Охранитель - Мартьянов Андрей Леонидович. Страница 43

Дорога пропустила Михаила Овернского, Рауля Ознара и неразговорчивого Жака беспрепятственно.

* * *

— Deus Domine, benedictus sis tu, — преподобный помотал головой, словно просыпающийся пес и осенил лоб крестным знамением. — Не может быть! Где мы?

— В лесу, — упавшим голосом сказал мэтр, тоже не поверивший своим глазам. — Кто бы мог подумать! Матерь Божья, это всё по–настоящему!

— Магия? — повернулся к Раулю брат Михаил. — Отвечайте же!

— Н–нет… Наверное! Не знаю! — мэтр начал тихо паниковать. — Я ничего не понял!

Лес. Очень старый. Колоссальные темные стволы, переплетение ветвей в вышине, никакого подлеска — только корявые дубы–гиганты и более стройные буки. Листьев на деревьях нет, что объяснимо: кругом подтаивающий снег, сугробы с почерневшими гребнями, ледяные потеки на бугристой коре. Гулкая тишина, нарушаемая резкими вскрикиваниями одинокой сойки — чжзэ,чжзэ…

— Спокойствие, — внушительным басом сказал Жак. Насупил густые темные брови, глянул в небеса, послюнявив палец поймал ветерок, ковырнул носком сапога наст на снегу. — Мы где–то недалеко…

— Недалеко? — зачарованно переспросил Рауль. — Примерно там, где Юлий Цезарь брал Алезию?.. Во времени и пространстве?

— Помолчите, мэтр, — жестко оборвал парижанина брат Михаил. — Жак знает, что говорит.

— Угол возвышения солнца, — продолжил верный слуга его преподобия. — Мы очутились в подвале Сен–Вааста в начале часа Первого, после восхода. Видите, лучи пробиваются из–за деревьев? Ранее утро, светило отстоит от горизонта на полную ладонь и два пальца. Ветер ночью дул с полуночного заката, septentrionem occidentem [26], направление поутру не менялось — легкий привкус морской соли. Время года одинаковое. Только… Свет какой–то другой, что ли? И пахнет иначе.

— Очень хорошо, — кивнул инквизитор. — Полностью подтверждает мои собственные наблюдения. Предположительно Аррас рядом, на западе. В двух милях, в двадцати или в двухстах, вот вопрос… Мессир Ознар, отчего у вас на лице похоронное выражение и мировая скорбь? Доказано — по Дорогам атребатов можно пройти, не смотря на то, что природа этого явления нам неизвестна!

— Пуща Дуэ, — угрюмо сказал Рауль, сопоставив выкладки Жака и брата Михаила. — Больше негде. Помните слова прево Саварика Летгарда? О чем–то проснувшемся в лесах? Звенья одной цепи.

— Вы поразительно догадливы, — легко согласился преподобный. — Убежден, Жанин Фаст показала вам Дороги неспроста, правда не объяснив в чем их истинное предназначение — думается, ведьма на нашей стороне. Посмотрите внимательно на поляну. У меня возникает чувство, что нечто весьма похожее мы видели совсем недавно…

— Божий круг, — мэтр и мгновения не раздумывал. — Галлы поклонялись звероподобным духам: Церуннос–олень, Эпона–лошадь, бараноголовая змея. Основа их культа — обожествление природы, в том числе и деревьев.

— Цитируете заметки Плиния Старшего на память? — согласно прикрыл глаза брат Михаил. — Анималистические тотемы это прекрасно, но друидами практиковались человеческие жертвоприношения, ритуальный каннибализм и прочие неисчислимые мерзости. Не удивлен, что дебри Дуэ и в наши просвещенные времена жители Артуа считают «дурным местом»…

Прогалина была обширна — шагов в пятьдесят длиной и тридцать в ширину. Создавалось впечатление, что деревья–титаны окружавшие поляну некогда были высажены человеком — равные промежутки между стволами, выверенный овал, некоторые ветви подрезаны еще когда дубки не достигли столь библейских размеров. Тысячу лет назад или даже полторы тысячи!

А вот искусственные дополнения к священным древам позднейшие: вбитые в кору металлические крюки, потемневшие и невзрачные, но ржавчиной не покрытые. Отлиты из серебра, что само по себе необычно. На крюках — человеческие головы, черепа. Темно–коричневые, очень старые, а с ними и относительно недавние, с сохранившимися лоскутьями высохшей кожи и сбившимися в колтуны волосами. На первый взгляд числом в полсотни или чуть поболее.

— Мне это нравится всё меньше и меньше, — сказал Михаил Овернский исследовав один из страшненьких артефактов, висевший на высоте роста человека. Не побрезговал поскрести ногтем покрытую тонкой ледяной коркой скулу на черепе. — Ему не больше года, понимаете? Человека убили, — видимо, принесли в жертву, — прошлой осенью. Гниение плоти остановилось с морозами, сохранность великолепная. Получается, у нас под носом орудует секта язычников?

— Секта? — переспросил Рауль. — Кажется, это понятие применимо лишь к впавшим в ересь христианам.

— Именно к христианам. Именно впавшим в ересь, — четко выговаривая каждое слово ответил преподобный. — Напомните, когда Ремигий крестил Хлодвига Меровея, первого короля франков? Правильно: в четыреста девяносто шестом году от Рождества. Сейчас — тысяча триста сорок восьмой. Никто не убедит меня в том, что адепты искорененного столетия назад язычества могли уцелеть и пронести свое сатанинское учение через неполные девять веков!

— Вывод: это был неизвестный нам магический ритуал, а вовсе не акт поклонения древним галльским божествам! — воскликнул мэтр. — Не ересь, ваше преподобие! Колдовство!

— Bravissimo, как говорят в Италии, — удовлетворенно кивнул инквизитор. — У вас хороший потенциал, мессир — если так и дальше пойдет, смело принимайте постриг, а протекцию в Sanctum Officium я вам обеспечу, из вас получится блестящий следователь Трибунала. Шучу, шучу, не надувайте губы… Suum cuique [27], как справедливо указал Марк Туллий Цицерон в трактате «О природе богов». Не зря мы здесь оказались, мессир Оз…

— Тихо! — поднял руку Жак, невежливо перебив брата Михаила. — Слышите?

Рауль, державший правую руку на эфесе клинка вдруг ощутил, как меч сам по себе подтолкнул его в ладонь. По предплечью прокатилась теплая волна, однозначно расцененная как магическое воздействие.

Что за чудеса? Самый обычный меч, выкованный в Реймсе известным мастером–оружейником прошлого столетия Робером Флери! Отец и дед Рауля никогда и единого намека не давали, что на старинный клинок наложены чары! В любом случае этот факт обнаружился бы давным–давно, едва у Ознара–младшего в ранней юности проявились немалые способности к волшебству!

— Замрите, — на лице Жака, и так не блещущем очарованием, появилось угрюмо–зверское выражение. Примерно так же он выглядел, когда англичане захватили замок Вермель и Жак был готов вместе со своей комитивой броситься на людей графа Арунделла не обращая внимания на огромное численное превосходство данников короля Эдуарда. — Тут кто–то есть…

Цок–цок. Стучат подковы по камню — между дубов рощи друидов лежит множество плоских валунов, скрытых тонким покровом хрупкого снега. Лошадь идет шагом, неторопливо, уверенно. Пофыркивает, когда всадник слегка натягивает поводья, направляя.

Надоедливая сойка умолкла.

Цок–цок.

— Dei Domine, Maria Virgina, — ахнул преподобный. — Мы, вроде бы, именно его искали?..

На противоположную сторону поляны выехал здоровенный статный конь, по виду — потомок фландрийских тяжеловозов и кастильской породы, вобравший все достоинства предков: неимоверно широкая грудь при высокой холке, масть отливающая синевой воронова крыла. Упряжь простая, без украшений. Черные кожаные шоры на глазах.

…Меч Рауля Ознара опять проявил несвойственные холодному оружию качества — почудилось, будто клинок самостоятельно выскочил из ножен, оказавшись в руке.

Под перчаткой мэтра слабо светился закрепленный на оплетывающем гарду ремешке металлический значок похожий на букву иудейского алфавита «алеф» — от него и накатывали импульсы неизвестной магии!

Всадник был под стать коню — человек могучего сложения, высокий и широкоплечий. Доспехи черненые — поверх кольчуги широкий горжет на груди, архаичный шлем–топфхельм закрывающий полукруглой маской лицо. Такие рыцарские шлемы вышли из употребления знатью еще со времен крестового похода короля Людовика IX Святого. Кольчужные чулки. Наручи с серебряными насечками. Роскошный плащ не черный, как показалось изначально, а темно–пурпурный, цвета ночного моря.