Осенними тропами судьбы (СИ) - Инош Алана. Страница 95

– Прошу пожаловать в мои хоромы, матушка-государыня, – весело объявил воришка.

«Хоромами» оказалась пещера в лесу. Опираясь на руку Зайца, Ждана вышла из повозки и невольно поёжилась, оглянувшись вокруг. Сырая тишина здесь дышала, как живая тварь, обступая со всех сторон и выглядывая из-за толстых старых стволов с зелёной бородой мха. Лес молчал, как заброшенный склеп, не шелохнулась ни одна ветка, только в черноте дупла желтели искорки чьих-то глаз.

Вход в пещеру был широким и приплюснутым сверху. Под ногами Жданы расстелился вечнозелёный ковёр из мелких глянцевитых брусничных листьев, на котором кровавыми бусинами алели ягоды.

– Не робей, государыня, – с хрипловатым теплом в голосе подбодрил Ждану Заяц. – Входи… Да смотри, осторожно – тут спуск.

Пещера оказалась не очень глубокой, и через обширное входное отверстие в неё проникало достаточно дневного света. Причудливые фигуры из каменных сосулек покрывал малахитово-зелёный налёт, он же присутствовал на полу и потолке. Несмотря на небольшую глубину и открытость пещеры, внешний воздух, казалось, совсем не попадал сюда: душное, затхлое и пронизанное сыростью пространство сразу сдавило Ждане грудь. И здесь было определённо теплее, чем снаружи.

– Ага, – словно прочтя её мысли, сказал Заяц. – Тут горячий источник неподалёку. Вот эту стенку потрогай, госпожа.

Ждана приложила ладонь к камню и тут же отдёрнула, едва не обжегшись.

– Хорошо – и печки не нужно, – хвалил своё жилище воришка. – Тут всё есть для твоего удобства: вон ложе, вон лампа масляная. Масло тут, в кувшине, а огниво рядом в камнях припрятано.

Возле тёплой стены располагалась лежанка – высокая куча мха и опавших листьев, накрытая сверху домотканой половицей в разноцветную полоску. Подушка – мешочек, набитый травой, да одеяло из заячьих шкурок – вот и вся постель. На столоподобной каменной глыбе стояла упомянутая лампа – глиняная круглая плошка, в выемке в стене притулился кувшин с маслом. Посередине пещеры горкой лежали чисто обглоданные куриные косточки.

– Мой вчерашний обед, хех, – усмехнулся Заяц, отгребая кости в сторону. – Вот здесь, стало быть, и жди меня, госпожа моя. Про это место никто не знает. Ну, а я – за твоими детишками. Как приведу – так в Белые горы и двинемся.

– Как же ты их приведёшь? – беспокоилась Ждана. – Их ведь стерегут. Во дворце княжеском куча стражи… Это тебе не корзину яиц украсть! Да и в лицо ты их не видел никогда…

– Ты эту заботу в голову не бери, государыня, и об этом не печалься, – усмехнулся Заяц. – Воровским ремеслом я с детства кормлюсь. Ты жди знай, а я уж как-нибудь управлюсь. Кстати, дай-ка мне что-нибудь твоё… вещицу какую-то, которую дети твои знают.

Ждана задумалась. Даже если Заяц каким-то образом ухитрится пробраться в княжеский дворец, так ведь сыновья – не яйца, в корзине не унесёшь. Пойдут ли мальчики с ним? Старший из них, Радятко – ещё тот упрямец. А если он не поверит, что Заяц действительно пришёл от неё? Слоёным тестом туго окутывали воображение возможные трудности, с которыми предстояло столкнуться Зайцу – одна за одной, приводя Ждану в ужас. Если парнишка ловко крал продукты на рынке, это ещё не значило, что он был так же искусен в похищении людей. Со вздохом сняв с руки золотое запястье с вишнёвыми яхонтами [35], она протянула его Зайцу. Хм, отдавать вору драгоценность?… Впрочем, сейчас этот вор был единственным, на кого Ждана могла положиться.

Подкинув на ладони украшение, Заяц прищёлкнул языком.

– Эх, хороши камушки… Кабы не дело важное, не видать бы тебе своей безделушки, госпожа.

В душу Жданы ядовитым пауком вдруг заползло подозрение: а что, если парень обманет? Завёз её в лесную глушь, дорогое запястье взял – да и был таков. Ведь могло так случиться? Как вору верить?

– Ты, княгиня, про меня дурного не воображай, – опять будто проникнув в думы Жданы, усмехнулся Заяц. – Коли бы мне нужны были твои побрякушки, коих на тебе ещё много осталось – давно снял бы их с тебя все до одной. Я ж взял только запястье, чтоб сынки твои мне поверили.

– А если всё равно не поверят? – не унималась тревога Жданы. – Нет ли какого кусочка коры древесной да ножа? Я бы записку сыновьям написала.

– Это можно, – согласился Заяц. – Не помешает.

Нож-засапожник у него был при себе. Им он отковырнул кусок берёсты, на котором Ждана и нацарапала короткое послание. После этого она описала Зайцу распорядок дня своих детей: когда они учатся, когда играют, когда ездят верхом. Поведала и то, как лучше подобраться к княжескому дворцу.

– Смотри, не попадись, – добавила она, вручая ему берёсту, свернутую трубкой. – Если схватят и найдут при тебе всё это – и я здесь пропаду, и тебе головы не сносить.

– Не печалься, государыня, – подмигнул воришка. – Всё будет в лучшем виде.

Снова стук копыт – и Ждана осталась в лесной пещере одна, без повозки, без оружия для защиты, лишь с честным словом синеглазого мастера волочильных дел.

Яблони в княжеском саду роняли жёлтые лодочки листьев на жухлую траву, но Радятко с Малом было всё нипочём: в любую погоду они играли на воздухе, устраивая поединки на деревянных мечах. Их младший брат, княжич Ярослав, всегда бегал за ними, как щенок на верёвочке, но сегодня малыш остался дома с няньками: холодно, ветрено, сыро… Матушка отправилась на рынок с утра. Вот уж обед миновал, а она всё не возвращалась. Ни служанка, ни возница тоже не появлялись.

Князь Вранокрыл внезапно уехал, и никто не знал, когда он будет дома. Начальник стражи Милован уже который день не протрезвлялся и нёс всякую чушь – будто всем скоро настанет конец.

Юная кровь кипела, не давая братьям озябнуть. В пылу схватки они даже скинули кафтаны, и стук их учебных мечей слышался на весь сад. С раннего утра до обеда они занимались науками: читали, писали, считали; после обеда им разрешено было резвиться и гулять, а по вечерам, перед ужином, наставало время их любимого занятия – верховой езды. У князя и в загородной усадьбе, и при зимградском дворце имелось по великолепной конюшне, и будь воля ребят – они бы целыми днями оттуда не вылезали. Лошадей любили оба.

Вдруг через высокий бревенчатый частокол, окружавший сад, перескочила тонкая фигура паренька в синей свитке. Оба брата застыли: даже не всякий зверь мог так легко и спокойно перемахнуть ограду высотой в две сажени [36]. Никаких лазательных приспособлений при себе у чужака не было видно.

Эта нечеловеческая прыгучесть позволила стройному пареньку птицей перелететь через частокол и пружинисто приземлиться на чуть согнутые ноги в сапогах с кисточками. Полы свитки и штаны на коленях незваного гостя были выпачканы в грязи, а из-под низко надвинутой шапки блестели дерзкие синие глаза, острые, как иголки. От него катилась волна шепчущего ужаса – тёмной лесной жути, как будто голоса всей нежити разом забормотали что-то невнятное, стараясь зачаровать мальчиков. Обладая на первый взгляд вполне людским обликом, молодой незнакомец приблизился к братьям мягкой, крадущейся звериной поступью.