Осенними тропами судьбы (СИ) - Инош Алана. Страница 116

Высокая фигура склонилась над зловонными останками и брезгливо, двумя пальцами подобрала свой кинжал. С него капала мерзкая слизь, которую пришлось обтереть о край плаща. Очистив оружие, владелица убрала его в ножны. Почему владелица, а не владелец? Потому что Ждана узнала Младу даже с завязанным по-разбойничьи лицом. Она ничуть не изменилась с их последней встречи: локон, выбивавшийся на лоб из-под наголовья, по-прежнему чернел и лоснился синевой. Ни единого седого волоска. А глаза – всё так же непобедимо ясны и прохладны, как вода озера Синий Яхонт. Ждане почему-то показалось, что это именно она привела с собой солнце.

– Ловко, – хмыкнула Цветанка, удерживая поводьями свою разволновавшуюся лошадь. – Хороший ножичек.

Её глаза безжизненно выцвели, лицо покрывала мертвенная серость, на которой чётче проступали бурые подсохшие потёки крови в уголках бледных губ. Больное солнце, осветив её, позволило Ждане по-настоящему увидеть, как плохо выглядела Цветанка-Заяц. Увидела это и Млада, которая не могла не почуять в ней Марушиного пса, но, тем не менее, в какой-то миг позволила себе повернуться к Цветанке спиной, вытирая свой кинжал. Видно, за серьёзного противника она девушку не считала. Впрочем, это не помешало ей всё-таки загородить от неё Ждану.

– Млада, нет, – осмелилась та дотронуться до заслонившего её плеча женщины-кошки. – Заяц… то есть, Цветанка – не враг. Она помогает мне добираться до Белых гор.

– Хм… Цветанка? – Чёрные брови Млады нахмурились.

Ни «здравствуй», ни «сколько лет, сколько зим»… Они как будто вчера расстались и продолжили с того места, на котором прервались. Будто вчера Ждана пробудилась после болезни на печке, в окружении запаха можжевеловой хвои, а Млада горько, но твёрдо и безжалостно сообщила, что всё знает о её вспыхнувшей страсти к Лесияре. Прошлое не ушло в необозримую даль, за многолетний туман забвения, оно всё это время лишь пряталось за углом с укоризненной улыбкой старого приятеля. И встреча с ним оказалась почти не болезненной: осень смягчила все резкости, а время скруглило углы.

– А тебе не приходило в голову, что помогает она неспроста? – прищурилась Млада. И спросила сурово, обращаясь к Цветанке: – Зачем тебе нужно в Белые горы? Должна бы знать, что Марушиным псам туда вход воспрещён.

– С какой такой радости я должен тебе всё докладывать? – дерзко отозвалась Цветанка, глядя на Младу сверху вниз с высоты конской спины и по привычке говоря о себе в мужском роде. – Ты кто вообще?

– А с такой, что я служу в пограничной дружине Белых гор, и моя обязанность – не пропускать в наши земли всякую нечисть, – ответила Млада, не убавляя суровых ноток из голоса. – Посему Ждану дальше сопровождать буду я, а ты ступай восвояси.

– Хе, – усмехнулась Цветанка, на глазах становясь бледнее покойника. – «Ждана»! Ты знаешь, о ком говоришь? Это княгиня Воронецкая, и изволь звать её государыней! Её сопровождаю я, и точка. Была уже тут одна желающая меня оттеснить… Так я ей указала на её место! Скинула с обрыва, да и дело с концом. Вот и ты лучше уходи подобру-поздорову, чтоб тебя та же участь не постигла!

От такого бахвальства и вранья у Жданы сам собой открылся рот, да только слова все разлетелись шустрыми воробьями – не поймаешь. Но Млада была не из тех, кого можно запугать на словах, и большого впечатления на неё эта несуществующая победа не произвела… Равно как и новость о том, что Ждана теперь княгиня. У женщины-кошки даже бровь не дрогнула.

– Ну, поблизости обрывов я не наблюдаю, – насмешливо ответила Млада. – Так что придётся тебе меня как-нибудь по-другому на место ставить. Если получится, конечно.

Впрочем, новым поединком тут и не пахло: когда дальше бледнеть стало уже некуда, глаза Цветанки закатились, и она, лишившись чувств, упала с лошади. Млада только хмыкнула, а Ждана в порыве искреннего беспокойства за клыкастую юную воровку кинулась к ней, присела рядом, не жалея дорогого платья, и уложила её голову к себе на колени.

– Что с этой похвальбишкой? – спросила женщина-кошка.

– Досталось ей сильно, – вздохнула Ждана, вороша пальцами золотистые волосы Цветанки. И, с надеждой подняв взгляд на Младу, спросила: – Может, ты её полечишь? Дочери Лалады ведь могут исцелять…

– Людей. А Марушиных псов – не помню, чтобы кто-то из нас пробовал, – сказала Млада.

– Прошу тебя, попробуй! – взмолилась Ждана. – Она ведь не плохая… Несчастная только. И Марушиным псом уж наверняка не по своей воле стала.

– Что это ты за неё так ходатайствуешь? – Яхонтовые глаза вновь прищурились с холодной настороженностью. – Марушиных псов нельзя жалеть. И верить им нельзя. Наплести она тебе могла что угодно, чтобы втереться в доверие, а ты и уши развесила… государыня.

Последнее слово Млада добавила с невесёлой усмешкой. Впрочем, уже через мгновение, поддавшись умоляющему взгляду Жданы, она всё-таки подошла, присела и положила ладонь на грудь Цветанки.

– Досталось – это не то слово, – промолвила она задумчиво. – У неё внутрях где-то кровь всё ещё сочится… Уж не знаю, как она это терпит. Но ничего, лечение ей и не требуется: все оборотни – и мы, и Марушины псы – выздоравливаем от любых ран уже на следующее утро. Заживёт. Кто её так приложил-то?

– Оборотень, из Марушиных псов, Севергой звать, – ответила Ждана, содрогнувшись лишь от звука этого имени, точно от холодного ветра.

– Ворон ворону глаз не выклюет, а пёс с другим псом сцепится, – буркнула Млада себе в повязку.

– А отчего у тебя лицо завязано? – спросила Ждана осторожно.

– Хмарь тут непроглядная, – ответила женщина-кошка. – А моё снадобье против неё кончилось… Пришлось последние капли на донышке водой развести и тряпицу смочить, чтоб хоть как-то дышать. Яснень-трава – редкая, во всех Белых горах есть только три места, где она растёт, поэтому отвар – на вес золота. Много его никогда не бывает.

– Слушай-ка! – осенило Ждану. – У меня в повозке ведь есть это снадобье, целый горшок! Только не совсем ещё настоялось, но, быть может, уже хоть как-то действует. Я его для сына брала, захворал он у меня в дороге… Глотошной.

– Хм, – оживилась Млада, поднимаясь на ноги. – Не слышала, чтоб эта трава росла в Воронецком княжестве… Ну что ж, это лучше, чем ничего. Пойдём тогда, что ли?

– Я Цветанку не брошу, – упёрлась Ждана, моргая от подступающих к глазам колких слёз. – Либо возьмём её с собой, либо…

Что «либо», она так и не смогла придумать и растерянно смолкла. Млада проговорила мягко:

– Да пойми ты, ей в Белые горы нельзя. Никак. Если она пересечёт границу, я буду обязана её убить. А ежели я не убью – найдутся другие, кто это сделает.

Холодные яхонты её глаз в свете лесного солнца стали тёплыми незабудками, и к сердцу Жданы вдруг подступил сгусток светлой печали – как воспоминание о жёлтом одуванчике посреди ледяной зимы… А женщина-кошка, словно уловив её чувства, сказала:

– О минувшем не тужи. Что было, то прошло, быльём поросло… Всё сложилось так, как суждено было. Я не одна теперь, мне есть кого своею горлинкой назвать: в Белых горах меня ждёт невеста.