Изменяющие облик - Роберсон Дженнифер. Страница 29

Из Хомейны Дункан привез ее в Эллас, страну, граничащую с Хомейной с востока. Аликс ехала, обнимая тонкую талию Дункана с совершенно новым чувством обладания. Но к этому чувству примешивалось сожаление — и гнев на того, кто заставил Чэйсули бежать с их родины в чужую землю.

Когда Дункан наконец остановил коня, Аликс увидела прямо перед ними полукруг каменной стены. В проеме стояли трое воинов с их лиир — Аликс поняла, что это дозорные.

— Обитель, — кратко вымолвил Дункан и направил коня вперед.

Большие шатры, раздувающиеся на ветру, были окрашены в теплые цвета: тот лагерь, который она видела прежде, казались бы рядом с Обителью кукольными домиками. У каждого шатра перед дверным пологом был очаг, но по тому, что над шатрами поднимались дымки, она поняла, что и внутри тоже горели небольшие костры. На каждом шатре, какого бы цвета он ни был, были изображения зверя, по этим рисункам можно было понять, какой лиир жил здесь.

Каменная стена подпирала скалу, края подковы уходили в лес — Обитель было нелегко обнаружить, и это было спасением Чэйсули.

Дункан остановил коня перед зеленым шатром, вместо ястреба, которого она ожидала увидеть, на нем был изображен волк.

— Почему мы остановились здесь? — настороженно спросила Аликс.

— Я хочу повидать своего рухо, — тихо сказал он, спешиваясь и поворачиваясь, чтобы снять Аликс с седла.

— Почему? Я не хочу иметь никаких дел с Финном.

Дункан задумчиво посмотрел на нее:

— Когда я видел его в последний раз, его лихорадило от ран, которые он получил в том бою в лесу. От ран, которые он получил, защищая тебя.

Аликс пристыжено притихла, соскользнула с седла прямо в руки Дункана и позволила ему отвести ее в шатер.

Финн лежал на ложе из мягких мехов, закутанный в мягкое шерстяное одеяло.

Увидев вошедших, он приподнялся на локте и ухмыльнулся Аликс.

— Итак, мой рухо умудрился-таки увезти тебя от сокровищ Хомейны-Мухаар… и от Кэриллона.

Она приготовилась пожелать ему выздоровления да и вообще всего хорошего, чувствуя себя виноватой — ведь он действительно был ранен из-за нее, — но при этих словах, сопровождавшихся насмешливым взглядом, все ее добрые намерения развеялись, как дым.

— Я ушла не без радости после того, как мой дед назвал меня ведьмой-оборотнем и угрожал убить меня.

— Я говорил, что твое место с нами, мэйха, не в стенах дворца Шейна… и не в объятиях малютки-принца.

— Ты вовсе не кажешься мне таким уж больным.

Финн рассмеялся:

— Я совершенно выздоровел, мэйха. Или почти. Как только встану на ноги, я тебе еще это докажу.

— Для этого тебе вовсе не надо вставать на ноги! — нахмурилась Аликс. Похоже, достаточно просто моего присутствия.

Финн снова довольно ухмыльнулся и провел рукой по волосам, глаза его были ясны, не затуманены болезнью, хотя сам он и был бледнее чем обычно. В душе она была рада, что раны Финна не так тяжелы как она опасалась, но ему она ни за что не бы призналась в этом.

— Неужели вы не можете заключить мир? — мрачновато поинтересовался Дункан.

— Ну, хотя бы перемирие — на время? Или мне вечно придется успокаивать вас поодиночке?

— Она женщина, рухо, — безмятежно отозвался Финн. — А женщины — извечный источник волнения и всяческой суеты.

Прежде чем Аликс успела ответить, Дункан положил руку ей на плечо, девушка промолчала, но заметила, что глаза Финна сощурились с подозрением. Лицо Аликс вспыхнуло — она ничего не могла с этим поделать.

Финн медленно улыбнулся, наблюдая за ней слишком ярко блестящими глазами.

Он не был недогадлив, это Аликс хорошо знала. Когда он перевел взгляд на Дункана, на его лице уже была привычная маска:

— Малина беременна.

Пальцы Дункана впились в плечо Аликс. Она в удивлении взглянула на него: он был бледен. Хотя она лишь недавно начала понимать его, Аликс понимала, что его что-то глубоко потрясло.

— Это точно? — странным голосом спросил Дункан. — Ты уверен? Финн кивнул:

— Уже четыре месяца, — его лицо стало издевательски насмешливым. — Скажика, разве не четыре месяца назад она покинула тебя ради Боррса и стала его чэйсулой?

— Я тоже умею считать, Финн! — гневно ответил Дункан.

Младший брат взглянул на находившуюся в явном недоумении Аликс, его улыбка стала шире:

— Теперь Боррс среди потерявших душу, ищущих смерти. Малина снова свободна.

Аликс, поддавшись неясному чувству, коснулась сжатой в кулак руки Дункана, но он поспешно отдернул руку и отступил от девушки:

— Она заявила о нерожденном в Совете? — резко спросил он.

Финн, снова спокойный, покачал головой:

— Последние три дня она была в трауре, как велит обычай — с тех пор, как услышала вести. Но этот траур не будет долгим, если она решит взять себе нового чэйсула.

— Боррс знал о ребенке? Финн дернул плечом:

— Он мне об этом ничего не говорил. Но он знал близко и тебя, и меня, рухо, и вряд ли стал бы говорить об этом с рухолли того, кто первым познал его чэйсулу. Разве не так?

— Значит, она не назвала жехаана. В глазах Финна снова вспыхнул насмешливый огонек:

— Быть может, даже сама Малина не знает жехаана своего нерожденного ребенка, рухо. А ты — знаешь?

Аликс подступила к нему:

— Что все это значит? Какое отношение это имеет к Дункану?

— Было бы лучше, если бы он сам рассказал это тебе.

— Говори!

Финн бросил короткий взгляд на брата, потом кивнул. Его улыбка стала торжествующей, и было в ней что-то волчье:

— Дункан должен был просить клановых прав Малины через год — взять ее своей чэйсулой. Она была его женщиной… одни только боги знают, с каких пор. В кланах дети одного возраста часто вступают в браки… — он поскреб бровь. — Но Боррс тоже желал ее, и когда Дункан решил подождать, став вождем клана, Малина ждать не захотела. Я не понимаю этих женских прихотей, когда женщина берет одного мужчину, чтобы наказать другого, но именно это она и сделала, — он со значением посмотрел на Дункана. — Теперь Боррс среди потерявших душу, и она снова свободна выбирать… — снова многозначительная пауза. — Или быть избранной.

Аликс не слишком верила Финну, а потому взглянула в глаза Дункану, стремясь прочесть в них правду. Но воин отвернулся и молча пошел к выходу.

Низкий смешок Финна словно ужалил ее, Аликс обернулась в гневе, замахнувшись сжатым кулачком, но он снова рассмеялся, и ее рука упала:

— Почему? — с отчаяньем вскрикнула она. — За что ты так наказываешь меня?

Финн сел на постели, куртки на нем не было, и она увидела, что бронзовая кожа на его груди иссечена шрамами. Рана в плечо не была перевязана, но явно заживала, и Аликс снова вспомнила, как он убил солдата, пытавшегося убить ее.

— Итак, — низким насмешливым голосом проговорил он, — ты, наконец, увидела свою толмоору. Я вижу, ты выбрала моего рухолли, забыв даже Кэриллона. Только вот Дункану теперь придется вернутся к его первой женщине,

— он прищелкнул языком. — Бедняжка мэйха, — Мне не нужна твоя жалость!

— Дункан во многом отличается от меня, мэйха, особенно в своем отношении к женщинам. Долгое время его вполне удовлетворяла Малина, и другие были ему не нужны, — он пожал плечами. — Я беру женщину, когда и где хочу — свободно. Кроме тебя, мне еще никто не отказывал.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Что, взяв чэйсулу, Дункан свяжет себя на всю жизнь. Если Малина предлагает клановые права, и она заведомо не бесплодна, нужно быть глупцом, чтобы отказаться от нее, — Финн потянулся. — Мой рухо не совершенство, конечно, но и не дурак. Ухмыльнулся:

— Не волнуйся, мэйха… все же тебя возьму я. Ты не будешь одинока, обещаю.

Ей захотелось крикнуть на него или ударить, но она не сделала ни того, ни другого. Даже в порванном и заляпанном грязью платье она сейчас выглядела по-королевски благородно:

— Я дочь Хэйла… теперь я в это верю. Значит, я Чэйсули. Значит, я вольна выбрать любого мужчину, рухолли, и я говорю тебе, ты — последний, кого я могу выбрать. Последний, запомни это.