Зимняя битва - Мурлева Жан-Клод. Страница 8

Укрывшись с головой, Хелен посмотрела на светящиеся стрелки наручных часов: было десять с минутами, а Зеш все не храпела. Не захрапела и в одиннадцать. Очень это было странно. В боксе горел свет, но больше никаких признаков жизни не наблюдалось. Неужели именно в эту ночь она решила изобразить Мерлузиху и будет бродить между койками, как Джек-потрошитель? Хелен отчаянно вслушивалась в тишину. Бог с ними, с обычными громовыми раскатами, сейчас ее устроило бы самое легкое похрапывание, но и того не было. Без четверти двенадцать, окончательно потеряв терпение, она решила попытать счастья, и будь что будет. Оглянулась на соседку: Вера мирно спала, приоткрыв рот. Убедившись, что с этой стороны ей ничто не грозит, Хелен потихоньку стала выбираться из постели. Она уже потянулась к шкафчику за одеждой, как вдруг Зеш приоткрыла дверь своего бокса. В первый миг Хелен застыла на месте, как статуя, потом откинулась обратно на койку с изумленно расширенными глазами. Зеш была сама на себя не похожа. Стараясь не произвести ни малейшего шума, она тихонько выскользнула из бокса с осторожной медлительностью убийцы. А главное – тут Хелен решила, что это ей снится, – главное, на ней были туфли с высоким каблуком и вечернее платье! Между тем никогда, сколько мир стоит, никто и никогда не видел ее иначе как в безобразных грубых башмаках и необъятных парусиновых штанах или, в крайнем случае, в мешковатой шерстяной юбке, знававшей лучшие времена. Зеш прикрыла за собой дверь бокса и на цыпочках удалилась. Хелен подождала, пока ее шаги стихнут, а потом еще несколько минут, на тот маловероятный случай, если надзирательница вдруг вернется; потом, убедившись, что все спокойно, оделась и тоже направилась к выходу.

Ночь была ясная и холодная. Длинные перистые облака озарялись, набегая на полную луну. Хелен, кутаясь в накидку, обогнула корпус и пошла вдоль задней стены, которая теперь возвышалась по левую ее руку, темная и зловещая. На углу маячила серая тень. Милош! Она приветственно взмахнула рукой и побежала к нему. Он шагнул навстречу, улыбнулся и расцеловал ее в обе щеки:

– Хелен! Я уж боялся, что ты не придешь.

Она оторопела, обнаружив, что он гораздо выше, чем ей запомнилось. Должно быть, этот Бартоломео вообще гигант, если его товарищ по сравнению с ним казался маленьким.

– Извини, никак не могла выйти. Надзирательница не спала. Представляешь, она куда-то ушла. Как раз незадолго до полуночи.

– Ушла, говоришь? Ну, так я знаю, куда, могу даже тебе показать! Если только у тебя все в порядке с физкультурой.

– Лучше всех в классе! – сказала Хелен.

– Отлично. По канату лазить умеешь?

– Как белка!

Хелен не была уверена, что белки лазают по канату, но в эту ночь она бы согласилась на что угодно. В огонь пошла бы с Милошем, если бы он позвал.

– Тогда подожди здесь, я сейчас…

– Может, все-таки хоть что-нибудь объяснишь?

– Потом!

Милош уже засунул фуражку в карман и полез наверх. Хелен только диву давалась, какой он сильный и ловкий. Обхватив водосточную трубу, он взбирался по ней с легкостью мартышки. Его пальцы, ладони, ступни, колени работали слаженно и безостановочно, и только на третьем этаже он, стоя одной ногой на карнизе, сделал передышку.

– Осторожнее! – взмолилась Хелен снизу.

Не тратя времени на ответ, Милош полез дальше и в мгновение ока уже был под самой крышей. На секунду повис на желобе, потом раскачался и перекинул через него ногу. Когда он уже взбирался на крышу, что-то вывалилось у него из кармана и упало к ногам Хелен.

– Нож! – окликнул он. – Подбери нож!

Она наклонилась и нашарила увесистый складной нож не меньше чем с шестью лезвиями. Потом долго было тихо. Хелен чувствовала, как холод заползает под накидку. Что она тут забыла – среди ночи, с этим мальчишкой-акробатом, который хочет сказать ей «много важного»? Она стояла, закинув голову и не сводя глаз с пустого края крыши, как вдруг ее внимание привлек легкий шорох. Чуть дальше по стене сползала перекинутая через желоб веревка. Хелен подбежала, расстегнула накидку, чтобы не стесняла движений, знакомым приемом зажала веревку между лодыжками и полезла. Добравшись до третьего этажа, глянула вниз, и у нее закружилась голова. На уроках физкультуры она никогда не лазила так высоко. А здесь и мата не было на случай падения. Да уж, подумала она, ничего себе любовное свидание! Неужели так оно всегда и бывает? Она сделала глубокий вдох и стала взбираться дальше. Вот и желоб. Не успела Хелен подумать, как перебраться на крышу, а Милош уже протягивал ей руку:

– Давай правую руку, берись за запястье! Да не за кисть, за запястье!

Она ухватила его за запястье, а он – ее. Хелен почувствовала, что ее поднимают. Ей только и пришлось немного подтянуться, помогая себе локтями и коленями, и вот она уже сидит рядом с Милошем на крыше, на двенадцатиметровой высоте, непринужденно, словно на диване в гостиной.

– Это называется «перекрестный захват», он удваивает силу, – объяснил Милош.

– Я думала, сейчас помру… – призналась Хелен.

– Передохни. Самое трудное позади.

– Надеюсь…

Они поползли по мокрому шиферу к слуховому окну, где Милош закрепил веревку. Он отцепил ее, смотал и привязал к поясу, потом открыл окошко ровно настолько, чтоб можно было протиснуться. Надо было повиснуть на руках, держась за раму, и спрыгнуть. Милош полез первым и приземлился совершенно беззвучно, спружинив коленями. Хелен ловко проскользнула следом с приятным чувством, что уже дважды произвела на него впечатление: так хорошо вскарабкалась по веревке, а теперь вот не побоялась прыгнуть в темноту. Милош поймал ее на лету, и она почувствовала себя легкой, как перышко, в его сильных руках. Он достал из кармана фонарик, включил и обвел лучом помещение. Чердак был пустой и пыльный. Только толстые балки да дубовый пол. В середине можно было стоять во весь рост, но чуть в сторону – приходилось нагибаться.

– Зачем мы сюда залезли? – спросила Хелен.

Милош приложил палец к губам, потом показал на пол.

– Тс-с! Слушай!

Снизу доносился приглушенный говор, один раз даже быстро оборвавшийся смех.

– Что это? – прошептала Хелен.

– Ножик у тебя? – вместо ответа спросил Милош.

Она передала ему нож.

Милош, крадучись, двинулся вперед, глядя в пол, как будто что-то искал. Так он прошел до другого конца чердака, а там опустился на колени и сделал Хелен знак: нашел, иди сюда.

– Посвети! – сказал он, протягивая ей фонарик, и шилом своего складного ножа принялся обковыривать по периметру паркетину, которая казалась более хлипкой, чем другие.

– У вас что, разрешается иметь ножи? – удивилась Хелен, сидевшая на корточках около него.

– Если б мы делали только то, что разрешается, – усмехнулся Милош, – у меня бы не было ни веревки, ни ножа, и уж точно мы с тобой не сидели бы здесь среди ночи.

– Ты мне что-нибудь объяснишь, наконец? Я ведь заслужила, разве нет?

– Потерпи еще немножко, уже почти готово. Если ты любишь сюрпризы, сейчас увидишь такое…

Он еще несколько минут ожесточенно ковырял щель между досками. Наконец открыл другое лезвие и сунул его под паркетину, действуя как рычагом. Деревяшка подавалась туго, со скрипом, но в конце концов усилия Милоша увенчались успехом. Он знаком велел Хелен выключить фонарик и осторожно убрал паркетину. Сразу же голоса, только что невнятные, стали отчетливо слышны.

– Тебе – честь и место! – сказал Милош, приглашая Хелен первой заглянуть в отверстие.

Она растянулась на животе и прильнула к узкому прямоугольному окошечку. То, что она увидела, показалось ей настолько диким, что первой ее мыслью было – не сошла ли она с ума.

В большом зале сидело человек пятьдесят. Позади них тянулась буфетная стойка, уставленная закусками и графинами с вином. Перед ними – что-то вроде эстрады, на которой торжественно возвышался дубовый стол. Ряды слева от прохода были, видимо, отведены женщинам, и Хелен сразу же узнала Мадам Танк: та стояла около первого ряда со своей неразлучной Мерлузихой. Директриса, облаченная в розовое шелковое платье, слишком узкое, чтоб вместить ее борцовские плечищи, сияла улыбкой. Мерлузиха с какой-то невероятной прической вроде кочана капусты (нос ее мог сойти за сосиску) дергала головой в разные стороны, как курица. Дальше сидели друг за дружкой другие старые знакомые, все почти неузнаваемые: Скелетина, безуспешно пытавшаяся прибавить себе полноты за счет всевозможных накладок; мамаша Зинзен, чьи груди выпирали, как пушечные ядра, из-под бутылочно-зеленого костюма; Мерш в инвалидном кресле, накрашенная, как именинный торт, и сжимающая руками в белых перчатках глянцево-черную сумочку; и наконец Зеш, в том же наряде, в котором Хелен видела ее в дортуаре, но дополнившая его немыслимой желтой шляпкой. У буфета в гордом одиночестве терся Пютуа, комкая фуражку и косясь на графины.