Дети Мира - Пекур Екатерина. Страница 29

Ни слова не говоря друг другу, мы перешли сквер и улицу.

— Мы что же, ко мне идём?

— Да.

— Уже можно? — уточнила я.

— Уже да.

Он был сух и не отвечал на мою иронию. На его лице ничего не читалось. Вообще ничего. Я не ощущала от него опасности, но сейчас это был именно что неузнаваемый, блеклый человек. Среднестатистическая правильность. Он ушел в себя полностью. Закрылся на все замки. Наверное, думал о чём-то.

Мы молча вошли в квартиру — Карун первым. Несколько экономных движений глазами всё же выдали его тревогу. Он бегло, но необыкновенно тщательно осмотрел все углы, после чего успокоился и как-то разом обрел индивидуальность. Как это ему удавалось? Я не понимала. В принципе, природа наградила да Лигарру достаточно узнаваемой внешностью — не красавец, но что-то притягательное в его лице имелось. Высокий лоб, рубленные скулы, твердый подбородок — и всю эту классическую, как из учебника биологии, картину оживляли прямые брови, мрачные выразительные глаза и сжатые губы. Но стоило ему стереть с этого лица всякую тень эмоций — он пропадал. У него даже голос изменялся. Наверное, их этому учат, хотя порой эти метаморфозы меня пугали.

— Тут никого не было. Но лучше было перестраховаться.

Он уселся и щёлкнул зажигалкой.

— Боюсь, Санда, мне придется попросить у вас прощения, — спокойно проговорил он, откидываясь в моём любимом кресле, — за то, что я втянул вас в это дело. Хотя как знать… — задумчиво пробормотал он, — Может, это как раз спасёт вам жизнь. Тот факт, что вы теперь внештатник третьего.

Похолодев, я смотрела, как он вдыхает дым и пускает его к потолку. Карун выглядел отстранённым и задумчивым — как человек, принимающий судьбу, но ещё готовый чуть-чуть потрепыхаться. Из спортивного или другого интереса.

Он думал, курил, глядя в потолок, а я смотрела на него и молчала.

— Сделайте доброе дело, Санда, — вдруг попросил он, — сварите нам кофе.

Я поднялась и пошла на кухню.

— И пока будете варить, соберитесь, пожалуйста, с мыслями, а потом расскажите мне, что такое вы нашли в «Каурре». Вы так рванули мне навстречу, что мало не растоптали.

А я уж и забыла… Тень. Лихорадочно управившись с напитком, я вернулась в гостинную.

— Я вас слушаю.

— Я издалека начну, — сказала я, — потому что не уверена, что для вас моё открытие будет новостью. Ну и, так сказать, выяснить, что именно вам известно, а что — нет.

Да Лигарра кивнул.

— Помните, вы сказали мне, что Лапарси в «Масийю Рунтай» положил брат? Если я правильно помню ваши слова, вы сформулировали это так: «В те дни обострилась старая проблема да Ринна, эта его астма. Думаю, сказались все его долгие труды в лаборатории, плохой сон и еда всухомятку».

— Насколько я помню, я именно так и сказал.

— Карун, астма не может обостриться из-за плохого сна или еды впопыхах. Вот его гастрит от этого вполне обострился. Но астма тут не при чём. Я тогда не придала значения вашим словам. Мельком подумала, что вы просто не специалист в этом, а у Лапарси на самом деле случилось сезонное обострение или что-то вроде того, да и речь тогда вообще о другом шла, верно?

— А разве астматику не всё равно, какой раздражитель на него подействует? Я считал, они просто очень чувствительны к любым факторам внешней среды.

— А вот и нет, — фыркнула я, — То есть, конечно, в глобальном смысле слова это верно, но ведь мы не о глобальном. Конкретному же астматику вовсе не безразлично, что на него действует. У каждого из них есть набор факторов, вызывающих приступ. Фактор может быть один или несколько, или даже очень много — но практически все они могут быть перечислены и выяснены. Итак я заявляю, что некто знал, что именно вызовет приступы у да Ринна и спровоцировал их.

Сигарета замерла в руках да Лигарры.

— Ну..? — пробормотал Карун. Он не шевельнулся в кресле, но каким-то образом его поза стала выглядеть как охотничья стойка — голова вперед, глаза горят тусклым пламенем, как у дикого кота в траве. Хотя я ещё ничего не сказала, он уже почуял добычу.

— Сегодня я беседовала с младшим сотрудником Дино да Ниготтой. Он рассказал мне замечательную вещь. Какое-то время до болезни да Ринна в комнате появилось странное растение — огромная розоцветка. По словам Дино, таких не бывает в природе. Через время да Ринн начал кашлять и оказался в больнице. На следующий день кто-то оставил окно в комнате раскрытым. Сквозняк сбил горшок с растением, он разбился вдребезги — и да Ниготта позволил его выкинуть, даже невзирая на то, что такой экспонат сильно повышал шансы восьмого блока на победу в этом вашем смешном ботаническом чемпионате. По словам да Ниготты, да Ринн цветок всё равно не любил и жаловался, что задыхается от него. А след от удара горшком по паркету я нашла на полу — это меня и заинтересовало.

— Вас почему-то беспокоит именно сорт растения, — полуутвердительно проговорил да Лигарра.

— Именно что сорт. Чтоб вы знали, у да Ринна, кроме всего прочего, была аллергия на растения семейства гераниевых. Я это знала как его лечащий врач. Обычная розоцветка внешне не похожа на обычную герань. Но воздействие даже обычной розоцветки очень сильное — её даже не разрешают сажать возле домов. Обычно про это мало кто знает, разве что врачи, имеющие дело с аллергиками. Итак, да Ринна намеренно удалили из Института. Путем провокации обострения астмы. Покинув Институт, он оказался в месте куда более доступном для воздействия извне. Да Ринн-брат, поместивший Лапарси в клинику, возможно, ни о чём не знал, но это, уже, конечно, домыслы. К тому же в деле замешано растение необычайных, как я уже говорила, размеров — откуда оно взялось? Меня это жутко беспокоит. Притом же это растение оказалось в мусорке сразу после того, как оно оказало столь роковое воздействие! Ещё даже до вашего расследования.

Эффект от сказанного был необычайный. Да Лигарра преобразился. Его губы шевельнулись, произнося чье-то имя или даже проклятие, с лица пропали все эмоции, а глаза стали ледяными и мёртвыми. Он впал в свой боевой комитетский транс. Хотя умом я понимала, что весь этот ходячий ужас направлен отнюдь не на меня, мне инстинктивно захотелось влезть под диван. Я втянула голову в плечи и замерла.

— Санда, извините, но я прошу вас выйти на кухню и закрыть за собой дверь.

Мне немного полегчало — несмотря ни на что, он произнес это нормальным человеческим голосом.

Я пошла на кухню, но, стоит ли говорить, что дверь я закрыла очень неплотно, а уши мои торчали, как у зайца? Наверное, прямо под дверью и торчали. Да уж, никакого инстинкта самосохрания у меня явно не было… Я услышала, как да Лигарра набирает номер и отрывисто говорит кому-то:

— Это я. Тревога четыре по восьмому. Задержать да Ругану. Да Ниготту взять под личную охрану. Отчитаешься по этому номеру, — он продиктовал мой телефон, — Жду ответа в течении получаса.

Я притаилась, и потому особенно неожиданно мне было услышать следующую фразу:

— Санда, всё-таки закройте дверь и займитесь чем-то шумным — так, чтобы я вас слышал, а не вы меня.

Что самое удивительное, он сказал это совершенно ровным и даже дружелюбным тоном — как будто он не ожидал от меня чего-то другого, кроме заячьих ушей под косяком.

Мда. У да Лигарры изумительно здоровая нервная система. При его-то поводах и возможностях поставить меня на место — столь многое спускать мне с рук! Его почти невозможно было вывести из себя. Когда Боги раздавали терпение и самообладание, на Каруна да Лигарру, наверное, упало полмешка. Я сомневалась, встречу ли я второго такого мужчину — со столь же крепкими нервами. По крайней мере, до сих пор ещё ни один страдалец Мира, кроме него, не вынес моих «шалостей», языка без костей и рыжеватых патлов. Да Лигарра — всё-таки необыкновенный человек. Зря я его «комитетским существом» назвала. Существо — это мой бывший (теперь уже, видимо) начальник. А Карун был личностью — притом очень сильной и незаурядной. Достаточно сильной, чтобы даже на такой работе сохранять индивидуальность и что вроде собственного мнения!