Охранитель - Мартьянов Андрей Леонидович. Страница 66

— Мне было видение, — торопливо сказал Рауль, вспоминая. — Цезарь, Тит Лабиен и Коммий… Вот где взаимосвязь! Четверо, но не пятеро! Галлия! Дева Пресвятая, все святые, апостолы и отцы Церкви — это же Таранис!

— Ну наконец–то, — снисходительно усмехнулся брат Михаил. — Таранис, языческое божество галлов, громовержец и psychopompe , проводник душ! Тот, кто переправляет мертвых в мир иной! Оказывается, он для нашего мира чужак! В языческие времена запросто вылезал из Червоточин, принимал жертвы, подпитывался их energia и уходил обратно! Атребаты и беловаки знали о нем, могли умилостивить! Потом знания потерялись, наступила христианская эра, о божестве забыли! Мессир Смерть был определенно недоволен — Пурпурный король забирал наше . Земное.

— Рsychopompe, — обалдело повторил барон де Фременкур. — Погодите, молчите! Рауль, ни слова — одна ваша фраза снизит IQ целого графства наполовину!

— Что снизит? — не выдержал мэтр.

— Человеческая душа, как доказано, имеет энергетическую и volnovuyu природу, — скороговоркой тараторил мессир де Партене, мешая французские слова с выражениями пришедшими из необозримого далека. — Таранис эту энергию после человеческой смерти забирает и akkumuliruet — цели нам не ясны, он же с другой планеты! Из сопредельного мира, если вам так понятнее! Бродячие мертвецы? Ликантропы? Массовые помешательства? Да от него же fonit! Распространяются эманации, выплескиваются волны, миазмы!

— Сумел разобрать ровно половину ваших речений, но судя по горячности, с которой вы их произнесли — правда найдена?

— Ну да! Да! Еще как найдена! — взвыл барон де Фременкур. — Доказательство чужой разумной жизни, способной взаимодействовать с человечеством в той или иной форме! Энергетический паразитизм? Вряд ли, Таранис являлся богом галлов веками, народ процветал и преумножался! Значит, что–то забирая для себя, они — а Таранис наверняка не один! — способны делиться с нами!.. Чем? Эти законченные кретины, Гонилон, де Лангр и присные, сумели открыть Дорогу и позвать забытого Тараниса к нам, обратно! Но не дали ему ничего — не знали, что дать! А он брал, что находил! Не понимая, плохо это или хорошо для нас!

— Знали, — прошелестел Серенький, связанный по руками и ногам. Гийома Пертюи сицилийцы оставили в дальнем углу, при этом не спуская с пленника глаз. — Человечьи души. Замок Вермель. Те девятеро.

— Вероятно, я ошибся дважды и трижды, — скривился преподобный. — Этого аспекта предусмотрено не было. Значит, жертвоприношения — не преступная глупость де Лангра и не выдуманный тамплиерами ритуал… Что ж, пусть так. На–конь, мессиры! Навестим Тараниса в его собственном логове! Пускай я и предпочел бы остаться в нашем — безопаснее.

— Всё шутите, — буркнул Рауль.

— А вы предлагаете рыдать, мэтр?! На–конь, мессиры! В лес Дуэ! Туда, где истинная дорога к Таранису!

Арриго ди Джессо подвел к Раулю гнедого Инцитатуса — вот надо же, коняга уцелел в этом вселенском катаклизме, а внимательные и исполнительные братья–миряне не позабыли, о любимце мэтра.

Гийома Пертюи отправили в двуколку — итальянское новшество, колеса поставлены на ressort, особые пружины смягчающие ход. Присматривать на Сереньким доверили девице Жанин Фаст — не поедет же она верхом? Дамского седла в запасе нет.

Солнце так и не показалось из–за низких облаков. Цепочка всадников и следовавшая за ними двухколесная повозка, запряженная метисом фландрийского тяжеловоза и кастильца вышли на Камбрайский тракт — пустынный, благодаря подтаивающему снегу сизо–серый с густо–изумрудными купами ельников.

* * *

Такие встречи всегда случаются на перекрестках. Перекресток — символ разветвления и схождения, соединения неких отдаленных друг от друга областей. Символ всеобщей связи всего и вся, вечности, вытекающей из одного сосуда и вливающегося в иной. Крест — знак мира христианского, католического, существующего вопреки всем горестям и бедствиям.

Поедешь прямо — окажешься в Дуэ, затерянном среди диких лесов городке. Направо будет Камбрэ, княжество–епископство Священной Империи. По левую руку будет Сент–Омер, Бетюн и затем бушующее побережье Английского пролива. Главное не повернуть назад — в умирающий Аррас.

— Тише, тише аллюр! — Жак первым углядел неладное: кавалькада спускалась по холму вниз, к соединению дорог, отмеченному установленным еще при Филиппе–Августе гранитным крестом. — Шагом! Преподобный, глядите–ка! Нас встречают!

— Почему я их вижу? — брат Михаил перекрестился. — Невидимое видимо!.. Рауль?

У мэтра дыхание перехватило — верно! Со стороны Камбрэ медленно приближался Khlôros — Конь Бледный, с наездником в седле: знакомый изжелта–зеленоватый плащ цвета разложения, нечеловечески длинные руки с костистыми пальцами, сжимающие поводья. Наброшенный капюшон, скрывающий лицо.

Всадник Четвертой печати. Смерть.

От Дуэ подходил второй — Пурпурный король. Могучий конь, фиолетово–черная мантия, корона о девяти зубцах. Позади, полумесяцем, следуют чудовищные звери — не псы, не волки, похожее, но что–то другое .

Третий. С севера, там где находилась гавань Кале. Скакун ярко–ярко рыжий, почти красный. Всадник необычайно красив — золотые волосы, алый плащ, гордая стать. Обнаженный меч в руке.

— Барон, вы их тоже видите? — очень быстро спросил преподобный. — Каждого?

— Д–да, — чуть заикнувшись сказал Жан де Партене. — Я могу поверить в Тараниса, существо пришедшее к нам оттуда , но… Эти?

— Тот лиловый, в короне, — Инурри потрогал Рауля за сжатые на узде пальцы, пытаясь привлечь внимание, — чужак. Txar! Убей его! Он хуже нерожденного! Мы помним таких, у нашего народа долгая память!

— Отходим на галопе, — хрипло сказал Жак. Танкред, Арриго и Ролло обнажили мечи с серебрением. — Эти твари нам не по зубам, ваше преподобие!

— Молчи, — приказал брат Михаил. — Уберите оружие. Нечисти, порожденной адом, здесь нет. Разве что Пурпурный король, но если это и дитя преисподней — то не нашей! Они хотели встретиться? Я готов. Мессиры, позвольте мне сделать это одному. Это мой крест.

— До конца так до конца, и будь что будет! — рыкнул барон де Фременкур. — Я же себе никогда не прощу, если… Если не узнаю!

— Будь что будет! — неожиданно подхватил Рауль Ознар. — Я не могу остаться в стороне!

— Тайны? Знание? Желание прикоснуться к неведомому? — усмехнулся брат Михаил. — Но потом не жалуйтесь, что прикоснулись к тому, о чем смертному человеку лучше не знать. Жак! Вы остаетесь здесь! Что бы ни произошло, не вмешиваться! Я почему–то уверен, что вас они не тронут. Вы для таких важных персон не более, чем пыль на дороге.

И пришпорил коня.

* * *

Пурпурный король, Таранис, галльский бог, чинно стоял в стороне — понимал, что он тут не хозяин. Всадник Бледный и Всадник Рыжий неторопливо совещались, нимало не стесняясь подъехавших к ним людей.

— Мессир Смерть, — учтиво говорил Рыжий, — Сейчас кругом твоя власть. Что решишь?

— Решаю не я, мессир Война, — донеслось из–под капюшона Бледного. — Я лишь исполняю Его Волю. Равно как и ты. Смертные сами решат. Было бы что предложить?

— Предложи им, брат.

— Ты, — Смерть без раздумий вытянул длиннющую руку, указывая на брата Михаила, — Ты, обвиняющий прочих в преступном желании знаний, и сам тайно их алчущий! Чего хочешь?

— Познания истины, — твердо сказал преподобный. — Истины божественной. Незамутненной дьявольскими искажениями.

— Пусть будет так, — кивнул Смерть и обратил кромешную тьму, клубившуюся под капюшоном к Раулю: — Чего желаешь ты, книжник?

— Молчи, молчи! — шикнул Инурри, прятавшийся под плащом мэтра. — Нельзя с ним говорить!

— Ничего, — без раздумий ответил Рауль Ознар. — Просить что либо у Смерти?

— Ты сказал, — ответил Бледный. — А ты, барон… Фременкур? Или как мне тебя называть? Я еще не знаю твоего имени, поскольку ты не рожден. Но просить ты вправе — исполню, когда появишься на свет.

— Удачи, например, — после короткой паузы и безусловно оторопело сказал Жан де Партене. — Я не знаю. Я просто не знаю кто вы такие!