Когда я вернусь (Полное собрание стихов и песен) - Галич Александр Аркадьевич. Страница 11
ПЕСНЯ БАЛЛАДА ПРО ГЕНЕРАЛЬСКУЮ ДОЧЬ
«Он был титулярный советник, Она генеральская дочь…»
Постелилась я, и в печь – уголек…
Накрошила огурцов и мясца,
А он явился, ноги вынул, лег –
У мадам у его – месяца.
А он и рад тому, сучок, он и рад,
Скушал водочки, и в сон наповал!..
А там – в России – где-то есть Ленинград,
А в Ленинграде том – Обводной канал
А там маменька жила с папенькой,
Называли меня «лапонькой»,
Не считали меня лишнею,
Да им дали обоим высшую!
Ой, Караганда, ты, Караганда!
Ты угольком даешь на-гора года!
Дала двадцать лет, дала тридцать лет,
А что с чужим живу, так своего-то нет!
Кара-ган-да…
А он, сучок, из гулевых шоферов,
Он барыга, и калымщик, и жмот,
Он на торговской дает, будь здоров, –
Где за рупь, а где какую прижмет!
Подвозил он меня раз в «Гастроном»,
Даже слова не сказал, как полез,
Я бы в крик, да на стекле ветровом
Он картиночку приклеил, подлец!
А на картиночке – площадь с садиком,
А перед ней камень с «Медным Всадником»,
А тридцать лет назад я с мамой в том саду…
Ой, не хочу про то, а то выть пойду!
Ой Караганда, ты, Караганда!
Ты мать и мачеха, для кого когда,
А для меня была так завсегда нежна,
Что я самой себе стала не нужна!
Кара-ган-да!
Он проснулся, закурил «Беломор»,
Взял пинжак, где у него кошелек,
И прошлепал босиком в колидор,
А вернулся и обратно залег.
Он сопит, а я сижу у огня,
Режу меленько на водку лучок,
А ведь все-таки он жалеет меня,
Все-таки ходит, все-таки дышит, сучок!
А и спи, проспись ты, мое золотце,
А слезы – что ж, от слез – хлеб не солится,
А что мадам его крутит мордою,
Так мне плевать на то, я не гордая…
Ой, Караганда, ты Караганда!
Если тут горда, так и на кой годна!
Хлеб насущный наш, дай нам,
Боже, днесь,
А что в России есть, так то не хуже здесь!
Кара-ган-да!
Что-то сон нейдет, был, да вышел весь,
А завтра делать дел – прорву адскую!
Завтра с базы нам сельдь должны завезть,
Говорили, что ленинградскую.
Я себе возьму и кой-кому раздам,
Надо ж к празднику подзаправиться!
А пяток сельдей я пошлю мадам,
Пусть покушает, позабавится!
Пусть покушает она, дура жалкая,
Пусть не думает она, что я жадная,
Это, знать, с лучка глазам колется,
Голова на низ что-то клонится…
Ой Караганда, ты, Караганда!
Ты угольком даешь на-гора года,
А на картиночке – площадь с садиком,
А перед ней камень…
Ка-ра-ган-да!..
«ЭРИКА» БЕРЕТ ЧЕТЫРЕ КОПИИ
ЛЕТЯТ УТКИ
Посвящается Л. Пинскому
С севера, с острова Жестева
Птицы летят,
Шестеро, шестеро, шестеро
Серых утят,
Шестеро, шестеро к югу летят…
Хватит хмуриться, хватит злобиться,
Ворошить вороха былого,
Но когда по ночам бессоница,
Мне на память приходит снова –
Мутный за тайгу Ползет закат,
Строем на снегу Пятьсот зэка,
Ветер мокрый хлестал мочалкою,
То накатывал, то откатывал,
И стоял вертухай с овчаркою
И такую им речь откалывал:
«Ворон растудыть, не выклюет
Глаз, растудыть, ворону,
Но ежели кто закосит, –
То мордой в снег,
И прошу, растудыть, запомнить,
Что каждый шаг в сторону
Будет, растудыть, рассматриваться
Как, растудыть, побег!..»
Вьюга полярная спятила –
Бьет наугад!
А пятеро, пятеро, пятеро
Дальше летят.
Пятеро, пятеро к югу летят…
Ну, а может, и впрямь бессовестно
Повторяться из слова в слово?!
Но когда по ночам бессонница,
Мне на память приходит снова –
Не косят, не корчатся
В снегах зэка,
Разговор про творчество
Идет в ЦК.
Репортеры сверкали линзами,
Кремом бритвенным пахла харя,
Говорил вертухай прилизанный,
Непохожий на вертухая:
«Ворон, извиняюсь, не выклюет
Глаз, извиняюсь, ворону,
Но все ли сердцем усвоили
Чему учит нас Имярек?!
И прошу, извиняюсь, запомнить,
Что каждый шаг в сторону
Будет, извиняюсь, рассматриваться
Как, извиняюсь, побег!»
Грянул прицельно с надветренной
В сердце заряд,
А четверо, четверо, четверо
Дальше летят!..
И если долетит хоть один, значит, стоило, значит надо было лететь!..
ГУСАРСКАЯ ПЕСНЯ
По рисунку Палешанина
Кто-то выткал на ковре
Александра Полежаева
В черной бурке на коне.
Тезка мой и зависть тайная,
Сердце горем горячи!
Зависть тайная, «летальная» –
Как сказали бы врачи.
Славно, братцы, славно, братцы, славно братцы – егеря!
Славно, братцы-егеря, рать любимая царя!
Ах кивера да ментики, ах соколы-орлы,
Кому вы в сердце метили, ле-пажевы стволы?
Не мне ль вы в сердце метили, ле-пажевы стволы!
А беда явилась за полночь,
Но не пулею в висок,
Просто в путь, в ночную заволочь,
Важно тронулся возок.
И не спеть, не выпить водочки,
Не держать в руке бокал!
Едут трое, сам в середочке,
Два жандарма по бокам.
Славно, братцы, славно, братцы, славно, братцы – егеря!
Славно, братцы-егеря, рать любимая царя!
Ах, кивера да ментики, пора бы выйти в знать,
Но этой арифметики поэтам не узнать,
Ни прошлым и не будущим поэтам не узнать.
Где ж друзья твои, ровесники?
Некому тебя спасать!
Началось все дело с песенки.
А потом – пошла писать!
И по мукам, как по лезвию…
Размышляй теперь о том,
То ли броситься в поэзию,
То ли сразу – в желтый дом…
Славно, братцы, славно, братцы, славно, братцы-егеря!
Славно, братцы-егеря, рать любимая царя!
Ах, кивера да ментики, возвышенная речь!
А все-таки наветики страшнее, чем картечь
Доносы и наветики страшнее, чем картечь!
По рисунку Палешанина
Кто-то выткал на ковре
Александра Полежаева
В черной бурке на коне.
Но оставь, художник, вымысел,
Нас в герои не крои,
Нам не знамя жребий вывесил,
Носовой платок в крови…
Славно, братцы, славно, братцы, славно, братцы-егеря!
Славно, братцы-егеря, рать любимая царя!
Ах, кивера да ментики, нерукотворный стяг!
И дело тут не в метрике, столетие – пустяк!
Столетие, столетие, столетие – пустяк…