Отдел странных явлений: Обмануть Богов - Котенко А. А.. Страница 18

Оружие становилось все более совершенным. Когда в древности или в средние века Геракл мог пойти в бой практически в рукопашную, в двадцатом веке с появлением сложной техники и страшного оружия, он все чаще боялся не вернуться в тихую деревушку, где ждала его мама, обвешавшая все стены в доме наградами любимого сына.

Эта блажь стукнула в голову матери в середине сороковых, когда подобным увлеклись ее односельчанки. У них сыновья часто не возвращались с войны. Не было ни одной женщины в деревне, к которой бы однажды не постучалось горе. Муж, сын, брат… хотя бы кто-нибудь да погиб. А Геракл писал с фронта, словно людские пули боялись и облетали его стороной, а мины отказывались взрываться под его ногами.

Герой кривил душой. Ночами он залечивал многочисленные раны, лежа в ямах, куда скидывали трупы. Ему не требовался медсанбат, он мог и сам извлечь пулю из тела. Благодаря быстрому заживлению ран, он уже через два часа был как новенький и мог смело идти в бой. Когда люди корчились от боли, получив пулю в кисть руки, их сослуживец за неделю мог получить три ранения в живот, и спустя некоторое время чудесно исцелиться. Приходилось врать, только странным россказням о припасенном за пазухой вине никто не верил. В полку начали медленно расползаться слухи, будто на герое все зарастает как на кошке.

Взорвись мина под ногой у Геракла, примени враг химическое оружие, и легендарный герой прошлого пополнил бы скорбные списки Великой Отечественной. Акимова бы получила тот страшный документ, который имелся уже в домах ее односельчан. Но волею участвующих в войнах богов, высшие, помогавшие людям на поле битвы, не получали смертельных ран.

Вьетнам. Пламя этой войны разгорелось против воли Афины и Тешуба. Не была к тому причастна и неотразимая Сехмет, еще в начале века связавшаяся с Хатиманом и переехавшая в Токио. Астарта воротила нос, когда читала новости с поля боя. Люди научились сами вторгаться в чужие судьбы. Только Геракл, который жил вдали от цивилизации, а из газет делал пакеты для семечек и шляпы, спасающие от зноя, не знал об этом. Когда весть о войне все же докатилась в тихую деревушку, он собрал вещи и отправился в Юго-Восточную Азию.

Мать чувствовала, что этот раз — какой-то особенный, но не могла сказать, откуда взялись эти предчувствия. Она не хотела отпускать сына, но тот настоял. Елена знала, что если ему и удастся вернуться с этой войны, он станет совсем другим.

Людская химия сделала свое дело. И сын обожествленной Алкмены немного двинулся умом. Да, он, как и прежде, помогал старушкам по хозяйству, бороновал, сеял и косил, но темными безлунными ночами он садился на свой трактор и ехал по окрестностям в поисках подвигов, повод для которых никак не находился. Спасение незадачливых пешеходов из-под колес явно не вписывалось в послужной список героя.

И так продолжалось больше тридцати лет, пока однажды почтальон не принес в дом телеграмму от доктора Асклифенко…

Проснувшись, Юля обнаружила себя в уютной комнатушке с маленьким окном, занавешенным белой ситцевой простыней. Девочка подскочила от удивления, схватилась за голову, пытаясь вспомнить, что с ней произошло и как она могла здесь оказаться. Она убежала из дома, встретила на берегу Ваню, затем их похитили оборотни. В том, что три верзилы принадлежали к нечистой силе, девочка не сомневалась. Оскаленная пасть водительского товарища надолго засела у нее в памяти. Потом она рассказывала Ване о плане побега. И опять ее сморил сон.

Такое часто случалось с Юлей после катастрофы. У нее было сильное сотрясение мозга, и долгих три месяца девочку изредка мучили головные боли. Врачи прописали ей чудодейственные таблетки, только они остались в санатории.

— Мама, — прошептала Юля, зажмурившись от боли, — если бы ты забрала меня с собой.

— Опять ты ноешь? — звонкий голос Вани, словно лезвие, прошелся по ее больной душе, а в висках стучала кровь.

Девочка медленно развернулась, чтобы посмотреть на мальчугана, сидящего на кровати напротив. Угрюмый, он разглядывал скромное убранство комнаты, и ничего не говорил. Юля даже сперва не заметила его.

— Нас похитили, привезли в какой-то дом, нам надо спасаться, пока оборотни не пришли за нами.

— И что предлагаешь? Забаррикадироваться как в кино 'Один дома' и никого не пускать? — Юля отвернулась к стенке, с которой на нее с плаката улыбался Виктор Цой.

У девочки не возникло ни одной идеи. Да и ее новоприобретенный друг заявил, что фильма не видел, и никаких идей по побегу у него не возникло. Зато ему очень хотелось услышать пересказ кино от Юли.

А девочка и рада стараться. Если больше нечего делать, а остальные собеседники — враги, почему бы не рассказать бедному белорусскому школьнику о смешном кино. Вдруг да настроение поднимет. Тем более, фильм с Макалем Калкиным в главной роли девочка очень любила. Она и не заметила, как за разговором боль начала медленно отступать, пока и вовсе не исчезла.

Ваня, затаив дыхание, не пропускал ни единого слова, только изредка посмеивался над глупостью воров, штурмовавших дом.

— Слушай, Юлька! — воодушевившись, сказал он. — Помнишь, ты рассказывала, когда мы ехали в машине, план побега! А давай инсценируем похитителям…

Но он не договорил, потому что в комнату вошла высокая женщина, чем-то похожая на славных хозяюшек с иллюстраций народных сказок. Она принесла детям кувшин молока и уселась за стол у окна. Юля с Ваней недоверчиво посмотрели на нее, но ничего друг другу не сказали даже на мысленном уровне. Стоило заикнуться о побеге, как надзирателя приставили. Это девочка с мальчиком могли прочитать по серьезному взгляду вошедшей.

— Вы меня боитесь, — ее мягкий голос нарушил тишину. — А зря… Мой сын спас вас из лап бандитов.

Детишки переглянулись.

'Я не понимаю, почему мы тогда уснули? — бросила мысленно Юля. Но Ваня лишь подернул плечами. Ничего не ясно. Оба ребенка уставились на женщину, молчаливо требуя разъяснений.

— Меня зовут Елена Эдуардовна, и я уже не помню, сколько лет я живу тут, в заброшенной деревне Марьино, среди гор и сосновых лесов, — точно, сказочный персонаж, и говорит странно, словно перед камерой ей велено изложить всю свою историю, причем, выдуманную. — Муж мой бросил меня сразу после рождения Ираклия. Он ушел в горы, и больше не вернулся. Может, его порезали коварные горцы или растерзали хищники. Лучше я буду думать, что он погиб, а не бросил нас.

Далее, воодушевленная рассказом, женщина принялась нахваливать своего сына. У каждой матери сын — Геракл и совершает такие подвиги, которыми она гордится. Нудные перечисления всех достижений Ираклия детям оказались скучны, и они клевали носом.

Юле снилось, что она бежит прочь из домика в Марьино, что она большая, словно великан, и горы ей нипочем, а когда она оказывается у моря, она опять становится маленькой и идет в санаторий за ручку с Ваней. 'Папа, это мой муж! — с гордостью говорит девочка. Рассказывает, что Ваня помог ей бежать от оборотней. Как — интересуется папа, и вдруг Юлю словно прорвало, и она начала говорить то, чего не видела своими глазами.

Наперерез джипу и Мерседесу выезжает грязный синий трактор. Оттуда появляется этакий персонаж русских сказок, светловолосый, синеглазый, с густой бородой, только в отличие от Ильи Муромца да Добрыни Никитича — в белоснежной китайской футболке и протертых джинсах. Высокому мускулистому человеку не понадобилось даже оружие, чтобы справиться с волками без особого труда. Он с мастерством супергероя из боевика свернул шеи всем троим. А потом заглянул в джип, где на заднем сиденье, посапывая, спали дети. Мужчина пожал плечами, вытащил девочку с мальчиком и увез их на тракторе в родную деревню, бросив напоследок: 'Проклятье, чуть не опоздал'.

Не простой крестьянин этот Ираклий! Но девочка во сне не успела понять смысла нападения на джип. А к месту происшествия подоспела милиция. Юля уже не видела себя, спящую в кабине трактора. Ее душа словно стояла на высокой горе и наблюдала, как три человека в серой форме с погонами записывали что-то в своих планшетках, обводили мелом тела задушенных оборотней и внимательно разглядывали оставленные иномарки. Но то, что было дальше, заставило девочку вскрикнуть.