Наследница трона - Хеннен Бернхард. Страница 76

Она не хотела этого. Боги свидетели! Она не догадывалась, что это пороховой корабль, тот, в который она приказала стрелять маураванам.

— Я не знала… — Она едва слышала собственный голос.

До ее слуха почти не долетали звуки. Но один странный звук по-прежнему доминировал. Что это, предсмертный крик ушедших душ? Если они закричат все разом и их будет много — не обретают ли они голос?

Алексея вытащили из-под лошади. Он что-то кричал. Она не разбирала слов. Но она догадывалась, что он хочет знать. Назад в город? Или в горы?

Ее войско ушло с пляжа. Все недоумевали так же, как и она. Они казались расстроенными детьми, которые хотели пошутить, а шутка приобрела неожиданный размах.

Гисхильда знала, что Юливее права: Альдарвик заплатит кровью за приказ, который она отдала лучникам.

Правила

— Существуют правила. Она знает это!

Раффаэль смотрел на пламя маленького костра. Они сидели между дюн, немного защищенные от ветра. Мелкий дождь моросил, поливая угли. Было ужасно холодно. Теплая одежда, которая была у Раффаэлл под доспехами, не сохла. Железо лат вытягивало все тепло из его тела. Нужно снять их. Просто неразумно сидеть у костра, тепло которого не согревает.

Наконец он поднялся, стянул с себя тяжелые кожаные рукавицы и дрожащими пальцами принялся расшнуровывать кожаные завязки.

— Она знает, что существуют правила. Мы все учили это.

Эсмеральда постоянно повторяла эти слова. Она уже давно сняла доспехи. Но с тех пор, как Раффаэль сказал ей, что видел Гисхильду, она стала словно сама не своя.

Нагрудник со звоном упал на землю. В свете костра было видно, что ногти рыцаря посинели от холода.

Этот звук прервал ходившие по бесконечному кругу мысли Эсмеральды. Она посмотрела на него.

— Ты точно уверен, что видел ее?

Раффаэль вздохнул.

— Да. Она спасла мне жизнь. — Он пытался расстегнуть пряжки хауберка, лежавшего поверх кирасы и защищавшего шею от ударов.

Наконец Эсмеральде пришло в голову помочь ему. Они вдвоем молча стянули с него остальной доспех. От его одежды шел пар. Молодой рыцарь разделся до рубашки. Зябко дрожа, он наклонился и протянул руки над пламенем.

— Там был друсниец, который пробил бы мне шлем вороньим клювом, если бы не Гисхильда. Я узнал ее в последний миг. Но я совершенно уверен в том, что это была она.

Раффаэль массировал опухшую щеку. Удар, который она нанесла гардой своего оружия, стоил ему двух зубов. Он выпал из седла, и его едва не растоптали копыта коней. На него наступили всего четыре или пять раз. Но доспехи защитили от серьезного повреждения. Его людям повезло меньше. Все, кто собрался вокруг него для отражения атаки, были повержены. А он просто остался лежать на песке и притворился мертвым. Он не стыдился этого. Один, оглушенный ударом Гисхильды, он не смог бы сделать ничего.

Эсмеральда укрылась от преследователей в дюнах, когда поняла, что битва на пляже проиграна. В том, чтобы спасти свою жизнь, не было ничего бесчестного, чтобы на следующий день сражаться с новыми силами. Они не подвергли опасности никого из товарищей. И тем не менее гордость обоих была задета. Сегодня их мир треснул по швам. И они пытались восстановить его.

— Это была Гисхильда, — снова сказал он. — Я наблюдал за ней, когда лежал на земле. Она послала нескольких воинов, чтобы те прогнали мародеров. Они без зазрения совести перерезали бы мне горло за сапоги.

— Я же говорю, она знает правила. Мы сидели рядом и учили их вместе.

Раффаэль вспомнил ту далекую зиму, когда они собрались у камина в своей башне и Друстан рассказывал им о правилах войны. Они нужны были для того, чтобы уменьшить ужас. Заковать в оковы кровожадную бестию, дремавшую в каждом из них. Магистр Друстан подобрал тогда очень красивые слова для этого.

Раффаэль часто вспоминал печального однорукого рыцаря, который был их учителем до дня большой свадьбы. После двух лет, проведенных в Друсне, рыцарь уже понимал, как их магистр стал тем человеком перепадов настроения, которого они так боялись послушниками.

Всю зиму он постоянно рассказывал о правилах войны. Нельзя поднимать оружие против женщин, стариков и детей. Кроме тех случаев, когда те вооружены и нанесли первый удар. Нельзя убивать того, кто хочет сдаться и сложил оружие. Нужно оказывать помощь раненым врагам, когда битва позади.

Правил было так много. Но в целом их можно было объединить одним предложением — нужно избегать любой ненужной жестокости.

Эти правила отличали солдат от варваров. И для того, кто хотел быть рыцарем, существовало еще больше правил. Они не целились во вражеских командиров. Не наносили ударов в спину. Не выходили против других с неравным оружием.

Раффаэль не мог понять, как Гисхильда сразу дважды могла спасти его жизнь, а потом приказать поджечь пороховой корабль Он видел, как она выбрала из всех кораблей именно его и отдала приказ обстреливать. Что это — месть за нападение на эльфийский город? Раффаэль не был при этом, но, когда флот стоял без дела у Вороньей Башни и воины, грабившие Альвенмарк, несли свои сокровища в трактиры, часто возникали споры по поводу того, не потеряли ли воины ордена после резни в Вахан Калиде право называться рыцарями. Ему было стыдно до глубины души за то, что именно Анна-Мария, Львица из его звена, командовала одним из двух кораблей, которые были взорваны в эльфийскои гавани.

— Нужно позаботиться о том, чтобы мы были в числе первых, кто будет штурмовать Альдарвик.

Эсмеральда удивленно смотрела на него.

— Как думаешь, что там будет? Все, кого я знаю, сегодня потеряли товарищей.

Он посмотрел на свою кирасу. Маленький, покрытый эмалью герб — вот и все, что осталось от Нового Рыцарства. Их знамя отнял орден Древа Праха, равно как и их корабли, и крепости. Осталось только это.

Он взял в руки нагрудник и отер грязь со своего герба. Некоторые из его товарищей-рыцарей от отчаяния и ярости сбили покрытый эмалью герб со своих нагрудников.

— Ты поможешь мне, Эсмеральда?

— Как ты себе это представляешь? Что мы будем стоять и защищать варваров, которые окопались за своими крепостными стенами?

Раффаэль выдержал ее сердитый взгляд.

— Именно! Когда падут стены и победа будет за нами, придет время убийц и рыцарей. Я совершенно точно знаю, на чьей стороне буду я. — Он провел рукой по Древу Крови на своем гербе. — В Валлонкуре нас воспитали как рыцарей. Мы должны во всем быть примером. Лучшими фехтовальщиками и стрелками. Самыми отважными во время атаки. Но это не все. Мы также будем справедливыми рыцарями, которые не станут нарушать правил войны. Я думаю, то, что произошло в Альвенмарке, привело к падению нашего ордена. Там наши командиры перестали вести войну по нашим же правилам. И Тьюред наказал наш орден за это.

— Да, все, за что мы сражались… уже не существует, — согласилась с ним Эсмеральда.

— Тем не менее нам решать. Маршал ордена Древа Праха, конечно, может отнять мою жизнь, но не мою честь. Она может быть разрушена только моими поступками. И Новое Рыцарство будет уничтожено только тогда, когда умрут последние из нас, или когда мы продадим свою честь. Наше знамя и наши замки пропали. Но гораздо больше значат наши поступки. Они будут определять то, какими запомнят нас дети Тьюреда. Помоги мне смыть грязь с нашего герба. Война за Фьордландию будет последней войной Церкви. Здесь нам решать, запомнят ли нас героями или кучкой неудачников под предводительством предателей и еретиков.

Считать корабли

Сигурд опустился на колени рядом с мужчиной, для которого они устроили ложе возле жаровни в пиршественном зале. У него больше не было носа, он потерял полноги. Не помнил своего имени. У чужака почти не было сил говорить. Те немногие слова, которые он мог произнести, были важнее.

Три дня назад охотники нашли его на горе Верберг неподалеку от Фирнстайна, где тот прятался в развалинах старого хутора. Он был единственным выжившим из трех посланников, которые покинули Альдарвик. Мужчина уже одной ногой стоял в Златых Чертогах. Тем, что он был еще жив, он был обязан только целительной силе Морвенны.