Ролевик: Рыцарь. Книга 1 - Говда Олег Иосифович. Страница 5

– И что, с тех пор так и не нашли общего языка?

– Может, и нашли бы, – пожал плечами старик. – Слыхал я, что нынешний король в ратном деле умнее многих прежних, да вот беда – стала нежить и у нас показываться. А Большой Совет взял, да и обвинил в этом степняков, мол, харцызы умышленно нежить к нам пропускают, а то и завозят. Вот и не получилось столковаться… Так что вы, парни, если не приспичит, ночью лучше за пределы обжитых мест не выходите. Хранители хоть и чураются силы, а какую-никакую защиту дают.

Старый мельник опять умолк, припоминая, о чем еще следует сказать, но решил, что рассказал достаточно.

– Ладно, с харцызами будем считать, разобрались. Теперь поговорим об Оплоте, – произнес я требовательным и непререкаемым тоном.

– Оплотом в простонародье зовут Круг хранителей равновесия, – чуть медленнее, явно подбирая слова, заговорил Мышата. – Несколько веков тому один из магов заполучил мощнейший источник энергии Хаоса. И заигрался с обретенным могуществом так, что едва не превратил земную твердь в небесную пыль. Дабы остановить его, все остальные маги, вместе со старшими учениками, объединились в Круг. Но даже совместной мощи хватало едва-едва. Мы… – Мельник поперхнулся и закашлялся. – Они сумели накрыть то место, где обосновался взбесившийся маг, непроницаемым куполом, и оставалось только запечатать Барьер, когда Темн почувствовал угрозу и напал. Он и раньше был достаточно силен, а уж со «Слезой Создателя»… Маги и ученики гибли один за другим, и только последний из всего Круга успел закончить ритуал, но так перенапрягся, что почти выгорел сам. Темн не вырвался на свободу, но сумел воспрепятствовать Барьеру полностью сомкнуться. Осталась трещина… Совсем ничтожная, но расширяющаяся при каждом использовании магии во внешнем мире. И пока уцелевшие ученики доросли до нужного уровня, чтоб понять это, трещина превратилась в щель. А заделать ее некому. Нет в мире магов такой величины. И тогда на общем Круге, куда были приглашены все, кто хоть немного мог управлять Силой, приняли поспешное, по сути примитивное, но действенное решение – запретить применение магии, требующее прикосновения к источнику Силы, до тех пор, пока не появится тот, кто сможет уничтожить Темна, или хотя бы заделать прореху в куполе. С тех пор маги тщательно следят за выполнением уговора. Хотя клятва была составлена так, что нарушить ее может только самоубийца.

Я тряхнул потяжелевшей от избытка информации головой и решительным жестом остановил Мышату.

– Общей истории пока достаточно. В общем-то вопросов не стало меньше, но все сразу ухватить нельзя, это понятно даже мне. Но главное я уловил. Разрушитель, который грядет, это и есть тот, кого все ждут. Верно?

– Да.

– Непонятно, почему Разрушитель, а не Строитель? Ему ж заплату накладывать?

– Это в крайнем случае. А вообще-то для мира лучше, если он сможет разрушить источник Хаоса, коим до сих пор владеет и понемногу пользуется Темн. Но ты прав, Игорь, всего за раз не ухватишь. Подробнее расспросишь в пути у Лукаша. А теперь, хлопцы, пойдемте обедать…

Глава 2

Когда просека, пропетляв лесом вслед за колеей, проложенной тележными колесами, вывела нас на опушку, я непроизвольно шагнул назад, под защиту деревьев. Огромное, ничем не ограниченное пространство, открывшееся взгляду, не то чтоб испугало, но озадачило сильно. После поляны у мельницы поля, раскинувшиеся до горизонта, изумляли своей бесконечностью.

– Ты чего? – тронул меня за рукав харцызского кунтуша Лукаш. – Увидал что-то? Где?

– Да вот, – повел неопределенно рукой. – Как-то так все далеко…

Подросток презрительно сплюнул под ноги и пренебрежительно ответил:

– Разве ж то далеко? – а потом ткнул пальцем перед собой. – Видишь вон там, чуть левее от шляха, рощицу на взгорке?

Я взглянул в ту сторону и кивнул.

– Ну, так за ней уже первая на нашем пути в Дубров деревенька будет, – объяснил Лукаш и, степенно опираясь на увесистый посох, размеренным шагом продолжил путь. Мне ничего не оставалось, как сбросить с себя наваждение и двинуться следом.

– Опупение… – вдруг прибавил, смеясь, мельничук.

– Что? – переспросил я, подумав, что ослышался.

– Деревенька, говорю, Опупение называется. Смешно, да? – повторил Лукаш.

– Скорее, нелепо. С чего вдруг о себе столь неуважительно?

– О, тут целая история! Правдива или нет, судить не стану. Но рассказывают, что в то время, когда королева прислала людей, заложить у Прохода сторожевой замок, – в здешних местах уже не одно поколение стояла небольшая деревенька в десяток дворов. И барон, когда объезжал свою новую вотчину, увидав ее, удивился страшно: «Они что, опупели, здесь жить? Прямо на пути у харцызов?»

– Именно опупели? – рассмеялся я.

– Бают, что барон Студен употребил более емкое определение, – словоохотливо продолжил Лукаш, улыбаясь во весь рот. – Но карту местности следовало представить для ознакомления королеве и Большому совету. Поэтому в Оплоте подобрали более пристойное название. Именно оно и прижилось в дальнейшем.

– А что, – чуть погодя, когда веселье пошло на убыль, спросил я, – здесь и в самом деле так опасно? Из рассказов Мышаты у меня сложилось суждение о харцызах, как о жестоких и беспощадных воинах.

– Вообще, так и говорят. Но к Опупению это не относится, – помотал головой парнишка. – Хоть деревенька и примостилась почти у Южного тракта, на виду у Прохода, не было ни одного случая, чтоб харцызы напали на нее.

– Странно…

– Деда как-то обмолвился, что ничего странного. Просто – навару там для степняков на один зуб, а вот подружиться с поселянами – у них прямой резон. Те и тревогу не подымут, когда разбойники в набег пойдут и раненым харцызам помощь окажут, буде их живыми до Кара-Кермена довезти никак не удается. Новости расскажут… Сменяют или продадут чего из вещей… Возможно, и о готовящемся походе королевского войска в Заскалье предупредят… Правда, после Моровицы людей осталось так мало, что ни о каких походах никто и не помышляет.

– А все же, неужели барона не удивляет столь подозрительная симпатия со стороны разбойников к его крестьянам?

– Еще как! Но сколько ни пытались королевские стражники поймать в деревне хоть одного харцыза, те ни разу в расставленные сети не попадались. А засада вскоре начинала животами маяться, и воины возвращались в замок несолоно хлебавши. Бают, вода в ручье у Опупения особая, только для местных уроженцев и годится. Чужакам долго привыкать приходится. И – наоборот… От того деревенька с годами не разрастается, и ее жители на другие земли переходить не спешат. А еще, – несмотря на то, что на мили вокруг не было ни одной живой души, Лукаш понизил голос, – слыхивал я от привозивших на мельницу зерно мужиков, что по ночам и Змеи к ним наведываются…

– Змеи? – я недоверчиво покрутил головой. – Ну, это уж точно басни. Волчонка приручить и то не всегда удается, а тут… Я память потерял, а не рассудок.

– Не стану утверждать, будто мне все тайны открыты, – вкрадчиво продолжил Лукаш, – но, если внимательно прислушиваться к чужим разговорам, особенно когда люди уверены, что их никто не слышит, много интересного удается узнать. Порой такого, что собственным ушам не веришь. Да и Проход рядом… – паренек ткнул пальцем на юг. – Вон те темные и низкие облака над горизонтом видишь?

Я остановился, отер пот с чела, – после лесной прохлады, несмотря на близость вечера, на голой равнине солнце еще припекало всерьез, – и только потом проследил взглядом в указанном направлении.

– Вижу…

– Так это и не облака вовсе, а горы. То есть – Проход…

– Погоди, – остановил я словоохотливого паренька, из которого, после вынужденного молчания на мельнице, слова сыпались так, будто мех прохудился. – Как я понял из объяснений Мышаты, Проход – это единственный путь с севера на юг, проложенный по ущелью в горной гряде. Но я не могу разглядеть его с этого места.

– Вообще-то ты прав, – согласился парнишка. – Но люди называют, для краткости, Проходом и всю гряду, преградившую перешеек между большими водами. Только я не о том хотел сказать, отмечая близость гор… – Он удобнее поправил заплечный мешок и продолжил: – Неподалеку от ущелья, на одной из вершин, образовалось озеро… Именно там, поговаривают, и гнездятся Змеи. А до Опупения, которое и нам рядом, крылатым всего ничего. Вот и суди, много ли нелепости в этих разговорах?