работают на… вау!

Плоскомордый небрежно коснулся его рукой. Есть у Плоскомордого такой талант: извлекать нечленораздельные звуки из тех, кто не склонен сотрудничать.

— Хватит. Мне кажется, он нас понял. Лютер, этих людей больше нет. Проследите за этим. Долгоносик, передай своему боссу, пусть не лезет в чужие дела. Ваша шайка уже сталкивалась раз с Максом Вейдером. Тогда вы отделались легким испугом — Макс пожалел кое-кого из своих знакомых. Такого больше не повторится, понял? С учетом нынешнего политического климата, а?

На самом-то деле погода не отличалась постоянством, однако ответственные лица и — что особенно важно — шеф тайной полиции поощряли народную неприязнь к движению за права человека. Более того, они и — что особенно важно — шеф тайной полиции испытывали особое удовлетворение, когда в руки к ним попадали свидетельства недостойного поведения означенных борцов за права человека.

Долгоносик повесил голову, продолжая нечленораздельно хныкать и поскуливать. Я развернул его спиной к театру и шлепнул по мягкому месту.

— Брысь отсюда. И надеюсь, в этой жизни я тебя больше не увижу.

— Зря ты это сказал, Гаррет! — заметил Тарп, выждав полминуты. — Теперь ему могут прийти в голову мысли, которые прежде не приходили.

— Он не мыслитель. И посмотри-ка вон туда. Этого человека Долгоносик наверняка знает. И знает, что нас с ним связывают особые отношения.

В дальнем конце улицы показалось несколько фигур: Морли Дотс, Пудель, Сардж и какой-то незнакомый мне тип. В сторону «Мира» они даже не смотрели. Морли оживленно беседовал о чем-то с незнакомцем, Сардж с Пуделем, похоже, откровенно скучали.

— Надо же! — пробормотал я. — Этот сукин сын подыскивает место для ресторана.

— Чего?

— А? Ну да… Просто не привык, чтобы кто-либо так буквально следовал моему совету.

— Это такая редкость?

— В данном случае — да.

Пудель заметил, что я смотрю в их сторону, и что-то сказал. Морли оглянулся, блеснул своими острыми зубами и вернулся к своему занятию.

Чуть ближе Камнегрудый со товарищи начали настилать кровлю на казарме.

55

Тварь под домом, должно быть, икнула. Или рыгнула. Или еще что. Волна ударила по нервам всем без исключения. Я охнул. Остальные тоже издали разнообразные звуки.

Строители высыпали на улицу, как крысы из горящего дома. С дюжину, не меньше. На противоположной стороне улицы Морли и его компания тоже остановились и повернулись посмотреть.

Летучие ящерицы сорвались с крыши и, неуклюже хлопая крыльями, с недовольными криками полетели прочь. Жуки тоже полезли из всех своих укромных мест. Числом их поубавилось, зато таких крупных я еще не видывал.

— Черт, — пробормотал Плоскомордый. — Хорошо, что они не начали делать пауков. Терпеть не могу пауков!

Я беспокойно оглядывался в ожидании, когда кто-нибудь обвинит меня в том, что мы вот-вот окажемся по пояс в тарантулах размером с цепного пса.

Однако обошлось без пауков. Наверное, Плоскомордый Тарп на хорошем счету у богов.

Видите ли, боги такие: любят одних из нас больше, чем других. Совершеннейшие психи. Главное, привязанности их совершенно непредсказуемы.

Волна, ударившая по нервам, прошла.

Несколько рабочих отказались возвращаться в здание.

— Не хотят — не надо, Лютер, — сказал я десятнику. — Все добровольно, в том числе и увольнение — а это оно самое и будет.

Я обратил внимание на то, что те из бригады Камнегрудого, в которых больше проявлялась кровь других рас, слабее других отреагировали на этот психический шок. Некоторые вообще не отреагировали — по крайней мере внешне.

Лютер переговорил со своим воинством. Вид у тех был угрюмый, бунтарский. Я направился к их группе. Плоскомордый зашагал за мной. Так, на всякий случай.

— Прежде чем вы, ребята, примете решение, которое может изменить остаток всей вашей жизни, — обратился я к ним, — ответьте мне на один вопрос. Кто-либо из вас получил повреждения от того, что там происходит? Ты? Ты? А ты? Нет? А кого-нибудь еще получившего повреждения вы знаете? Нет? Выходит, драпаете вы всего лишь от собственного воображения. От вашего собственного чувства вины. Так?

Все слова до последнего, что я произнес, были правдой. И те, кто меня слушал, понимали это.

Но все равно страх не оставлял их.

Наверное, это заложено в человеческой натуре — преклонять колена перед сверхъестественной силой, какой бы невероятной она ни представлялась. Или каким бы странным это ни казалось чужакам или атеистам.

— Ну и что дальше? Искать новую работу? Или закусить губу и продолжать здесь? Что до меня, я занят тем, как бы прекратить всю эту потустороннюю катавасию.

Одиночек, которым не надо было кормить семью, я выделил из общего числа без труда: они долго думали, прежде чем стиснули зубы и побрели обратно в дом.

56

— А вот и Торнада идет, — сообщил Тарп.

Обремененный опытом целого столетия разочарований, в которых эта женщина играла существенную роль, я обернулся в ожидании новой охапки проблем.

Ну…

Торнада тащила на буксире семейство гномов. Мамашу с папашей, сына-подростка и дочку чуть помладше. Отличавшихся друг от друга только потому, что слегка цивилизовались.