Лесной маг - Хобб Робин. Страница 141

— Твой отец был прав, — угрюмо сообщил он. — Ты глупец. Ты всегда винишь в своих неудачах других, не так ли? Я считал, что он ошибся. Я даже собирался повысить тебя. Я должен был знать. Кто знает своего сына лучше, чем отец? — Он вздохнул, и выражение его глаз изменилось — вместо холодности в них теперь читалось сожаление. — Думаю, ты не можешь ничего с этим поделать. Ты веришь в свои нелепые теории.

Поскольку я онемел от ярости, полковник Гарен кивнул и продолжил, тщательно подбирая слова:

— Выслушай меня внимательно, Бурвиль. Когда мы срубим деревья и спеки поймут, что никакой беды не последовало, они охотнее избавятся от своих суеверий и войдут в современный мир. Они только выиграют, если мы повалим их деревья. Когда дорога пройдет через горы, а с ней и торговля, что ж, подумай, что это даст им. Если ты хочешь помочь нам решить проблему спеков, поговори с ними о преимуществах, которые они получат благодаря дороге. Подбодри их естественный голод по плодам цивилизации. Только не высмеивай их суеверий. А пока — скройся. Я не хочу, чтобы проверяющие видели или слышали тебя. Не говоря уже о том, чтобы леди Геттиса снова пришли в ярость от твоего присутствия. А теперь уходи. Ты свободен. До свидания.

С этими словами он потерял ко мне всякий интерес. Он встал, подошел к висящему на стене зеркалу и одной рукой пригладил усы, а другой указал мне на дверь. Я предпринял последнюю попытку.

— Сэр, я думаю… — начал я.

Он оборвал меня.

— Нет, ты не думаешь. Я думаю. А ты выполняешь приказы. Ты свободен, рядовой.

Я вышел из кабинета. Я не заговорил с сидящим за столиком лейтенантом. Я боялся что-то сказать. Полковник знал. Они все знали. Я считал себя таким умным, ведь я сложил куски головоломки. Однако они знали о значении деревьев, но их это не волновало, поскольку построить дорогу на восток через Геттис было для них куда важнее. Важнее, чем ужасные условия, в которых приходилось работать людям. Важнее, чем гибель деревьев, содержащих наследную мудрость другого народа.

Меня почти трясло от ярости. Мое сердце качало магию, точно яд. Мне потребовалась вся сила воли до капли, чтобы не обрушить гнев на тех, кого мне хотелось наказать. Я знал, что это ничего не решит. Если полковник Гарен завтра умрет, на его место тут же заступит кто-то другой. Когда я приблизился к своей повозке, то с отвращением заметил сержанта Хостера, стоящего возле Утеса. Казалось, он изучает упряжь. Мне ужасно захотелось драки. С каким бы облегчением я ударил кулаком по этому постоянно ухмыляющемуся лицу. Однако я заставил себя обойти повозку с другой стороны, вместо того чтобы отталкивать сержанта с дороги.

— Добрый день, — холодно приветствовал я его, взбираясь на сиденье.

— Торопишься, солдат? — спросил он меня.

Его глаза сверкали, словно он увидел нечто, доставившее ему удовольствие.

— Приказ полковника Гарена. Он хочет, чтобы я немедленно отправился на кладбище, — пояснил я, взяв в руки поводья.

Хостер ухмыльнулся, глядя на меня.

— Не один он считает, что тебе следует отправиться прямо на кладбище. — Он усмехнулся собственной шутке и с хитрым видом добавил: — Хорошая упряжь у твоей лошади, солдат.

Я попытался найти оскорбление в его словах.

— Просто упряжь.

— Так и есть. Так и есть.

Он отошел от Утеса. Я покачал головой и тронул поводья.

Я выбирался из города дольше, чем рассчитывал. Улицы были запружены людьми, спешащими к помосту. Половина из них уже успели принять зелье Геттиса; остальные смотрели на меня так, словно не могли поверить, что я всерьез надеюсь проехать на повозке по этим улицам. Солнце уже поднялось довольно высоко, день обещал быть знойным. Я с тоской подумал о лесной тени, пока Утес прокладывал себе путь сквозь толпу, нехотя расступающуюся перед ним. Я остро чувствовал чужие взгляды, но, сидя в повозке, избежать их не мог. Замечания полковника о выдвинутых против меня обвинениях разозлили меня ничуть не меньше, чем его надменное отношение к спекам и их деревьям.

Наконец мы добрались до ворот форта. На широких улицах снаружи было заметно меньше пешеходов. Я убедил Утеса перейти на рысь, и вскоре мы выехали из города, оставляя за собой лишь клубы пыли. Я сожалел, что мой конь не может бежать быстрее, но он всегда отличался скорее выносливостью, чем резвостью. Мы ехали вперед, и гнев кипел во мне. Разозлил меня командир, но вскоре ярость распространилась и на весь мой народ. Мой разум опережал тело, представляя, как я распрягу Утеса и сразу же отправлюсь в лес на поиски Джодоли. Меня мучил стыд за новости, которые я вынужден буду ему сообщить. Размышления о том, как остановить строительство дороги и кого я могу привлечь на свою сторону, боролись с вкрадчивым подозрением, что я собираюсь совершить нечто предательское. Я отмел эти мысли в сторону. Я убедил себя, что остановка строительства до тех пор, пока дорогу не удастся направить в обход Геттиса, пойдет на пользу и спекам, и гернийцам. У меня появилась смутная надежда. После того как я предупрежу Джодоли, что нам нужно что-то сделать, чтобы спасти древние деревья, я найду способ поговорить с доктором Фраем. Ироническое замечание полковника Гарена может принести неожиданные плоды, если удастся склонить саму королеву к нашей точке зрения.

Впереди я заметил одинокую женщину, шагавшую по разбитой дороге. Как странно, что в день празднеств она уходит из Геттиса. Она опустила голову в шляпке, чтобы солнце не слепило глаза, и изящно приподнимала подол голубого платья, чтобы оно не испачкалось в грязи. Я любовался ее стройной фигуркой, а когда мы приблизились к ней, направил Утеса в сторону, чтобы она не задохнулась от пыли. Я подумал, что поступил правильно, но, когда я проезжал мимо, она что-то закричала. Лишь когда я обернулся через плечо, я узнал в ней Эмзил. Я придержал Утеса и подождал, пока она нас догонит.

— Невар! Я как раз шла к тебе! — сообщила она, забираясь на сиденье рядом со мной.

Я, как мог, сдвинулся в сторону. Однако ей все равно достался самый краешек сиденья. Я не мог не отметить, как мило она одета. На голубом платье ни пятнышка, ни заплатки. Даже белые манжеты и воротник сохраняли свежесть только что выпавшего снега. Широкий черный пояс охватывал талию, подчеркивая пышные бедра и высокую грудь.

— Ну? — едко спросила она, и я осознал, что пристально на нее уставился.

Я опустил взгляд.

— Прости. Просто сегодня ты выглядишь такой хорошенькой. Такой чистой и свежей.

Повисло долгое молчание. Я искоса глянул на нее, чтобы проверить, как сильно она на меня сердится. На ее щеках вспыхнул румянец.

— Спасибо, — заметив мой взгляд, пробормотала она.

Снова повисла тишина.

— Ты собиралась меня навестить? — наконец напомнил ей я.

Какими бы ни были намерения Эмзил, я решил, что должен ее отговорить. Мне нужно было в лес, но я не мог просто уйти и оставить ее в доме. Сказать ей, что у меня нет на нее времени, казалось слишком грубым, а отправить обратно в город и того хуже.

— На сегодня у меня порядком работы, — начал я, пытаясь придумать, как выразиться повежливее, но в итоге выпалил прямо: — Времени на гостей у меня будет не много.

Она фыркнула и выпрямилась.

— Как и у меня, сэр! Я лишь исполняю поручение. Уж не знаю, при чем тут вы, но лейтенант Спинрек хотел, чтоб вы знали, что спеки собираются сегодня устроить танец Пыли. Он отозвал меня в сторону, когда это рассказывал. Более того, он счел это достаточно важным, чтобы вызваться приглядеть за моими детьми, пока я схожу к вам. Мне не слишком-то этого хотелось, поскольку госпожа Эпини все еще зеленеет при виде пищи, а дети ужасно расстроились от мысли, что пропустят музыку, и спекский танец, и прочие празднества.

— Танец Пыли? Сегодня спеки устраивают танец Пыли?

— Это часть приветственной церемонии для инспекции. Спеки пожелали выступить перед ними.

Прежде чем она договорила, я дернул поводья. Резко развернув Утеса, я послал его галопом.

Эмзил вскрикнула, одной рукой крепко ухватившись за сиденье, а другой придерживая шляпку. Ей пришлось повысить голос, чтобы перекрыть скрип повозки.