Осенними тропами судьбы (СИ) - Инош Алана. Страница 110
– Вук мне зятем приходится, – сказала Северга, со смачным чмоканьем облизав окровавленные пальцы. – На дочери он моей женат, вот и попросил помочь… По-свойски, по-родственному, так сказать.
Ждане было трудно представить, что эта воительница, в которой и женского-то почти ничего не осталось, когда-то вынашивала и рожала ребёнка…
– Удивлена? – точно прочтя её мысли, усмехнулась Северга. – Мужчин я к себе не подпускаю, живу сейчас с женой… И мало кто осмелится меня этим попрекнуть: сразу кишки выпущу не в меру разговорчивому. Мой меч – его голова с плеч… Но в своё время отец моей дочери доказал мне свою силу и право быть достойным меня. Но и его я подпустила к себе лишь на одну ночь: не могу долго подчиняться, предпочитаю сама главенствовать. А потом его убили в поединке. Больше достойных нет. Через десять лет я победила его убийцу, и тому, чтобы остаться в живых, пришлось платить выкуп – отдать то, что я попрошу. Младшая дочурка у него была славненькая, давно мне нравилась – её я и попросила. А он меня к своей жене отослал – мол, ей решать. Та сперва упиралась, даже себя хотела предложить на ночь, да только на что она мне сдалась, затасканная мать семейства? К тому ж, с приплодом в брюхе и грудью с коровье вымя. Мне – девчоночку подавай, тем более, что та сама мне глазками подмаргивала, озорница. Пришлось отдать. Да чего там! Дочек у них было как грязи – одной больше, одной меньше… Вот так я себе жёнушку и заполучила. Она хороша… Но ты лучше, княгиня. Вук много потерял, оставив тебя.
Пристально-оценивающий взгляд Северги царапнул душу Жданы железным когтем. Предстоящий поход в баню заранее накладывал на неё отпечаток чего-то гадостного и вызывал содрогание, как при виде змеи. Но Яр снова захрипел под полушубком, зовя в бреду какого-то Ёршика, и Ждану захлестнула кожаной удавкой ярость.
– К чему ты медлишь? – хрипло процедила она. – Если вылечить моего сына для тебя так просто, сделай это сейчас! Почему он должен мучиться?
Прожевав последний кусок мяса, Северга поднялась и ленивой походкой вразвалку подошла к печке, отогнула воротник полушубка и заглянула в лицо ребёнка. Коса блестела вдоль её спины причудливым хребетным выступом.
– Время ещё есть, сегодня не помрёт. Сначала плата, потом – дело. А то знаю я вас, баб… Вечно на попятную пойти норовите.
– По себе судишь? – язвительно прищурилась Ждана.
Взгляд Северги обдал её такой убийственной стужей, что все дальнейшие слова съёжились и засохли на языке. Оставалось только крошить в пальцах мяту и впитывать её целительный дух – как улыбку лета.
Наконец пришёл воспитанник Малины и чуть слышным печальным голосом сообщил, что баня готова. Следом за ним вернулись Радятко с Малом – всклокоченные и раскрасневшиеся. Мал то и дело зябко поводил плечами и жмурился, а взгляд у него был шалый, блуждающий. Едва войдя в дом, он странно запищал, сдавил руками голову и забрался на печь.
– Малушка, что с тобой? – испугалась Ждана.
Тот не ответил, уткнувшись в полушубок. А Радятко, подойдя к матери вплотную, сказал:
– Матушка, ты… когда через двор пойдёшь, по сторонам не смотри. Там… – Не договорив, он сглотнул.
Лишь выйдя на крыльцо, Ждана поняла, что так напугало сыновей: по всему двору лежали тела посечённых Севергой мужиков… Пятеро или шестеро – Ждана не разглядела, тут же заслонив глаза пальцами. Остальные, видимо, разбежались.
– Сами виноваты, – безжалостным звоном надтреснутой стали раздался над ухом голос Северги, и её рука приобняла Ждану за плечи. – Не надо было соваться.
Заяц… Где девушка? Убрав пальцы от лица, Ждана всё-таки осмотрелась… Как назло, первым ей попался на глаза Вечеля, разрубленный практически пополам. Ещё недавно этот мужичок шёл к Малине лечить дёрганье глаза и болтал о своей стычке с быком… Теперь его «дергучая болезнь» прошла – вместе с жизнью.
Зайца во дворе не оказалось. Облегчение застучало в висках, разлилось внутри холодящей пустотой. Значит, жива… Но куда она девалась? Неужели ушла совсем, бросив их? Ехать дальше с Севергой Ждане совсем не хотелось.
Через двор она прошла почти с закрытыми глазами, ведомая под локоть воинственной тёщей Вука. Под ногу попалось что-то мягкое, но она побоялась взглянуть, на что наступила. Ударилась головой о притолоку низкой банной двери, споткнулась и чуть не упала в тесном предбаннике.
– Осторожно, княгиня, – усмехнулась Северга, подхватив Ждану. – Уже можно смотреть. Хотя бы под ноги.
Её облегченные латы были изготовлены с тем расчётом, чтобы надевать и снимать их можно было без посторонней помощи, но она нарочно попросила Ждану сделать это. Всё её сильное и стройное тело покрывали путаные и загадочные письмена шрамов, на поджаром плоском животе не замечалось ни одной жировой складочки. Все до одного мускула, что есть в человеческом теле, можно было ясно разглядеть под её смуглой кожей в сером осеннем свете, скупо проникавшем сквозь мутное оконце. Однако если в боевом происхождении рубцов на руках, спине и плечах не приходилось сомневаться, то длинный толстый шрам над курчавым чёрным лобком, похожий на кривую улыбку, озадачивал.
– В бёдрах я узкая, вот дитя из брюха у меня и вырезали, – пояснила Северга, поймав направление взгляда Жданы. – Кинжалом вспороли и вытащили…
Ждана содрогнулась. Она слышала о таком способе разрешения родов, но применяли его для спасения ребёнка из чрева умирающей или уже умершей матери. Однако на то они и оборотни, чтобы быть нечеловечески живучими… Впрочем, живучесть не отменяла боли, и Ждана снова ужаснулась при мысли о том, как Северга, должно быть, мучилась, когда её резали по живому.
Пристально-зимние глаза были холодными, а ладони, скользившие по коже Жданы – тёплыми, но жёсткими. Спустив с её плеча рубашку, Северга разглядывала открытый участок тела, и Ждана ощущала себя словно под ледяными порывами ветра. Вдруг Северга передёрнулась и ядовито зашипела, после чего послышался треск рвущейся ткани: это вышивки с петушками и солнцем подействовали. Разодрав на Ждане рубашку, женщина-оборотень отшвырнула её в угол, а потом, подумав, бросила в пышущую обжигающим жаром утробу огня. Яростный всплеск снежной бури в её глазах успокоился. Всё, что оставалось княгине Воронецкой – это стыдливо прикрывать грудь наполовину расплетёнными косами. Игольница затерялась в складках брошенного на лавку платья, и достать её не было ни времени, ни возможности: Северга уже влекла Ждану в парилку. Да и не время было ещё пускать иглы в ход: жизнь Яра висела на волоске.
Растянувшись на подстилке из сена, Северга подставила исчерченное шрамами, но ладное, твёрдое и красивое тело рукам Жданы. Пока веник распаривался, Ждана натирала её квасной гущей, смешанной с золой, мыла и распутывала волосы, драила мочалкой спину, скребла жёсткие пятки. Окатившись водой, Северга плеснула немного на раскалённые камни – с шипением повалил пар. Даже какую-нибудь тряпицу она не позволила Ждане на себя накинуть, с откровенным вожделением скользя взглядом по её нагому телу. Чёрные зрачки её пугающе светлых глаз дышали тёмной, низменной страстью, смуглая рука протянулась сквозь паровую завесу и легла на живот Жданы. Та, выхватив веник из шайки с кипятком, хлестнула Севергу – яростно, наотмашь, попав по лицу и груди. Та рявкнула и расхохоталась.