Аквариум как способ ухода за теннисным кортом - Гаккель Всеволод. Страница 61

Незадолго до этого Ник Хоббс предложил мне устроить концерт Питера Хэммилла. Мы с Ником уже давно сотрудничали, но это касалось приезда групп клубного уровня. Перед этим ко мне приехал мой давний знакомый Боря Евзиков, который предложил мне взяться за организацию гастролей больших западных артистов. Мы с ним поехали на концерт группы «Laibah» в Москву, встретились с Ником Хоббсом, который их привез, и поговорили о том, что было бы неплохо такие группы привозить и в Петербург. Я знал, что это сопряжено с большим финансовым риском, но Боря уверил меня в том, что при грамотной организации дела можно, по крайней мере, не нести убытки и постепенно размотать это до соответствующего уровня. И так мы решили попробовать свои силы в шоу-бизнесе. Концерт должен был быть организован на самом высоком уровне. И мы должны были заплатить значительный гонорар. Так или иначе это невозможно было сделать вдвоём, и получалось, что мы это затеяли на базе клуба. Таким образом у нас образовался оргкомитет. Поскольку никто не имел опыта в ведении бизнеса, нужно было решать коллегиально. Мы остановили свой выбор на Балтийском Доме, сделали рекламу, но не нашли никаких спонсоров, кроме маленькой полиграфической конторы под странным названием «Сайгон», которая бесплатно сделала прекрасный плакат с красным муравьем и флайер, автором которого была Ия Тамарова. Пока было не ясно, как будет с продажей билетов, я решил подстраховаться и занял деньги, соответствующие размеру гонорара, чтобы по условиям договора заплатить Хэммиллу перед концертом. Мы встретились с Ником Хоббсом, когда я был в Лондоне. Он пригласил меня в гости к Дэвиду Томасу, менеджером которого он за это время стал, и мы подписали контракт. Дэвид посмеивался надо мной, уговаривая меня, вместо вовлечения в шоу-бизнес, играть на виолончели. Но у меня уже не было выбора. Когда я приехал, то узнал, что Боря поссорился с Леной и вышел из бизнеса. Я был приятно удивлен. Весь финансовый риск ложился на меня одного. Билеты продавались не очень хорошо и Лена предложила сделать растяжку между колоннами Балтийского дома. Мы взяли в театре гигантскую тряпку, купили краску и попросили Лёшу Михеева увеличить и нарисовать красивую картинку с муравьем на шахматной доске. Получилось ничего, но когда это панно повесили, начались дожди и это произведение потекло. Я приезжал в Балтийский Дом и мыл крыльцо, на которое натекли огромные черные лужи. Когда это панно высохло, то получилось нечто ужасное, муравей превратился в страшное чудовище, и это было похоже на коррозию каких-то страшных металлистов. И ко дню приезда самого Хэммилла мы поспешили его снять, дабы он не перепугался.

Перед концертом я передал деньги Нику Хоббсу, что для меня было делом чести. Концерт прошел блестяще при полном зале, и была видимость аншлага. Я знал, что русский человек никогда не покупает билеты, и мы специально наняли милицию и секьюрити. Казалось, что ни один человек не сможет пройти без билета. И я был искренне восхищен – при полном зале, из восьмисот билетов, было продано двести пятьдесят. После концерта мы поехали в тихий ресторанчик и пообедали. Музыканты остались очень довольны тем, что была хорошая кухня и не играла музыка. Мы провели вместе весь следующий день и, после прогулки по городу, поехали в «TaMtAm», где по традиции девушки приготовили обед для всей нашей команды и гостей. Как обычно, мы накрыли столы прямо в фойе, и за стол уселось человек сорок. После их отъезда мы подсчитали убытки – я хорошо повеселился, в то время как пятьсот человек сходило на концерт бесплатно, я позволил себе роскошь купить билет на концерт за сумму в пятьсот раз превышающую его номинальную стоимость. Я и по сей день не вылез из той ямы, которую тогда копнул.

В этот же год я выиграл грант от фонда Сороса на двухмесячную стажировку в Нью-Йорке, где мне подобрали партнерскую организацию «Harvestworks». Сложилось это самым иррациональным образом. Алик Кан, в то время работавший в Американском информационном центре (USIS), предложил мне заполнить бумаги и подать заявку на участие в конкурсе на грант, в котором среди прочих питерских организаций были галерея «Борей» и Пушкинская, 10. Решать должна была авторитетная американская комиссия. Через несколько дней мне звонит Андрея Харрис из Вашинготона и говорит, что её посылают в Россию, выбрать организацию для культурного обмена, и что просматривая бумаги, она встретила моё имя. Она сказала, что она очень рада будет встретиться со мной, но ей очень трудно будет скрыть факт нашего знакомства и профессиональная этика не позволит ей отдать мне предпочтение. У них так не принято, и она уже очень сожалеет об этом. Но когда комиссия приехала, и они пришли к нам в клуб, то через некоторое время выяснилось, что хоть она и не голосовала за меня, однако грант всё равно присужден мне.

Отбывая в Америку я предполагал, что Маша останется ухаживать за мамой. Она часто бывала у нас дома, и мама очень к ней привязалась. Но Маша, которая и так очень меня опекала, и мы виделись с ней практически каждый день, вдруг тоже решила поехать в Вашингтон навестить своего брата. Я Машу очень уважал, но немного тяготился её привязанностью ко мне и был раздосадован её прихотью. Я подозревал, что она специально подгадала это по срокам так, чтобы непременно найти меня в Америке. За матушкой осталась ухаживать моя невестка Татьяна.

Руководитель «Harvestworks» Брайан Карл был очень заинтересован в сотрудничестве с нами, и даже на две недели приехал в Петербург. Но за полгода, пока складывался этот проект, он получил место в Лос-Анджелесе и отматывать назад было уже поздно. Андрея Харрис, которая все это организовала предложила, мне прилететь в Вашингтон, а оттуда уже ехать в Нью-Йорк. И конечно же, когда я прилетел, в аэропорту меня уже встречали Маша и Алла, жена Вани Бахурина. Я погостил у Андреи с Джимом пару дней и отправился в Нью-Йорк, поставив жесткие условия Маше, что она сможет приехать в Нью-Йорк не более, чем на три дня. Когда я приехал в Нью-Йорк, Брайан Карл привел меня в «Harvestworks», рассказал мне о специфике их работы и познакомил меня с сотрудниками, к которым в случае надобности я мог обратиться. Также он дал мне несколько контактных телефонов музыкантов, с которыми мне могло быть интересно познакомиться, и которые были предупреждены о моем возможном звонке. И на этом наш культурный обмен закончился. Но самое главное, он оставил мне свой велосипед. В первый же день мы пошли в клуб «Cooler» на Зину Паркинс и Шелли Хёрш, и Брайан был искренне удивлен тем, что я тут же встретил знакомых, ими оказались Женя и Анджей из «Оберманкена». На следующий день мы с ним пошли в гости к Шелли Хёрш, я был настолько потрясен её выступлением, что подумал, вот было бы здорово как-нибудь пригласить её в Россию. Через несколько дней Брайан отбыл в Лос-Анджелес, и через две недели мы с ним должны были встретиться в Сан Франциско на конференции NAAO (National Association of Artists Organizations). У меня был оплаченный отель на одиннадцатой улице между пятой и шестой авеню, мне платили суточные, и я был предоставлен самому себе. Нью-Йорк я уже достаточно хорошо знал и я пустился исследовать его независимую сцену. Помимо старых дружков, живущих в Нью-Йорке и его окрестностях, ко мне приехал Ливерпулец из Западной Вирджинии. Я договорился встретиться с ним возле моего отеля, и подъезжая к нему на велосипеде, увидел целую хунту. Вместе с Ливерпульцем меня ждали Майкл Кордюков, Коля Решетняк, Димка Гусев, Гуля, их пятеро детей и собака, которые случайно проезжали по этой улице на своем вэне. Нью-Йорк маленький город и в нём невозможно не встретиться. Я был очень рад видеть своих друзей и соотечественников, но в то же время, оказавшись в Америке, хотел оторваться от России. Этим же вечером мы с Ливерпульцем сходили в новую «Knitting Factory» на сольный концерт Тёрстона Мура с барабанщиком Томом Сёргалом. В фойе я встретил Ли Ренальдо и Ким Гордон, а позже позвонил Муру, и он пригласил меня на концерт «Sonic Youth». Концерт был восхитительным, поскольку они играли на адекватном звуке. К сожалению, в это время у них был тур по случаю выхода своего нового альбома «Washing Machines», и они почти не бывали в Нью-Йорке. Приехала Каролина из Монреаля. Я надеялся увидеть Славку и думал, что он тоже сможет приехать ко мне. Но Славка позвонил Мартину Дакверту, режиссеру, который приезжал в «TaMtAm», и тот, узнав что я на этом побережье, решил пригласить меня в Монреаль и обещал прислать билет. Он давно вынашивал идею съемки документального фильма обо мне. Находясь в свободном полете, я решил, что по окончании своего пребывания в Нью-Йорке, смогу съездить в Монреаль.