Магия отступника - Хобб Робин. Страница 17
Ликари подавленно съежился и взглянул на мальчика-солдата широко раскрытыми глазами, которые сейчас казались карими. Его пятнышки имели форму капель и почти равномерно усеивали кожу лица, только по носу сбегала темная полоска. Остальное тело было скорее полосатым, чем пятнистым. Тыльные стороны кистей и стоп были сплошь черными. Его раскраска напоминала мне отметины на лошадиной шкуре. Мальчик-солдат выплюнул твердую косточку, а затем взял из корзинки следующий плод. На глазах Ликари выступили слезы. Я не мог этого стерпеть и протиснулся в мысли мальчика-солдата.
— Он принес мне еду, и быстро. Сейчас мне от кормильца большего и не требуется. Я уверен, мы с Ликари неплохо поладим, а там, возможно, и куда лучше, когда немного узнаем друг друга.
Лицо мальчика просветлело, словно ему вручили пригоршню золотых монет. Сквозь ресницы он покосился на тетю, изо всех сил стараясь не ухмыльнуться. Он пытался держаться с ней уважительно. Хорошо. Мальчик-солдат придвинул корзинку поближе. Липучие плоды оказались превосходны на вкус, но ему вдруг захотелось грибов. Он опрокинул корзинку на чистый мох поблизости от себя. Еда образовала приличных размеров кучку. Он ухмыльнулся, глядя на нее, и поднял несколько грибов.
— Ты можешь найти мне еще еды, пока я ем эту?
Ликари бросил быстрый взгляд на Фираду и старательно поклонился.
— Конечно, великий. Как пожелаешь, великий. Я постараюсь что-нибудь найти.
Фирада выглядела недовольной тем, что я похвалил мальчика. Теперь же, когда он выказал ей свое уважение, смягчилась.
— Иди к изгибу ручья, где три больших камня, — отрывисто посоветовала она. — Выкопай ямку в песке. Может, найдешь синих моллюсков. Они прекрасно восстанавливают силы великого. На илистом берегу растет пышная трава. Она уже не сладкая — весна ведь давно прошла. Но корни у нее толстые и питательные. Их тоже принеси. Но сначала хорошенько прополощи. Когда великий настолько голоден, он иногда слишком торопится, когда ест. С него станется проглотить землю или кости, если еда не подготовлена надлежащим образом. А они могут засорить его внутренности или вызвать лихорадку.
— Да, тетя. — Мальчик уставился в землю. — Вот почему я испугался, что он проглотит косточку липучего плода. — Когда Фирада нахмурилась, рассерженная его дерзостью, он торопливо добавил: — Но мне следовало почтительнее высказывать свои опасения. Благодарю тебя за наставления и за то, что поделилась со мной местами для сбора еды. Мне известно, что их принято держать в тайне.
Фирада смягчилась.
— Надеюсь, Ликари, — с едва ли не материнской заботой ответила она, — ты справишься, раз уж тебе пришлось этим заниматься. — Но затем добавила уже резче: — Однако ты не должен задерживаться тут ради болтовни, в то время как твой великий голоден. Иди. И поспеши. Возвращайся прежде, чем он съест эти плоды и грибы.
Ликари торопливо кивнул и умчался прочь. Мальчик-солдат едва заметил его уход, поскольку почти все его внимание пока что занимала еда. Думаю, Джодоли прекрасно это понимал. Он выждал, пока не закончились грибы и большая часть липучих плодов, прежде чем снова заговорить.
— Хорошо, что твой кормилец нашел для тебя грибы. Они помогут, а еще лучше будет, если он сумеет отыскать синих моллюсков. Если мы собираемся путешествовать быстро, тебе понадобятся силы.
Мой рот был занят плодами. Мальчик-солдат не мог ничего произнести, поэтому лишь приподнял брови.
— Мы не можем задерживаться здесь. Надо отправиться в путь сегодня же. Я истратил магию, чтобы прийти сюда и взять с собой Фираду, Ликари и Оликею, и все в одну ночь. Сегодня мы должны выступить обратно. На этот раз торопиться мы не будем. Однако время уже слишком позднее, чтобы ты и твой кормилец путешествовали обычным образом. Тебе придется потратить магию на то, чтобы быстроходом доставить себя и Ликари на зимовье.
В голове моей теснились вопросы. Зачем мы отправляемся в горы, когда надвигается зима? Зимовать в предгорьях куда разумнее, чем перебираться туда, где морозы сильнее, а снега глубже. Я не был уверен, что мальчик-солдат умеет пользоваться быстроходом, не говоря уже о том, чтобы взять кого-то с собой. Быстроход — это магия спеков, способ за малое время преодолеть большое расстояние. Мальчик-солдат разделял со мной эти сомнения. Он торопливо затолкал в рот остатки плодов, прожевал их, и я неожиданно почувствовал себя спокойнее, как будто нашел собственное место в этом мире и этом дне. Он с удовольствием сглотнул, но, прежде чем успел задать Джодоли вопрос, вмешалась Фирада.
— А что насчет Оликеи? — веско напомнила она. — Ты доставишь ее обратно к народу?
Я заметил замешательство Джодоли.
— Жаль, что я не был полон магии, когда говорил с Кинроувом. Я уже истратил больше, чем намеревался, чтобы добраться сюда и привести вместе с собой всех вас. Невар собирается расплатиться с нами, но…
— Оликея пришла сюда ради меня, — перебил его мальчик-солдат, прежде чем он успел еще что-то сказать. — И подозреваю, что неохотно. Я перед ней в долгу — и сам верну ее назад.
Он не хотел увеличивать свой долг перед Джодоли.
— А тебе хватит сил перенести себя. Оликею и Ликари? — с сомнением спросил тот.
— Если не сегодня, то придется остаться здесь, отдыхать и есть, а потом попробовать снова.
Оликея далеко не ушла. Я подозревал, что она ждет где-то поблизости, слушая наш разговор и наблюдая, как я обращаюсь с ее сыном. Теперь же она появилась из-за одного из гигантских деревьев и словно бы невзначай направилась к нам, но взгляды, которые она бросала на меня, все еще были полны гнева и уязвленной гордости.
— Я бы предпочла, чтобы меня отвел к народу ты, — не глядя на меня, обратилась она к Джодоли. — Когда мы окажемся там, я принесу тебе еды в уплату. Или пойду поискать чего-нибудь сейчас, чтобы тебе хватило сил, когда мы сегодня отправимся в путь.
Ее слова зажгли в глазах Фирады сердитые искорки. Она встала так, чтобы загородить Джодоли от сестры, и прищурилась, а когда заговорила, ее голос звучал, словно ворчание разъяренной кошки.
— Я вижу, чего ты добиваешься. Не выйдет! Ты рассердила собственного великого, и он тебя отверг. Не надейся, что сумеешь подольститься к моему! Джодоли мой с тех пор, как прошел испытание! Я кормила его, ухаживала за ним и много раз спасала от его собственной глупости. А теперь, когда он готов бросить вызов Кинроуву, ты надеешься сладкими речами и лакомыми кусочками сманить его у меня? Нет. Отойди от него, сестра. У тебя была возможность, и ты ее упустила. Мою ты не отберешь.
Я в ужасе, смешанном с изумлением, смотрел, как она пригнулась в стойке, словно борец, готовящийся к поединку, — колени чуть согнуты, руки подняты, готовые вцепиться в противницу, если та решится напасть. Тряхнув головой, она откинула с лица полосатые пряди волос. Я сморгнул и вдруг увидел ее глазами мальчика-солдата. Мое гернийское воспитание не позволяло мне открыто уставиться на обнаженное тело. Теперь же я с восхищением отметил, что обильная плоть Фирады прячет под собой сильные мышцы. Она производила потрясающее впечатление. Ее младшая сестра была выше, и притом ничуть не хрупкой, но, доведись мне заключать пари на победителя, я бы поставил на Фираду.
Я не уверен, что Оликея собиралась спорить с ней за Джодоли. Она казалась несколько удивленной и обескураженной тем, с какой яростью Фирада кинулась защищать свое. Ее губы дрогнули, а потом пренебрежительно надулись.
— Его я и не хочу. Хочу только, чтобы меня переправили обратно к народу. И все. Вечно ты подозреваешь. Фирада, что другие женщины завидуют принадлежащему тебе. Ты глупа и слишком высоко его ценишь. Он медленно растет, чересчур покладист и не слишком умен, раз позволяет тебе помыкать собой, словно он гернийская овца. Оставь его себе, и посмотрим, много ли пользы тебе от него будет.
Она отбросила волосы назад, с вызовом вскинула голову и повернулась к обоим спиной. Джодоли, как я отметил, не слишком интересовался их перебранкой. Возможно, Оликея права, и он действительно чрезмерно покладист — или же, будучи великим, выше того, чтобы оскорбляться подобным спором. Фирада оскалилась, глядя на сестру, — то ли развеселилась, то ли праздновала победу. Мне было некогда об этом размышлять, поскольку Оликея подошла и нависла надо мной с угрожающим видом. Никогда прежде мне не доводилось смотреть снизу вверх на обнаженную женщину, кипящую от ярости. Это одновременно пугало и странным образом возбуждало.