Дар Миррен - Макинтош Фиона. Страница 81

Проклятия старуха дополнила плевком. Девушка была так поражена столь неласковым приемом, что лишилась дара речи. Слюна попала ей на юбку.

– Ты привезла с собой барши! – не унималась старуха.

Барши? Элспит понятия не имела, что это такое. Придя в себя, она снова спросила, где можно найти Лотрина.

Старуха в ответ разразилась гневной тирадой на непонятном языке. Элспит повернулась к стоявшей рядом девочке с покрасневшими от слез глазами.

– Я должна передать Лотрину важное сообщение, – солгала она.

– Он у Камня Скорби, – сказала девочка. – Где это?

Ей неохотно показали дорогу, и Элспит быстро ушла со двора, чувствуя враждебный настрой горцев. Она знала, что непременно должна увидеться с Лотрином. Хотя он и был ей чужим человеком, но после сегодняшнего разговора между ними установилась некая тайная связь. Подойдя к скале, Элспит с трудом залезла на нее, ободрав кожу с ладоней и локтей.

Лотрин стоял на коленях на плоском гранитном валуне, повернувшись лицом к морю. Он громко выл, и его завывания разносил по округе ветер.

Видя, как сильно он страдает, Элспит застыла на месте. Она не знала, как утешить его, но потом заметила, что Лотрин держит на руках крошечного спеленатого младенца, и у нее сжалось сердце. Она бросилась к Лотрину, горя желанием разделить его боль. Элспит было все равно, как Лотрин отнесется к ее порыву, она не могла поступить иначе. Взобравшись на Камень Скорби, Элспит обняла похитившего ее из дома чужеземца и заголосила в унисон. Всегда страстно мечтавшая иметь семью, она не могла не сочувствовать человеку, понесшему жестокую утрату.

Лотрин не оттолкнул ее. И они оба, раскачиваясь из стороны в сторону, еще долго безутешно выли. Лицо младенца было прикрыто краем пеленки, и Элспит предположила самое страшное. По-видимому, Хальдор, бог, которому поклонялся Лотрин и его соплеменники, забрал новорожденного в свое царство. Элспит потеряла счет времени. Слезы ручьем текли по ее лицу. Она понимала, что оплакивает не только утрату Лотрина, но и смерть тетушки, а также несчастную судьбу Ромена и страшную участь его сестры и брата.

Ветер постепенно утих, и до слуха Элспит донесся плач младенца.

Она встрепенулась. Ребенок жив! И Элспит снова разрыдалась, но теперь уже это были слезы радости. Она не хотела, чтобы Лотрин видел их, и, отстранившись, потянулась к младенцу.

– Лотрин, это я, Элспит, – сказала она. – Я не причиню ему никакого вреда. Дайте его мне.

Лотрин устремил на нее взгляд карих глаз, и Элспит поразила глубина и сила его страданий. Мужество оставило ее, и она повернулась, чтобы убежать отсюда, но тут горец молча протянул ей новорожденное дитя. Девушка осторожно взяла младенца и, открыв личико, сунула в крохотный ротик кончик своего мизинца. Ребенок стал жадно сосать его.

– Вашего сына надо покормить, – сказала она.

– Его мать мертва, – с трудом промолвил Лотрин. – Она боролась за свою жизнь, но у нее открылось сильное кровотечение, и лекари не смогли его остановить.

Комок подкатил к горлу Элспит.

– Примите мои соболезнования, – промолвила она и замолчала, положив руку на его плечо.

Ее жест был красноречивее слов. К удивлению Элспит, Лотрин накрыл широкой ладонью кисть ее руки.

– Спасибо, – промолвил он и, взяв сына, спустился со скалы. Элспит осталась одна на Камне Скорби, над которым еще витал дух покойной жены Лотрина, советника и друга Кайлеха.

Позже, уже вернувшись в свою комнату, она увидела из окна двух скачущих через луг всадников. То были Лотрин и Кайлех. Элспит надеялась, что король найдет слова утешения для своего друга.

– Она подарила нашему народу сына, Лотрин. Поэтому нам следует отпраздновать это событие, а не предаваться скорби по поводу ее кончины, – сказал Кайлех, окидывая взглядом пастбища.

– Да, у вас есть все основания праздновать рождение еще одного мальчика, – сказал Лотрин.

Уловив нотки горечи и осуждения в голосе своего спутника, Кайлех насупился. Но, переглянувшись, мужчины поняли друг друга без слов и решили не обострять отношения. Король понимал, как расстроен Лотрин.

Некоторое время они ехали молча.

– Она не любила меня, Кайлех, и в этом все дело, – снова заговорил Лотрин. – Я скорблю о том, что сделал ее несчастной, и что у моего мальчика нет матери.

– Мы окружим его любовью и заботой, – сказал король.

– Знаю.

Всадники направили коней к озеру. Кайлех любил прогуливаться верхом вдоль берега. Здесь царили тишина и покой.

– Я хочу поговорить с тобой о моргравийских пленниках, которых ты привез в крепость, – сказал король, в свойственной ему манере резко меняя тему разговора.

– Да? Я давно жду вашего решения, сир. Что мы будем делать с ними?

– Я тянул время, надеясь, что мой гнев утихнет.

– Кайлех, наших людей не вернешь.

– Это правда. Но я не могу забыть о том, что они просто заблудились. И наверняка объясняли это своим убийцам, по те не пощадили их.

– Если мы погорячимся, может вспыхнуть война.

– Погорячимся?! Не забывай, что враги убивают наших соотечественников, которые ни в чем не виноваты!

Лотрин промолчал, видя, что король ни на шутку распалился. Он высоко ценил заслуги Кайлеха. Благодаря его усилиям в Скалистых горах прекратились междоусобицы. Кайлех направил бьющую через край энергию соплеменников в другое русло, поощряя развитие скотоводства и земледелия. Теперь горцы могли прокормить себя. Они собирали обильные урожаи и научились хранить продукты питания. Провозгласив себя королем, Кайлех тут же издал указ о том, что все дети должны учиться грамоте и знакомиться с историей своего народа. Образование, полагал он, важнее умения убивать себе подобных. Кайлех поощрял также музыку, пение, танцы и охотно общался с молодежью. Когда кто-нибудь из молодых соплеменников погибал, это глубоко ранило его сердце.

Лотрин, как никто другой, знал, что Кайлех готов жестоко отомстить за гибель соплеменников, и поэтому у пленников, на его взгляд, было мало шансов остаться в живых. Тем не менее Лотрин не оставлял попыток спасти их.

– Догоняй, Лотрин! – крикнул Кайлех и, пришпорив лошадь, понесся во весь опор к небольшой роще, видневшейся вдали.

Жеребцу Лотрина так и не удалось догнать породистую кобылу короля, что, впрочем, было неудивительно.

– Ты посмотри, какая она замечательная! – тяжело дыша, вскликнул Кайлех, восхищаясь своей лошадью.

– Да, великолепна, – согласился Лотрин. – Так что же вы решили, сир? Как вы поступите с пленниками?

Лицо короля посуровело.

– Я хочу проучить наших врагов.

– Умоляю вас, Кайлех, подумайте хорошенько, прежде чем действовать!

– Я уже подумал. Решение далось мне нелегко.

– Но ведь пленники, которые сидят в нашей темнице, тоже ни в чем не виноваты! Они уже достаточно настрадались. Мы ведем себя точно так же, как наш южный сосед!

– Эти люди – солдаты, поэтому нельзя говорить, что они невиновны! – запальчиво возразил король.

– Лишь один из них – действительно опытный, закаленный в боях солдат, сир. Остальные обычные сельские жители, которые, возможно, умеют резать скотину, но ни разу не поднимали руку на человека.

– Чего ты добиваешься?! – взревел король.

Лотрин помолчал, дожидаясь, когда утихнет гнев его друга.

– Отпустите их, мой король, – наконец промолвил он. – Будьте снисходительны. Будьте лучше короля Моргравии.

Кайлех сердито покачал головой.

– Во всем виноват Селимус, – заявил он. – Его отец никогда не потворствовал убийцам мирных жителей. Селимус – настоящий безумец. Наши шпионы докладывают, что среди моргравийцев растет презрение к нему. Я никогда не прощу ему, Лотрин. Он заплатит за свои злодеяния. Я хочу лишить его сна. Пусть этот мерзавец знает, что скоро я отберу у него плодородные земли.

Лотрин тяжело вздохнул. Король постоянно твердил эти слова, как заклинание. Внутренняя политика была разумной, король стремился просвещать свой народ, улучшать условия его жизни. Но в душе Кайлех оставался безудержным завоевателем, и это отражалось на его внешней политике. Король был по натуре воином и жаждал раздвинуть границы своего государства.