Волчье Семя (СИ) - Рагимов Михаил Олегович. Страница 17

Коготь странно посмотрел на напарника:

— Ладно, посмотрим.

Он скользнул вперед, подкрался к двери и скрылся внутри дома. Снова появился на пороге и подал знак.

Внутри было… Плохо было внутри. Неровный земляной пол, на котором валялся всевозможный мусор: обломки камней и гнилых деревящек, полуистлевшие от старости тряпки, окаменевшее дерьмо, а запах, витавший под щелястой крышей, однозначно намекал, что не только окаменевшее… Да еще старое кострище посередине.

— Ну как хаза? — спросил Коготь.

Медвежонок только крутил головой, не понимая, как здесь можно жить.

Страшно довольный произведенным эффектом, Коготь прошел к дальней стене, уперся в нее ногой и двумя руками, для чего пришлось принять на удивление неудобную позу, и толкнул. Часть пола уехала в сторону, открывая ведущую вниз лестницу.

Вслед за товарищем Отто спустился вниз. Люк закрылся, и Коготь зачиркал кресалом. Неяркий колеблющийся свет лучины выхватывал только стены уходящего в глубину хода.

— Пошли, — скомандовал Коготь, меняя лучину на факел из лежащей рядом стопки, завернутой в промасленную холстину, — а то света не напасешься. Тут идти и идти!

Длинный тоннель вывел в самую настоящую комнату. Здесь было небогато, но чисто. Прямо на полу лежала пара тюфяков со сложенными на них одеялами. В одном углу высился слегка кособокий шкаф без дверок, а в другом гордым королем возвышался огромный дубовый стол, сильно обшарпанный, но зато щеголявший фигурными резными ножками и большой тумбой с ящиками. Пейзаж дополняла пара больших чурбаков возле стола. В шкафу висели две шерстяные куртки. И больше — ничего!

— Это грот называется! — Коготь воткнул лучину в стену и плюхнулся на один из тюфяков. — Вот тут мы и живем.

— Кто «мы»? — спросил Отто.

— Ты и я.

— А-а-а… — глубокомысленно произнес Медвежонок. — А это ты пещеру выкопал?

— Ты что! — мальчишка расхохотался. — Мне такое слабо! Тут Грец со сворой жил. От него осталось. Даже не жил, они сюда от облав уходили. Все на дно ложатся, а Грец — ниже.

— А сейчас он где?

— Нарвались они. Суфлер шавкой оказался, вот и сдал в солдаты. А свора была — отморозок на отморозке, решили легавых на перья посадить. Ну те их хвостами и посекли! Один Грец ушел. А я неподалеку нарезал, помог дошкандыбать. Вот он меня сюда и привел. Точнее, я его, — Коготь помолчал немного. — Только не помогло это Грецу. Тут он копыта и отбросил. А хаза за мной осталась, — обвел комнатушку взглядом. — Только рамсю я, не Грец тут юмал. Он сачок был конкретный, да и не местный. А это давно построили. Тут еще один лаз имеется. На выход.

Отто устроился на чурбачке. Снова огляделся.

— Так ты здесь один жил?

— Не, — Коготь махнул рукой. — Я больше по общим малинам шлялся. Ночь в одном месте перекантуюсь, следующую в другом. Если не появлюсь где, пусть все считают, что я у других. А сюда только если залечь надо. И когда с Белкой работали, здесь ночевали. Девке, если она не шмара, на общей обретаться стремно. Даже малолетке. Слишком много всяких уродов попадается!

Медвежонок замотал головой.

— Белка — это кто?

Коготь резко сел на тюфяке.

— Девчонка одна. Скорешились мы с ней… — Коготь замялся. — Ну вот ты мне брат?

— Брат! — подтвердил Медвежонок.

— Во! А она сестрой была!

— Старшей?

— Да не… — паренек махнул рукой. — Равной. Хотя она и постарше на год.

— А сейчас она где? — заинтересовался Отто.

— На киче, — вздохнул Коготь. — Ячмень у одной лахудры подрезала, а за ней пара амбалов перло. Белку и повязали. Теперь дело шьют!

Он вдруг подобрался.

— Хорош балаболить! Работать пора!

— В смысле? — удивился Медвежонок.

— А прямом! Чтобы хавку купить — капуста нужна. А ее только заработать можно!

— Так у нас же есть деньги!

Коготь скептически посмотрел на «брата»:

— Если мы тратить будем, а работать — нет, каждая шестерка поймет, что мы фарт словили. Мигом настучат. Тут шавок всяких — полгорода. А так — поди, разбери, на запасе мы сидим, или с дела кормимся. Так что не сачкуй, братан, пошли точки изучать!

Клифт — куртка или рубаха.

Шкеры — штаны.

Шузы — обувь.

В масть — Здесь: соответственно положению. Слово имеет и другие смыслы.

Разблочить — раздеть.

Аларм — тревога

Чистые (шмутки) — не краденые (вещи).

Форс имею — при деньгах

Линьковые — фальшивые. Свежак — фальшивомонетчик

Белки — деньги, не замешанные в преступлении (тут Коготь бессовестно врет). Беговые — украденные (а вот тут говорит правду).

Барыга — скупщик краденого. Некраденым тоже торгует.

Лепила — врач, лекарь.

Кича — тюрьма

Свора — шайка, ватага.

Суфлер — наводчик.

Шавка — доносчик, предатель.

Сдать в солдаты — арестовать по доносу. Или написать донос, приведший к аресту.

Нарезать — искать жертву для преступления.

Рамсить — думать, размыщлять.

Юмать — работать.

Шмара — девушка легкого поведения

Амбал — телохранитель

Глава 13

«Летящий Херувим» оказался не самым плохим трактиром в Допхельме. Большой зал с массивными столами и лавками, сосновыми, конечно, но мореными под благородный валашский дуб, несколько уютных закутков, отделенных друг от друга и от зала дощатыми перегородками все из той же, вездесущей сосны.

Стены, ведущие из закутков в зал — пониже. Сидящий, если вдруг будет желание не только брюхо набить, но и по сторонам поглазеть, может видеть большинство прочих посетителей «Нажратого ангела», то есть, конечно же, «Летящего Херувима»! В закутках — по столу с лавками. Напротив входа столов нет. Зато есть длинная стойка. На ней громоздятся бочки. И трактирщик, возвышающийся за перегородкой. С доброй улыбкой на устах и тяжелой дубинкой под руками. Гости-то, всякие бывают! Как говаривал своему заместителю, легендарный византский полководец Чапаяни: «Есть нюанс, Петруччио!»

Под высоким, локтей семь, потолком зала подвешен пяток тележных колес, с парой дюжин свеч на каждой. В закутках свои подсвечники, но большинство предпочитает полумрак. К тому же, немного света попадает сквозь узкие окна, что выглядят словно бойницы. Даже легкомысленные занавеси, с вышитыми цветами не спасают от мысли, будто строители подумывали о том, что трактиру предстоит долгая осада…

По залу порхали от одного стола к другому подавальщицы в одинаковых серых платьях с сиреневыми фартучками, успевая и разносить пищу, и отвечать на шутки гостей. А то и оказывать услуги другого рода.

Народу в трактире оказалось немало. Трое купцов степенно ужинали в закутке слева от двери. Еще несколько столов занимали бюргеры, судя по всему, справа от входа расположилась компания табунщиков, похоже, что кроатов, занесенных в такую даль, не иначе, как чихом их верховного бога Вука.

За большим столом в центре зала гуляла группа ягеров, уже начинавших переносить свое внимание с пива и еды на что-либо более интересное. Во всяком случае, здоровенный рыжий громила, не отрываясь от кружки в правой руке, левой пристраивал на коленях светленькую подавальщицу, одновременно, что-то рассказывая. Та не сопротивлялась, но и помогать не спешила. Лишь улыбалась рыжему ягеру, временами вставляя в его пьяные байки восторженные охи.

Ридица с усмешкой оглядела зал, негромко пробормотала на салеве: «Культура, Нечистому ее в задницу!», не забыв добавить еще пару эпитетов из репертуара сестры Бригитты, и неторопливо проследовала в сторону хозяина.

Трактирщик, широкоплечий бородач трех с половиной локтей роста, приветливо улыбнулся. Улыбка на иссеченном многочисленными шрамами лице смотрелась довольно устрашающе. Впрочем, оба глаза у Кривого Ганса присутствовали, только левый озирал мир из толстого багрового рубца, выныривающего из густой шевелюры и исчезающего в не менее густой бороде.

— Чего угодно святой сестре? — флегматично спросил хозяин, одним глазом взирая на Ридицу, а вторым бдительно посматривая в сторону подвыпивших ягеров.