Атака неудачника - Стерхов Андрей. Страница 70

Однако не вышло у Неудачника ничего, не прокатила его злостная инсинуация. Лишь немногие, буквально единицы ему поверили, основная же масса посвящённых на это мерзостное враньё не повелась. Да и созданная по изучению данного вопроса комиссия Большого совета (хлебом чиновников не корми, дай какой-нибудь вопрос рассмотреть) причастность драконов к созданию Вещи доказать не сумела. И в принципе не могла доказать. Не возможно доказать недоказуемое.

Сокрушительное поражение (натура есть натура) не отвратило Неудачника от грязных делишек. И двух лет не прошло, как взялся он слух распускать, что мы, драконы, собираемся присвоить Вещь Без Названия. Утверждал на голубом глазу, что вот-вот мы вытащим все части Вещи из тайников, соберём воедино и, проведя Ритуал Ренессанса, установим свою власть над миром людей. Что просто спим и видим, как ловко провернуть этот свой коварный план. И вновь его бредни никто всерьёз не воспринял. Проверки внеплановые однако устроили и заставили тем самым нас, Хранителей, изрядно понервничать. И хотя всё обошлось, и даже принесены были официальные извинения, теперь при упоминании одного только имени Неудачника в душе у любого из нас поднимается волна негодования.

— Крепись, чувак, — похлопал я расстроенного Ашгарра по плечу. — И утешься тем, что он по жизни неудачник.

— И давно тебя насчёт этого парня озарило? — поинтересовался поэт.

— Только что. На пролёте между первым и вторым. Снизошло, понимаешь ли, такое вот откровение.

— Думаешь, это продолжение прошлогодней истории?

— Думаю, да.

Рассеяно покивав, Ашгарр сунул бутылку с соком в морозильник. Вот же как загрузился капитально. Получив отрезвляющий подзатыльник, очнулся, исправил ошибку, после чего спросил:

— Как думаешь, почему из двухсот шестидесяти пяти именно наш Тайник выбран для Атаки?

— Да чёрт его знает, — пожал я плечами. — А какая, собственно, разница?

— Для космоса — никакой. Для нас — существенная. Хочется надеяться, что данный Тайник выбран не потому, что агрессор посчитал местного Хранителя слабаком.

— Хочется — надейся.

— Куратору нужно сообщить, — напомнил Ашгарр.

— Нужно, — согласился я, однако тут же и оговорился: — Но пока, пожалуй, с докладом повременим.

— Но ведь положено.

— Мало ли что положено. Много чего положено. С ума можно сойти, сколько всего положено. Просто офигеть сколько всего. Столько, что всего и не исполнишь. Так что — повременим. Чуток. Ну а уж потом доложим. Обязательно. Всенепременно. Так доложим, что никому мало не покажется.

— Чего-то я, Хонгль, не понимаю тебя, — признался Ашгарр. — Какой смысл тянуть? Ведь дело так может обернуться, что поддержка понадобиться. Ты сам подумай.

— Поддержка? — Я ухмыльнулся. — Поддержка — это хорошо. Поддержка — это здорово. Плохо то, что, получив поддержку, свяжем себя по рукам и ногам. Однозначно лишимся гибкости манёвра. Не знаю как ты, а лично я гибкость собственного манёвра ставлю гораздо выше любой поддержки со стороны.

— Ты это о чём?

— Не понимаешь?

— Нет.

— А ты догадайся с трёх раз.

Ашгарр догадался с первого:

— Ты о спасении Леры?

— Так точно, чувак, — кивнул я. — Так точно. Где она кстати?

— Там. — Ашгарр махнул рукой. — Хандрит. Телек смотрит.

Войдя уже через несколько секунд в комнату Ашгарра, я увидел, что лежащая на кровати Лера действительно пялится в ящик. Со скучающим, так не свойственным для её деятельной натуры, видом. На моё появление девушка никак не отреагировала, шуметь я не стал, аккуратно присел на край кровати, замер, тоже уставился на экран и стал наблюдать, как два потерянных для народного хозяйства паренька разыгрывают сценку в жанре стэнд-ап. Сценка была занимательной. Первый паренёк пытался узнать у второго, что такого ужасного с ним приключилось за то время, пока они не виделись. Второй уверял, что в этом смысле — ничего. Абсолютно ничего. Всё у него нормально. Первый второму почему-то не верил, искренне за него беспокоился и настаивал на правдивом ответе. Второй какое-то время недоумевал, потом настырность первого его достала, причём достала так основательно, что он начал отбиваться. Сперва вяло, затем всё настойчивее. А первый наседал и наседал. Наконец второй не выдержал и стал грубить откровенно. Первый не отступал и нудил, нудил, нудил. В итоге абсурд достиг предела, и они благополучно расплевались. Чего, собственно, и следовало ожидать.

Когда сценка закончилась, случился блок рекламы. Лера вздохнула. Я скосился на неё и, кивнув в сторону телевизора, попытался завязать разговор:

— Что за клоуны были?

— Резиденты «Камеди Клаб», — не поворачивая головы, пояснила девушка. — Того, что справа стоял, Гариком «Бульдогом» Харламовым зовут. Того, что слева, — Тимуром «Каштаном» Батрутдиновым. А что, шеф, вам не понравилось?

— Отчего же, понравилось. Правда, ребята содрали эту сценку из одного широко известного в узких кругах фильма.

— Да-а? — апатично протянула Лера. — Из какого?

— «Кофе и сигареты» называется, — ответил я.

Лера призналась:

— Слышала, но не видела. — После чего ещё раз вздохнула нерадостно и, чуть помолчав, совершенно безучастным, каким-то не своим, убитым голосом уточнила: — Про что фильм?

— Трудно сказать про что, — задумался я. — Знаешь… Пожалуй, не смогу сказать про что. Могу только сказать, о чём. О взаимоотношениях человеческих. Впрочем, как и всегда у Джармуша.

— О, о, о, — пропела Лера. — Выходит, парни слямзили сюжет у самого Джармуша?

Я кивнул:

— И даже глазом черти не моргнули.

— Осуждаете?

— Ни разу. Пофиг. Только одно скажу: у ребят отличный вкус, правильные фильмы смотрят. Хотя чему тут удивляться: надо же им, звёздно-талантливым, как-то предохранять себя от собственных перехлёстов.

Реакция Леры на мои ничего, в общем-то, незначащие слова, была не совсем неадекватной. Она вдруг резко вырубила телевизор, отбросила в сторону пульт и запричитала:

— Они талантливые, они известные, они крутые, они звёзды, а я… А я… А я бездарная серая мышь. Вот. Даже не мышь, а мышка. Даже не мышка, а… Никто. Вот. Никто. Никто-никто-никто. Никто я и звать меня никак.

Вынесла себе приговор, перевернулась на живот и уткнулась в подушку.

Это был срыв.

Но этот был ещё не срыв в пропасть.

— Всё сказала? — спросил я.

— Всё, — ответила она, не отрывая лица от подушки.

— Теперь я скажу. Готова выслушать?

Девушка промолчала.

— Готова, спрашиваю? — вызверился я.

— Ну, — буркнула она.

— Хочешь быть кем-то из немногих?

— Допустим.

— Будь.

— Не получится, — выдержав долгую паузу, заявила она.

— Почему это? — поинтересовался я.

— Не получится и всё.

— А пробовала?

— Пробовала. Не получилось. И не получится.

Я не стал спорить:

— Ну не получится, и не получится. Ничего страшного. Как говорит одна моя добрая знакомая, для женщины главное не кем быть, а с кем быть.

— Точно. — Лера резко перевернулась и села. — Очень точно сказано. Только и тут, шеф, у меня полный облом. Полнейший. Никто меня не любит, никто не приголубит, никому я нафиг не нужна. Вот.

— Уверена?

— Больше чем.

Жалко ей саму себя, подумал я. Утешение выпрашивает.

И хотя сочувствовал ей всей душой, подыгрывать не стал, сказал как можно спокойней:

— Ну не нужна и не нужна. Бывает. Сейчас не нужна, а потом раз, и станешь нужна.

Лицо Лера стало отрешённо-серьёзным.

— Потом? Хорошее слово «потом». Удобное. А сейчас что мне делать? Что мне делать сейчас? А, шеф?

— Что все в таких случаях делают, то и ты делай. — Сведя ладони, я показал крышу у себя над головой. — Затаись на время в домике, береги себя и слушай Боба Марли. Живи потихоньку да полегоньку.

— Для чего?

Началось, подумал я, сейчас начнём смысл жизни выискать.

И не желая мусолить сказку про белого бычка, попытался пресечь гнилой заход на корню: