Мастер тату - Гайдуков Сергей. Страница 6
Львов осторожно тронул кончиком языка зуб – тот молчал, как и должно было быть после двух таблеток аспирина. Зуб молчал, а подполковник говорил, говорил, говорил... Скучающий взгляд Львова поплыл вдоль бывшей ленинской комнаты – Бородин рубит ладонью воздух, Охременко рисует чертиков, Ибрагимов зевает, Ло-бановский смотрит в окно, Мухин дремлет, Хорьков пускает слюни над страницами "Плейбоя", Амиров грызет ногти... Львов недоуменно нахмурился. Кирилл Иванов внимательно слушает подполковника Бородина. Кирилл Иванов пристально смотрит на подполковника Бородина и на схему рядом с ним. Глаза Кирилла... Львов впервые наяву увидел, что это значит – "глаза горели". Львову все это страшно не понравилось.
– ...на спине, ее смерть наступила от единственного ранения, нанесенного в голову из огнестрельного оружия. Мужчина лежит лицом вниз, на теле обнаружены три пулевых ранения. Ему стреляли в спину, возможно, что в этот момент мужчина пытался убежать от преступника. Одна пуля, попала в мягкие ткани ноги, другая прошла вскользь по ребрам, и лишь третья оказалась смертельной. Документы, деньги и прочие ценные вещи остались на телах, поэтому мотив убийства пока неясен. В то же время не возникло проблем с установлением личностей убитых. Это Жданова Елена, семьдесят восьмого года рождения, учетчица на оптовой базе промтоваров, и Хрипачев Эдуард Иванович, сорок второго года рождения, полковник в отставке. Жданова возвращалась домой после занятий на вечерних курсах секретарей-референтов, а Хрипачев, как утверждает жена, выгуливал собаку. Знакомы между собой они скорее всего не были. Во всяком случае, пока никаких тому доказательств мы не имеем. И все это очень плохо, – мрачно заключил Бородин. – Потому что, когда патруль облазил сквер в двенадцать ночи, они ничего не нашли. Утром вы сами облазили там все кругом, но нашли только восемь гильз. Из этого каши не сваришь! Из-за ночного дождя собака след не взяла... – Бородин многозначительно потряс в воздухе сломанной ручкой. – В этом деле нужно копать, копать и еще раз копать!
Подполковник оглядел подчиненных и не увидел желающих немедленно начать раскопки. Правда, Иванов смотрел как-то уж... Бородин решил, что Иванов прикидывается, и отвел от него глаза.
– Давайте высказывайтесь. – Бородин наугад ткнул в Ибрагимова, тот потянулся и заявил:
– Любовники.
– То есть?
– Этот дед тайком от жены бегал в сквер на свидания с молодой любовницей, – лениво выдал Ибрагимов как само собой разумеющееся. – А собаку брал для прикрытия.
– Ага, – иронически кивнул подполковник. – А жена этого Хрипачева, ей пятьдесят семь лет, подкараулила их и замочила из пистолета. Причем и собачку тоже.
– Допустим, не его жена... – попытался спасти версию Ибрагимов. – Допустим, у этой девчонки был кто-то еще. Другой парень. Он приревновал и замочил всех, кого...
– Рука.
Ибрагимов недовольно обернулся к Кириллу:
– Что – рука?
– Какую бы версию сейчас тут ни выдвигали, все равно одно останется необъясненным. Это ее рука.
– Да, – согласился Бородин. – С рукой нехорошо вышло.
– Все легко объясняется, – не сдавался Ибрагимов. – Парень отрезал руку на память о любимой девушке.
– А ты попробуй, – предложил Кирилл. – Попробуй как-нибудь своей любимой девушке руку по плечо отрезать. Тяжелая работа, надо тебе сказать. Я разговаривал с экспертом, он говорит – чисто отрезано, будто хирург работал. А для этого нужно иметь инструмент, потому что перочинным ножичком такого не сделаешь... Да и что это за страсть такая – хранить руку любимой девушки? Это же не локон, не туфля...
– Мог бы просто палец отрезать, – сказал Охременко. – Чего мучиться?
– Или ухо, – предложил Лобановский. – Это тоже просто, это не руку по плечо пилить...
– Да погодите вы, – махнул рукой Бородин и поощрительно кивнул Кириллу: – Ну а у тебя какая версия? Сам ты что скажешь?
– Это маньяк, – просто сказал Кирилл. – Серийный убийца. Псих, которому нравится отрезать женщинам руки.
– Так. – Бородин сел и закрыл лицо рукой. Ибрагимов укоризненно посмотрел на Кирилла, но тот был невозмутим, и даже указательный палец Львова, вертевшийся у виска, не нарушил Кириллова спокойствия. – Так, Иванов...
– Да, Леонид Сергеевич...
– Я ведь что говорил вчера в сквере... Кто скажет такое слово, тому что?
– Тому вы дадите в морду, – подсказал Охременко.
– Совершенно верно, – кивнул Бородин. – Причем сказано было именно в твой адрес, а ты никаких выводов не сделал...
– У меня такая версия.
– Нехорошая у тебя версия, Иванов. Ну зачем нам маньяк? С чего вдруг именно на нашей территории – маньяк? Ни у кого нет, а у нас будет. Зачем нам такое счастье?!
– Месяц назад, – твердо сказал Кирилл, – в другом районе города была убита женщина. Ее нашли в кабине лифта. Две пули в грудь и отрезана кисть руки. Это не только наш маньяк, это маньяк общегородского значения.
– Месяц назад? – Бородин задумчиво поскреб в затылке. – А что-то я не помню такого... Не помню я такого в ориентировках, вот и все. Откуда ты это выкопал, Иванов?
– В газете прочитал.
– Ха, – сказал Ибрагимов.
– А в ориентировки это могло не попасть по очень простой причине – там тоже решили: на фига нам маньяк? Быстренько подогнали дело под какого-нибудь подвернувшегося бомжа, да и закрыли.
– Бред, – безапелляционно заявил Бородин. – В морду я тебе не дам, это непедагогично. А вот плакат на пару с Охременко вы сделаете. Там нужно текст закона об оперативно-разыскной деятельности через трафарет набить... Этим ты и займешься.
– Весь закон? – с благоговейным трепетом поинтересовался Амиров.
– Весь, – сурово отрезал подполковник.
– Круто... – оценил Амиров.
– Какой, к черту, закон! – взорвался Иванов. – Я вам говорю про психа, про серийного убийцу, который от обычного преступника отличается тем, что никогда не останавливается! Другие убивают из-за денег, из ненависти – убивают, чтобы получить свое и на этом успокоиться. А этот не остановится, потому что у него есть такая физиологическая потребность организма – убивать! И ваше счастье, Леонид Сергеевич, если следующую жертву он найдет на чужой территории...
– У нас, слава богу, плюрализм, – вздохнул Бородин. – Каждый имеет право на свою точку зрения. Ибрагимов думает, что это преступление на почве страсти, а ты, Иванов, думаешь, что это маньяк. Флаг вам в руки обоим, потому что доказательств ни первой версии, ни второй, ни десятой – нету. Просто нету. И я сказал уже, что нужно копать, копать... А чего это ты, Иванов, так суетишься? С экспертом уже успел поболтать... Может, девушка знакомая?
– Нет, не знал я эту девушку, – замотал головой Кирилл. – И никакого личного интереса у меня нет...
– Значит, я могу смело поручить тебе это дело, – сказал Бородин с явным удовлетворением. – Копай, доказывай... Только не в ущерб другим делам. И само собой, не в ущерб работе над плакатом.
– Я сделаю, – сказал Кирилл, не уточнив, что именно он сделает и к чему именно вообще относится его заявление – то ли к убийству в Пушкинском сквере, то ли к набивке текста закона об оперативно-разыскной работе.
– Дело это слишком серьезное, чтобы ты один его разгребал, – продолжал между тем подполковник. – Нужна группа поддержки из сотрудников поопытнее...
Сотрудники поопытнее стали оперативно съезжать под стол или закрываться от взгляда Бородина невесть откуда взявшимися листами документов, что должно было означать крайнюю форму загруженности.
– Львов, – сказал Бородин, и Львов вздрогнул. До этой секунды он расслабленно покачивался на стуле, наблюдая за классической сценой под названием "молодо-зелено" и подыскивая слова, которые нужно будет сказать Кире после совещания. Когда подполковник назвал его фамилию, во рту у Львова заклокотали совсем другие слова. И он чуть не упал со стула.
– Львов пусть тебе посодействует, – сказал Бородин. – По-приятельски...