Хроники железных драконов - Суэнвик Майкл. Страница 23

Тишина.

– Я ходила с одним парнем в молл, и он учил меня воровать. У меня хорошо получается.

Дракон по-прежнему молчал.

Каждый вечер, перед тем как уснуть, Джейн разговаривала с 7332-м или, молча медитируя, усилием воли старалась донести до него свои нужды. «Мои туфли износились, – думала она, – скоро мне понадобятся новые. И обувь на сырую погоду тоже. Деньги на учебники, новые джинсы, плакат с Брайаном Фаустом, одетым в черную кожу и со свисающим до бедра „стратокастером“». Иногда дракон слушал, но чаще – нет. И сегодня наконец кумулятивный эффект от его безразличия поднялся в ней, вскипел и хлынул из глаз.

– Чтоб тебя разнесло! Почему ты мне не отвечаешь, сарделька летучая? Почему? – Сдув со щеки слезу, Джейн врезала кулаком по листовой броне. – Знаешь что? Я уже не верю, что ты живой. У тебя топлива оставалось всего на один полет, и ты его извел. Теперь ты просто куча железа. Может, в твоих сетях и есть еще ток, нечто вроде смутного сознания, но это все. Ты теперь как после лоботомии, даже говорить не можешь. Ты ничто! Nada [5]. Продать тебя на металлолом и не мучиться!

Никакого ответа.

Джейн гневно смахнула учебники с кресла пилота и плюхнулась в него сама. Книги соскользнули и рассыпались по стеганому одеялу, покрывавшему ее голый матрас. Она пока не успела обрасти сколько-нибудь осмысленным скарбом, но даже для тех скудных пожитков, которые у нее имелись, в кабине едва хватало места.

От прикосновения пальцев ожили навигационные системы. Панорама сомкнулась вокруг головы подменыша, и она снова увидела мир глазами Меланхтона. Дракон смотрел в землю. Джейн перестроилась на круговой обзор. Поле ее зрения теперь составляло 360 градусов, охватывая с одной стороны помойку с кустами и короткий крутой склон – с другой. Там виднелись узкие, покрытые гарью задние дворы закопченных придорожных кирпичных домиков, ржавеющие остовы велосипедов и других мертвых машин. В зрительном спектре дракона надписи на стенах сияли не хуже неоновых: «Эльфей на мыло!» и «Вся власть гномам!» – с парой скрещенных молотов под ней. В человеческой части спектра три окна мерцали потусторонней синевой телевизионных экранов.

Долгое мгновение Джейн будто балансировала на краю пропасти, готовая призвать 7332-го по имени. Первый слог так и вертелся у нее на кончике языка. Но потом к горлу подкатила сильнейшая, едва ли не до рвоты, тошнота. Нечто начало разворачиваться в ее мозгу.

Взгляд расфокусировался и обратился внутрь, на диагностику механизма; зеленые линии прокрутились и размножились в геометрической прогрессии, словно жили собственной жизнью. Представленный в виде схемы, Меланхтон развернулся объемной картой сплошных разрушений и упадка. Каждая поломка и неисправность, каждый узел, требовавший вмешательства техника – смазки, замены перегоревшей проводки, изношенных узлов или деталей, – проступили с ослепляющей очевидностью. Вороненое стальное тело изрешетили, должно быть, тысячи ран, и каждая служила напоминанием о том, как Джейн собственной душой поклялась их все исцелить.

Присутствие 7332-го ожило вокруг нее массой холодного железа и холодной, холодной крови. Она ощутила себя муравьем на вздрагивающей от подземных толчков вершине горы. Дракон излучал ауру болезни и страданий, от которой, казалось, чернел воздух, и до подменыша впервые дошло – в нынешнем состоянии Меланхтон уподобился затравленному и обозленному на весь белый свет калеке. И как любое искалеченное существо, он может в любой момент выплеснуть свою боль и тоску на кого угодно, причем в форме наиболее соответствующей его прежнему могуществу и потребностям.

Благоразумие вернулось к ней, и вместе с ним пришел страх.

Руки внезапно похолодели. Она шлепком ладони выключила интерактивные устройства. Присутствие дракона угасло.

Спустя какое-то время девочка успокоилась и принялась собирать рассыпавшиеся книги. Пожалуй, она не будет называть истинное имя 7332-го. По крайней мере, не сегодня. Их следующую беседу придется отложить до более подходящего случая.

Но напечатанное в учебниках теперь напрочь перестало доходить до ее сознания. Семь раз подряд тупо пробежав глазами одну и ту же страницу, Джейн не смогла понять даже того, о чем там говорится. Она выпустила книгу из пальцев, перекатилась на спину и рассеянно уставилась в стальной потолок.

Через несколько секунд ее рыдания наполнили бронированную кабину.

Одиночество казалось ошеломляющим, изоляция – полной. Собственная неполноценность давила на нее подобно физическому увечью. Кому она нужна в этом мире, подменыш, маленькая воровка, отстающая по всем школьным предметам!

Глава 7

В своей основе материальный мир состоит из первичной материи. Хотя никто эту материю никогда не видел, поскольку существует она только потенциально, пока не оформится в стихии воздуха, воды, огня и земли, а также в бесконечное число элементов, являющихся производными основных четырех стихий. Творение происходит посредством выделений двоякого рода. Солнечный жар воздействует на океан и вызывает выделение пара, одновременно и влажное и холодное, и, следовательно, его результирующие соединения состоят в основном, но не полностью, из воды и воздуха. Но когда солнце воздействует на землю, происходит дымовое выделение, одновременно горячее и сухое, и его соединения являются по большей части смесями земли и огня.

Джейн любила алхимию. Ее зачаровывало изящество предмета. Путем двух операций из хаоса возникали четыре основных элемента и все вещи, происходящие от них. Разложенный на компоненты дуб полностью состоял из этой четверки в определенном сочетании. Это можно доказать, взяв в качестве примера полено и нагрев его до нужной температуры. Клубок начнет разматываться с выбрасыванием языков пламени и струй горячего воздуха – первых двух элементов. По мере прогорания на обрубленном конце полена начнут пузыриться смолистые жидкости – вода. Затем, когда прокаливание завершится, останется пепел, и этот последний будет четвертым элементом – землей.

– Дымовое выделение, – сказал Бледный человек, – соответствует мужскому началу, а паровое – женскому. Меркурий – это лоно, в котором созревают эмбрионы металлов. Вот почему все великие алхимики – женщины.

«Женщины», – записала в тетрадку Джейн и трижды подчеркнула.

– Не понимаю, как можно по собственной воле стать Королевой Плетеной Лозы.

Трое одноклассников с недоумением уставились на Джейн.

– Для славы, – пояснил Хебог. – Она может прогуливать уроки, не сдавать экзамены, встречаться с кем взбредет в голову и разъезжать на огромной карнавальной платформе. А все смотрят на нее снизу вверх и машут руками. Она даже получает право носить эту дурацкую тиару. – Отхаркнув комок мокроты, он сплюнул. – Что тут такого непонятного?

– Да, но…

– Ой, не нуди. – Саломея извлекла из сумочки пачку тонких розовых сигарет и, не предлагая остальным, закурила. От девицы с вечно мокрыми волосами, свисающими с продолговатого черепа, постоянно тянуло плесенью. Еще она имела дурную привычку во время занятий грызть ногти на ногах. Саломея не особенно нравилась Джейн, но, за неимением лучшего выбора, приходилось общаться с ней и ей подобными. – Эта тема утомляет меня до безумия, да’агая. Поговорим о чем-нибудь другом.

– Ага. – Крысякис непринужденно отвесил подменышу оплеуху. – Смени пластинку, воришка.

– Эй, помяни черта, а Питер уже тут как тут, – подал голос Хебог. – Питер, дружище! Какие новости?

Хебог был из красных гномов. Эта разновидность гномьего племени обладала почти гротескной способностью из мрачного фатализма стремительно впадать в состояние щенячьего восторга.

– А, привет. – Питер с Холмов, не замечая остальных, рассеянно кивнул гному и обратился к Джейн: – Говорят, ты знаешь, как воровать пленки из того магазина в молле.

– Да, – ответила она, слегка опешив, – умею.