Лесной маг - Хобб Робин. Страница 129

Мы направлялись к центральному костру, вокруг которого пели люди. Пальцы Оликеи цепко удерживали меня. Она вела меня по извилистой тропинке через деревню и ни разу не остановилась, пока мы виток за витком спускались все ниже к костру, откуда лилась песня. Я подозревал, что она намеренно провела меня мимо меньших семейных огней, словно показывая особенно удачное приобретение на зависть и восхищение всем соседям. Если я был прав, то она добилась своего, поскольку люди вокруг вставали и следовали за нами.

Наконец мы оказались возле круга музыкантов. Мужчины тянули низкие басовые ноты. Женщины выдыхали контрапункт нежным сопрано. Несколько человек встряхивали связки высушенных стручков с семенами, издававшие мягкие шуршащие звуки. Музыка получалась удивительно нежной и гармоничной. При нашем приближении она дрогнула и рассыпалась. Наступила тишина.

Оликея так и не выпустила моей руки, входя в круг собравшихся певцов, и я был вынужден последовать за ней. Я лишь надеялся, что в тусклом свете костра жгучий румянец на моих щеках был не так заметен.

— Смотрите, я нашла великого среди гладкокожего народа, — негромким, но чистым и звучным голосом заговорила Оликея. — Я сделала его своим и привела сюда. Смотрите.

В наступившей мертвой тишине я слышал, как мое сердце оглушительно стучит в висках. Я ожидал лишь знакомства с ее родичами, и даже это меня достаточно страшило. Но когда меня объявили великим и представили как призового бычка, я окончательно утонул в неловкости. Когда мои глаза притерпелись к тусклому освещению, я узнал среди певцов отца Оликеи. У него было какое-то устройство из кожаных ремней на деревянной раме, соединенной с чем-то вроде барабана. Он смотрел в костер, так и не повернув к нам головы. Неожиданно на ноги поднялась сидевшая рядом с ним женщина, как мне показалось, несколькими годами младше Оликеи. Затем она заставила встать и соседнего с ней мужчину. Он был тучнее и пестрее, чем большинство собравшихся здесь людей. Его лицо выглядело еще более странным из-за темного пятна в виде маски вокруг голубых глаз. Его волосы были длинными и однородно черными, и он носил их заплетенными в множество косичек. Конец каждой из них был продет в маленький отполированный позвонок какого-то животного. Он смотрел на меня с удивлением и тревогой.

— У нас уже есть маг, — сердито заговорила женщина. — Нам не нужен твой гладкокожий великий, Оликея. Уведи его прочь.

— Великий Оликеи больше, — заметил кто-то.

Голос прозвучал без вызова, но был хорошо слышен. Согласный шепоток последовал за этим заявлением.

— Джодоли еще растет, — возразила соперница Оликеи. — Он уже благословлял нас множество раз. Если мы продолжим его кормить, он вырастет еще больше и наполнится магией ради вас.

— Невар едва начал расти! — ответила Оликея встречным выпадом. — Посмотрите, какой он большой, а его никогда не кормили как надо. С тех пор как я его забрала, он вырос и будет расти еще, если о нем хорошо заботиться. Магия любит его. Посмотрите на его живот! Посмотрите на бедра и икры. Даже его ступни толстеют. Вы не можете сомневаться, что он лучше!

— Но он не из нашего народа! — пронзительно заявила другая женщина.

Оликея притворилась удивленной.

— Фирада, да что ты говоришь! Он ведь великий. Как он может быть не из нашего народа? Неужели ты возразишь против того, кого выбрала и послала нам магия?

Однако слова Оликеи не убедили Фираду.

— Я… не думаю, что это так. Кто учил его путям магии? Он толст, это верно, но кто мог его обучить? И зачем он пришел к нам? — Она повернулась и обратилась к собравшимся: — Мудро ли, семья моя, брать к нам великого чужого народа? Мы знаем Джодоли с того дня, как его родила мать. Мы все видели, как он вернулся к нам после лихорадки, и радовались, когда он начал наполняться магией. Мы ничего не знаем об этом великом с гладкой кожей! Неужели мы заменим Джодоли неиспытанным чужаком?

— Я пришел сюда не для того, чтобы кого-то заменить, — вмешался я, к явному неудовольствию Оликеи. — Оликея попросила меня пойти и познакомиться с вами. Остаться я не могу.

— Он не может остаться сегодня! — быстро поправила меня Оликея и еще крепче сжала мою ладонь. — Но скоро он придет, чтобы жить среди нас, и богатство клубящейся в нем магии принесет пользу всем нам. Вы все будете мне благодарны за мага, которого я вам привела. Никогда прежде наш клан-семья не мог похвастаться таким огромным магом, верным нашему клану. Не сомневайтесь в нем, иначе он оскорбится и выберет другую семью, чтобы заключить с ней союз. Сегодня вы должны танцевать и петь, приветствуя его, и принести еду, чтобы накормить его магию.

— Оликея, я не могу… — негромко начал я.

Она сжала мою ладонь так, что ее ногти вонзились мне в кожу.

— Тише, — зашептала она, наклонившись ко мне. — Тебе нужна еда. Поешь. И тогда мы поговорим. Смотри, они уже разошлись, чтобы принести тебе еды.

Никакие другие слова не могли так быстро лишить меня здравого смысла. Голод вернулся ко мне, словно ревущий зверь. И как прилив, меня обступили люди, несущие разнообразнейшие виды пищи. Здесь были ягоды и плоды, названия которых я не знал, а также нежные листья и бутоны, цветы, наполненные нектаром, и тонко наструганная древесная кора. И еще они принесли плотный золотой хлеб, выпеченный не из зерна, а из земляных клубней. В него добавили сушеные фрукты и пряные маленькие орешки. Я немного замешкался над корзинкой с копчеными насекомыми. Женщина, протянувшая их мне, взяла медовые соты и выдавила их на блестящие черные тела. Они хрустели на зубах, и у них был изумительный маслянисто-дымный вкус. Я запил их лесным вином, поданным в больших глиняных чашах.

Я ел, и когда я опустошал одно блюдо, на его месте тут же появлялись другие. Поглощение пищи стало приключением для чувств, не имеющим ничего общего с аппетитом и утолением голода. Я кормил нечто большее, чем я сам, и это «нечто» находило удовлетворение в каждой съедобной частице, попадавшей мне в рот.

Иногда мое истинное «я» прорывалось наружу, и я понимал всю неуместность моей бледной наготы в расцвеченном пламенем черном бархате ночи. Время от времени, когда Оликея удовлетворенно похлопывала меня по раздувшемуся животу, это напоминало мне, что на улицах Геттиса мое брюхо становится поводом для насмешек и стыда. Мое потаенное «я», взлелеянное и воспитанное древесным стражем, вынырнуло на поверхность. Он, по крайней мере, понимал, что заслуживает поклонения, и выказывал свое удовлетворение способами, от которых мое аристократическое «я» содрогнулось бы, если бы у меня было на это время. Он обсасывал пальцы и стонал от удовольствия, причмокивал губами и вылизывал миски, чтобы не пропала даже малая частица предложенного ему лакомства.

Народ восхищался тем, как он нахваливал их угощение. Они подбросили в костер побольше дров, чтобы круг света расширился, и присоединились к пиру, поедая то, что не подобало предлагать мне. Когда я наелся так, что мой живот угрожал лопнуть, и мог лишь пробовать по лучшему кусочку от каждого нового подношения, я заметил, что другой маг устроился рядом со мной. Я повернулся, чтобы посмотреть на него, и Джодоли мрачно склонил голову.

— Мои люди хорошо накормили тебя, — сообщил он.

В его голосе не звучало тепла, лишь подтверждение факта. Я почувствовал себя неловко. Рассеянные осколки моего истинного «я» собрались в единое целое, и я попытался вежливо ответить.

— Они накормили меня лучше, чем мне когда-либо доводилось есть… — начал я его благодарить, но осекся.

Разве не предполагалось, что я его заменю? Не будет ли с моей стороны грубым благодарить его? Кому я должен выразить признательность за столь роскошную трапезу? Я поискал взглядом Оликею, рассчитывая получить подсказку, но она отошла в сторону и о чем-то беседовала с соплеменниками. Некоторое время я смотрел на нее, почти забыв о Джодоли. Оликея расхаживала, как королева, благоволящая подданным. Ее нагота всегда была изящной, но сейчас походка Оликеи казалась мне и привлекательной, и угрожающей сразу. Она наклонялась и выслушивала людей, которые пили и ели, сидя или полулежа на подушках мха. Некоторым она кивала и улыбалась, в других случаях вскидывала брови и нерешительно разводила руками.