Аквариум как способ ухода за теннисным кортом - Гаккель Всеволод. Страница 47

Мы вместе продолжили поиск помещений, но ничего подходящего так и не нашли, к тому же предстояло понять, как, найдя таковое, можно было бы вступить в его владение. Вероятно его можно было арендовать, но как это было можно осуществить, имея ввиду финансирование, предложенное Кенни? Мы продолжали переписку с Мэри Рёдер. Она писала абстрактные письма, рассчитывая на поддержку американских фондов, и каким-то образом заручилась поддержкой Стинга. В общем, на пальцах вырисовывалась очень внушительная картина.

Мы по-прежнему часто виделись с Курёхиным. В это время актриса Вера Глаголева, которая в качестве режиссера снимала свое первое кино, или, как говорят киношники, картину, пригласила его написать музыку. Он колебался, но, как-то познакомив меня с нею, начал подстрекать меня сняться в этом кино. По сценарию там была роль музыканта-тусовщика, и я по всем параметрам на неё подходил. И вот они оба начали меня умасливать. Я прочел сценарий, написанный Светой Грудович, старинной знакомой Курёхина. Это была наивная романтическая история из будней студентов театрального института в семидесятые годы. Это была совсем чуждая мне среда, к тому же у меня нет никаких актёрских способностей, я не могу входить в образ и категорически не могу говорить на чужом языке, мне не свойственном. Я приводил в свою защиту все эти аргументы. Но меня обложили со всех сторон, и я сдался. В одном эпизоде я должен был воссоздать атмосферу подпольного сейшена. Для этого мы выбрали место в мансарде у Горошевского, в той самой, где нас винтили с «Поп-механикой». Она мало изменилась с тех пор. Мы привезли пару комбиков и ударную установку. Я свистнул своих дружков, и те в свою очередь свистнули своих. Так пришло человек пятьдесят, совсем немного, но вполне достаточно для такого места. Перед этим мы собрались в ДК Связи со Славкой Егоровым, Сережей Березовым и Андреем Горобцом, чтобы срепетировать пару пьес, поскольку мне не хотелось, чтобы это был чистый джем. На съемку пришёл Саша Ляпин, Андрей Отряскин, Саша Емельянов и Димка Гусев со своей группой «Кингстон Черная Мама Дхарма Бэнд». Курёхин пришёл, но категорически отказался играть, хотя там было пианино. Собственно снять нужно было всего один эпизод, но постепенно это переросло в настоящий джем-сейшн, когда по очереди играли все. Я не знаю, как там с точки зрения фильма, но меня вдохновило то, что музыканты, которых я давно знал, и которые уже привыкли к большим аудиториям, на самом деле соскучились по малому пространству. Я неожиданно нашёл ключ к тому, что я подглядел в «Knitting Factory» – клуб оказался возможен. Для этого была почва. По ходу съемок было ещё несколько эпизодов при моем участии, в частности подпольная выставка, которую мы специально организовали на Пушкинской, 10. Это было симпатично, но в то время так делали все.

Весной приехал Боб. Он уже несколько месяцев жил то в Лондоне, то в Нью-Йорке, что стало само собою разумеющимся. Нас ничего не связывало, кроме старой дружбы, и мы достаточно часто виделись. У него возникла идея выпуска собственной газеты под маркой «Аквариум», и он призывал всех писать статьи. Меня не очень интересовала эта тема, но редколлегия пару раз собиралась у меня дома. В последствии Джордж взял инициативу в свои руки, и они с Файнштейном выпустили первый и единственный номер газеты «Арокс и Штёр», и эта идея сама собой заглохла. Как-то Боб заехал с предложением выпуска фотоальбома и предложил мне заняться поиском пропавших фотографов и редких фотографий группы. Судя по всему, тогда у нас было общее прошлое, и мы примерно одинаково к нему относились. То есть оно прошло, но о нём иногда приятно вспоминать и иногда его можно вытаскивать. Тогда же у него возникла идея создания фан-клуба, и он предложил нашему старому дружку Вовке Дьяконову, возглавить его. Тот очень серьезно к этому отнесся и зарегистрировал организацию под идиотским названием «Общество любителей „Аквариума“». Объявление о его создании дали в той же газете, и его сразу завалили письмами. Он перепугался и сразу бросил это занятие. Прошло несколько лет, у него осталась зарегистрированная организация с уставом и печатью, и он до сих пор мечтает её кому-нибудь продать.

Летом Боб вместе со всей семьёй собирался в Лондон, и пригласил меня приехать к нему в гости. Я ничего не имел против, Лондон меня манил, как любого человека, выросшего на «Beatles», да и вообще. Но в апреле я снова устроился на теннисный корт. Валера Сорокин тоже метнулся в заморские странствия, и себе в компаньоны я пригласил Сережу Сараджева, с которым познакомился на этом же корте за год до этого. Мы распределили обязанности, кто что будет делать, но поскольку он тоже играет в теннис, мы с ним чаще виделись. Также туда стал приезжать Миша Мончадский, и мы фантазировали на тему клуба. Каждый день приходил Родион, который жил неподалеку и приходил просто посидеть и поговорить, он не пил даже чай, только дистиллированную воду. Я был чрезвычайно рад тому, что своих многочисленных гостей я теперь мог приглашать на Каменный остров. При этом я мог их дифференцировать на тех, кого я действительно хотел видеть и тех, кто напрашивался в гости. У меня теперь был предлог, я мог говорить, что я на работе, а если я кого и приглашал из вежливости, то знал, что они откажутся и туда не поедут. Уж больно дико казалось пойти в гости в спортивный клуб. Вообще спорт почему-то отпугивает многих людей. Когда я кому-то говорил, что работаю на теннисных кортах, они никак не могли взять в толк, что я имею в виду. Меня же это очень забавляло. Так я доработал до середины июля и укатил в Лондон. Свои функции я сложил на Мишу Мончадского, к этому времени они спелись с Серегой и отлично поладили.

Боб встречал меня в Аэропорту «Heathrow», и по дороге я узнал, что прямо в этот день на «Уэмбли» играют «Rolling Stones». Я не мог поверить в такое везение. Конечно же они часто играют в Лондоне, но не так, чтобы уж каждый месяц. У них как раз был тур «Steel Wheels». Я попросил у Боба денег на билет и помчал на «Уэмбли». По дороге меня смутило то, что я еду в метро на концерт «Rolling Stones», но в поезде никого нет. Так я в недоумении проехал через весь город. Когда же на станции «Уэмбли-парк» я вышел наверх, то наткнулся на огромное объявление о том, что концерт отменяется в связи с болезнью Кита Ричардса. Я был ужасно раздосадован. Его перенесли на конец тура, месяца через два, а я не был уверен, что останусь в Лондоне так надолго, хотя в итоге прожил почти три месяца. Мы жили на Альбион-стрит прямо напротив Гайд-парка, там, где он граничит с Кенсингтонским, куда я каждый день ходил гулять с Василисой и Марком. Я отдыхал, Боб давал мне деньги на карманные расходы и я болтался по городу. Вечерами мы брали какие-нибудь фильмы в прокате и прекрасно проводили время. Я просто жил в их семье, но при этом не было самого главного элемента – соучастия. Я был в состоянии легкого недоумения, зачем он меня пригласил? Боб предложил мне взять с собой виолончель и думал, что может быть, если у него будет настроение, то мы что-нибудь поиграем вместе, но этого настроения у него не возникло. Он сочинял песни для второго альбома, живя в Лондоне, но при этом совершенно не питаясь его музыкальной жизнью. Он был звезда, сразу воссиявшая на том небосклоне, но только там пока этого никто не заметил, и жизнь продолжалась где-то рядом. Можно было выходить в свет, общаться с Дэйвом Стюартом и его женой, но при этом совершенно не вписываться в контекст музыкальной тусовки, без чего ничего невозможно. Точнее возможно, но только в этом нет никакого смысла. Ведь и здесь, и там все происходит только на уровне тусовки, и, если ты в неё не попадаешь, то уж лучше быть здесь.

Я жил в спальном мешке на подогреваемом полу в проходной комнате. Ранним утром со второго этажа ко мне сбегали Марк и Василиса и начинали колбаситься, смотреть мультики, и мне приходилось вставать и начинать хозяйничать, от чего я через некоторое время немного устал. Дэйв Стюарт любезно предложил мне пожить на его лодке, которая стоит на Канале, и я охотно согласился. Я не знаю, как точно называется это плавучее средство, типичная лондонская посудина, похожая на длинную квартиру на воде. Весь день мы по-прежнему проводили вместе, и я ездил туда только ночевать, что оказалось не так романтично. Я приезжал туда на велосипеде, сдвигал кожух с раскаленной за день посудины и открывал все окна. Там вероятно было что-то не в порядке с двигателем, и стоял такой запах солярки, что у меня было полное ощущение, что я живу на бензоколонке или в гараже. Только под утро, когда посудина остывала я, наконец, засыпал. Очень приятно было просыпаться, тихо покачиваясь на волнах от проходящих катеров. Так я безмятежно прожил целый месяц.