Химера (СИ) - Петров Денис. Страница 38

— Ты прям мои мысли читаешь, — Репей поднялся на ноги. — Надо же обучить всему новичка, иначе какие же из нас к чертям собачьим радушные хозяева.

Оба уголовника дружно заржали и неспешно направились в Лехину сторону. Ночной демон со всей очевидностью понял, что сейчас его точно будут бить, потом наверно насиловать, потом снова бить и ему очень повезет, если он умудрится умереть быстро и, желательно не приходя в сознание.

— Ну что, готов постигать науку? — оскалился Репей и кивнул другу: — Кажись готов. Даже конспектировать приготовился, — оба противно засмеялись. — Приступай. А я по ходу добавлю, если ты чего упустишь.

Кирпич решительно шагнул вперед, преодолевая оставшееся между ними расстояние. Корольков зажмурился, а в следующую секунду его лицо покрыли холодные брызги. "Неужели это моя кровь?", — отстраненно подумал программист. — "Тогда почему она холодная? И почему я не почувствовал удара? Может быть у меня просто болевой шок? Так, наверное, бывает! А может я уже потерял сознание? Вот было бы хорошо!". За стеной плотно стиснутых век раздавались какие-то голоса. Королькову стало интересно, о чем они говорят, и он прислушался.

— Да мы просто поговорить хотели, познакомиться, — Леха даже не сразу узнал голос Кирпича, таким странно извиняющимся он был.

— Знаю я, как вы знакомитесь, — раздался грозный женский голос. — А мне потом за него отвечать.

— Вам-то за что, баба Шура?! — удивленно поинтересовался Репей.

— Да не перед вашими "гражданами-начальниками"! — ответила женщина.

Корольков осмелел настолько, что решил открыть один глаз. Его спасительница оказалась бабкой неопределяемого, но несомненно древнего возраста. В руках она грозно сжимала швабру, плотно прижатую к прутьям решетки. Так вот чем, его так обрызгало! Кирпичу, кстати, досталось не в пример больше. Он был покрыт капельками грязной воды с головы до ног.

— Он девочку изнасиловал, — попытался сопротивляться Репей.

— Да ты посмотри на него, — устыдила бабка. — Он муху-то в неравной схватке, дай Бог в третьем раунде по очкам победит. Какой из него насильник.

— Такие — самые опасные, — авторитетно заявил Кирпич.

У Ночного демона почему-то появилась стойкая уверенность, что сегодня его убивать и даже насиловать уже не будут. Ужасные уголовники-рецидивисты стояли, понурив головы, как нашкодившие школьники перед лицом сурового директора.

— Я тебе зуб даю, — старушка так ловко изобразила классический жест, что Леха невольно улыбнулся. — А если вы его хоть пальцем тронете, я вас сама изнасилую, как девушек, — она опустила швабру и продолжила уже несколько мягче. — Как родных прошу, ребята, присмотрите тут за этим бедолагой, а я вас завтра пирожками угощу,

— С яблоками?! — с непередаваемой детской непосредственностью поинтересовался Кирпич.

— И с яблоками, и с капустой! — покивала бабка.

Она уже повернулась к выходу, когда Корольков решился подать голос:

— П-постойте! А вы… вы кто?

— Баба Шура! — удивилась старушка.

— Вы… вы здесь главная? Вы верите, что я не убивал?

— Главная? — еще больше удивилась бабка. — Это как посмотреть. Вообще-то, я здесь уборщица!

— А… почему тогда… — промямлил он.

— Потому что я тут в авторитете! — весомо ответила она. — Ты отдыхай, касатик. У тебя сегодня тяжелый день был.

— А почему вы мне помогаете? — не унимался программист.

— Максимушка меня попросил, — хитро прищурилась баба Шура. — Знаешь такого? Он сказал, что головой за тебя ручается.

— Спасибо! — искренне произнес Леха, забиваясь обратно в свой угол. — Спасибо!!!

— Мировая бабка! — подсел к Королькову Репей, когда старушка вышла. — Говорят, она двадцать лет в сибирских лагерях лес валила. Потом ее выпустили, судимость сняли, но удар до сих пор такой, что в пору бычков-трехлеток с ног валить. А какие она пирожки готовит!…

— Ты правда ту девчонку не убивал? — с другой стороны пристроился Кирпич, от чего в укромном уголке сразу стало тесно.

— Правда… — кивнул Леха.

— Рассказывай! — решительно заявил Репей. — Ночь у нас впереди длинная. Да ты не бойся. Если баба Шура за тебя — даже следователи сильно давить не будут. Ее тут все уважают.

— Чем, позволь тебя спросить, занимаются все это время твои хваленые профессионалы?! — ворвавшийся в кабинет Вика Эдуард Самохин был изрядно навеселе, что очевидно и придавало ему уверенности.

— Успокойся, Эдик, — тихо, но властно произнес колдун. — Они занимаются расследованием всего четвертый день и уже добились некоторых результатов. Ты, кстати, даже не удосужился поговорить с ними.

— Тебе прекрасно известно, что я в полном дерьме! — поздний посетитель и не думал успокаиваться. — Ты отсоветовал мне обращаться в милицию, сказал, что твои спецы раскрутят это дело в два счета. А что теперь?

— Мне казалось, что тебя должна больше волновать смерть единственной дочери? — как бы между делом заметил Вик, не особенно надеясь пристыдить горе-родителя.

— Не впутывай сюда Маринку! — резко огрызнулся Самохин. — Она лежит в земле, и ей уже все равно, а я в считанные недели пойду на дно без этого чертового скарабея. А может это ты все и подстроил? — лицо нетрезвого гостя озарилось внезапной догадкой. — Давно спланировал завладеть моей реликвией, а теперь заметаешь следы.

— Во-первых, — холодно ответил хозяин дома, который категорически не собирался вестись на провокации своего знакомого. — Для меня статуэтка не представляет никакой ценности. Я прекрасно веду свои дела безо всяких побрякушек. А во-вторых, если бы он мне вдруг понадобился, я не стал бы причинять вред Марине, которая даже не подозревает о свойствах своего случайного приобретения. Гораздо эффективнее было бы прикончить при ограблении тебя, дабы избежать ненужных вопросов и бурных истерик! Тебе все понятно? — он хотел еще добавить, что таких отцов не грешно было бы вообще давить в младенчестве, но вряд ли это подействовало бы на человека, не просыхающего уже много дней…

Короткая летняя ночь опустила на город свое покрывало и застала бывшего оперативника, а ныне начальника детективного агентства за печальными мыслями.

Сон, как назло, совершенно не шел и Максим довольно быстро отказался от глупой идеи выспаться. Его новые приобретения были небрежно свалены в углу. Распаковывать все это барахло не было никакого желания. Это Артемка никогда не мог удержать и сразу начинал шарить по всем пакетам. Максим даже подарки всегда покупал ему только накануне праздника, чтобы племянник не нашел их и не упросил дядюшку отдать раньше времени. Заславский бы даже был не против, но Светлана всегда очень строго к этому относилась, говоря, что нельзя баловать ребенка, и что когда у Макса появятся свои дети — он все поймет. Будущий суровый милиционер даже школьных товарищей приучил называть его подлым именем. Из этого правила за всю жизнь было только два исключения: жена брата и баба Шура.

Ну почему, когда ему плохо, мысли всегда возвращаются к утраченной семье, словно желая сделать еще больнее, посильнее надавить острой железкой на незаживающую рану. Были даже такие периоды, когда, напившись, Максим начинал ненавидеть и Сашку, и Свету, и даже Артема. Они умерли. Им теперь все равно, а ему до конца дней с этим жить! Наутро ему всегда было стыдно за подобные мысли, но это к делу уже, как известно, не пришьешь.

Звонок в дверь заставил его вздрогнуть. Заславский никого не ждал, а недавние собутыльники к нему и носа не казали. То ли обиделись, что он променял их на работу, которую все они презирали в принципе, как и людей тратящих свою жизнь на подобные глупости. То ли дежурившие у подъезда Федор с Матвеем по поручению бдительной Ольги неустанно блюли его спокойствие. Не важно. Неужели что-то случилось, и Баташова прислала за ним посреди ночи?!

На пороге стояла незнакомая молодая женщина. То есть это он сначала ее не узнал, поскольку наряд ночной гостьи существенно отличался от того, что ему довелось видеть ранее: