Дочь кузнеца - Сергеева Ольга И.. Страница 9

- Что ты так кричишь?! - откуда-то из-за печки вышла женщина, еще довольно молодая, гораздо моложе матери Занилы, в темно-красной поневе, с медными волосами, собранными в пучок на затылке, и добрыми темными глазами. Она прижала к себе мальчишку и внимательно посмотрела в лицо Занилы. - Доброе утро. Как спала?

Занила изучала ее лицо. Не сразу, но она все-таки узнала женщину, встретившуюся ей на берегу реки. Она кричала, а потом почему-то стала обнимать ее... Чего она хочет от нее сейчас? Занила не понимала.

Марыти глубоко вздохнула. Девочка смотрела на нее глазами загнанного и насмерть перепуганного зверька. Она проспала больше суток, и Марыти надеялась, что, успокоившись и придя в себя, она заговорит, но девочка продолжала молчать. Что же произошло с ней в лесу? Еще вчера, после того, как девочку отнесли в дом, намыли и уложили спать на теплую печь, Яков собрался, оседлал лошадь и выехал со двора. Не на рыбалку, как собирался с вечера, он поехал в дальнюю деревню за лесом, к кузнецу: девочку в таком состоянии выпускать со двора было нельзя. Но ее родителям нужно было сообщить, что она жива. Он еще не вернулся, и Марыти ждала его с нетерпением.

- Ты, наверное, есть хочешь? - спросила Марыти, стараясь не обращать внимания на молчание девочки и на ее взгляд. - Конечно же, ты хочешь есть! Столько не ела! Спускайся! Я оладий напекла! Вкусные, горячие, только что из печки!

- Мама, а я тоже хочу оладий! - мальчишка дернул мать за край поневы.

- Я тебе покажу оладий! - замахнулась она на него в притворно-веселой ярости. - Тебе только дай что-нибудь, все за секунду уплетешь!

Что-то в словах женщины, в ее голосе, во взгляде, каким она смотрела на сына, больно резануло Занилу, заставило ее сжаться. Чужой дом, чужая мать... Ее собственный дом укрыт саваном... Сколько дней она шла по лесу?

Голод непрошеной гостьей царапнулся у нее в животе и заурчал, словно кошка. Занила медленно, будто не до конца проснувшись, спустила ноги с печки, нащупала ими ступеньку, почти такую же, как дома, и спрыгнула на теплый, дощатый чисто выскобленный пол.

- Вот и умница! - женщина улыбнулась ей (стороннему наблюдателю могло показаться - почти так же, как и сыну, но все же неуловимо по-другому), и набросила на худенькие плечи, поверх собственной небеленой рубахи, в которую девочку одели вчера, теплый платок. Повела в сени умываться. Мальчонка последовал за ними, но на безопасном расстоянии: эту девочку, вышедшую из леса, он немного боялся.

В сенях, в плоском тазике, грелась специально принесенная вода. Занила наклонилась над ней и резко отпрянула назад, не узнав собственного отражения. Из воды на нее огромными серыми глазами смотрел кто-то совершенно чужой. Черты лица были ее, но изменившиеся до неузнаваемости, похудевшие, заострившиеся. Ее лицо было покрыто сетью царапин, только начавших заживать. Осторожно, сама боясь этого, Занила наклонилась ниже, разглядывая свою шею. Она еще слишком хорошо помнила клыки, вонзившиеся в ее плоть, поэтому даже прикосновение собственных пальцев вызвало у нее дрожь. Если неглубокие царапины выглядели так, то на что должна быть похожа ее шея? Но на белой коже ничего не было! Занила отогнула ворот рубахи, убрала спутанные волосы - ничего! Или почти ничего... Сбоку, под самым подбородком и ниже, там, где пульсировала едва заметная голубоватая жилка, рассекали кожу два тонких белых шрама... Именно сюда вонзил свои клыки зверь. Но когда раны успели затянуться?! Шрамы выглядели так, будто прошло много лет!

Женщина, положившая руку на плечо Занилы, заставила ее вздрогнуть и обернуться. Она не скажет ей ничего: она не поймет. Как вообще кто-то сможет такое понять?!

Женщина усадила Занилу за стол и поставила перед ней полную мису оладий и крынку густой сметаны, сама села напротив и просто смотрела, не спрашивая ее ни о чем. Потом женщина достала гребень, деревянный, украшенный причудливой резьбой, и принялась расчесывать спутанные волосы девочки, а сама говорила, снова не задавая вопросов, рассказывала о погоде, о себе, о муже и детях. Занила слышала и одновременно не слышала ее, позволяла прикасаться и не замечала этого. Она сидела на лавке, завернувшись в теплый пестрый платок, пригревшись в лучах скупого зимнего солнца, заглядывавшего в окно. Потом бухнула дверь в сенях, впуская морозный воздух и двух мальчишек-сорванцов. Женщина принялась отряхивать снег с их одежды, ругая сыновей, потом усадила их за стол и принялась кормить. Занила никуда не уходила, потому что никто не гнал ее, а самой идти ей было некуда. Она была дома. Пусть этот дом и не был ее домом, но он вполне мог им стать. Она смотрела на солнечный луч, медленно крадущийся по полу к ее лавке, и темные насмешливые глаза Хозяина наваждением отступали прочь...

Следующим утром вся изба проснулась еще до рассвета: в то время, когда небо только еще начинало светлеть, вернулся Яков. Марыти слышала, как он расседлывал лошадь в конюшне, и когда он шагнул в дом, вышла в сени встречать его. Она не прикрыла за собой дверь, и Занила, тихо спустившись с печки, зачем-то подошла к ней. Она хотела знать, что нашел Яков там, где побывал.

Яков поставил коня в стойло, задал ему овса и медленно, словно нехотя вошел в дом. Последние несколько верст он нарочно ехал медленно. Он хотел вернуться домой, но как ему рассказать о том, что он увидел? Дверь бухнула за ним, отделяя морозную предрассветную мглу от тепла жилой избы. Яков снял тяжелый тулуп, сшитый мехом внутрь, повесил его на крюк, вбитый в стену, и только потом повернулся к жене. Она ждала, с нетерпением вглядываясь в его лицо. Что он скажет? Яков медлил, не зная, с чего начать.

- Ну? - не выдержала Марыти. - Ты нашел ее отца? Рассказал ему? Я думала, он приедет с тобой.

- Там некого было искать, - Яков опустил глаза, не зная, как смотреть на жену. Как ему сказать?! Видят Боги, он не хотел взваливать это на нее! Как ему рассказать, что ужас, первобытный, древний, как сама ночь, подобрался так близко?! Он прошел в волоске от них, не прикоснувшись, но опалив своим дыханием бездны. Как им спокойно жить дальше. - Она не потерялась и не заблудилась в лесу, - тихо начал он. - Она спаслась.

- Что ты такое говоришь?! - Марыти стояла, завернувшись в платок, прижимая его концы к губам.

- Ее дома больше нет. В деревне побывали Хозяева...

Марыти метнулась к мужу, хлестнула его рукой по губам:

- Ты с ума сошел! Не говори о Них вслух! Даже не смей думать о Них! Они услышат и придут!

Яков схватил ее за руки, притянул к себе, заглянул в лицо, заставил понять, что это правда.

- Они уже пришли! Туда, в ту деревню за лесом, откуда девочка! Я знаю, что говорю! Я видел тела людей! Они там уже седмицы две. Может больше... Вся деревня! Никто больше не смог бы сотворить такого! Я не знаю, как девочке удалось спастись!

Он отпустил жену, и та, словно он лишил ее последней опоры, медленно осела вниз, опустилась на большой кованый сундук, стоявший возле стены, закрыла лицо руками... Хозяева вышли из Леса...

- Боги, сохраните нас! - прошептала она.

В избе, на полатях, посапывая, мирно спали две рыжие головки. И муж, и жена знали, что отдадут всю свою кровь каплю за каплей, чтобы защитить их. Вот только кто сказал, что Хозяев это остановит?