Лесной маг - Хобб Робин. Страница 166

— Из твоего дневника, — тихо ответил Спинк.

Мне показалось, что он смущен.

— Ты читал мой дневник? — взвился я.

— Нет. Не я. Эпини. Она нашла его вскоре после того, как я его спрятал, но не сказала мне об этом, пока не закончила читать.

— О, во имя доброго бога! Неужели в этом мире не осталось ни капли милосердия?

За единственный ужасный миг перед моим внутренним взором пронеслись все те оскорбительные вещи, которые я писал про Эпини, заметки о моих страстных встречах с Оликеей и все прочие глупости, которыми был полон мой дневник. И зачем только я все это записывал? Такие вещи — не для дневника сына-солдата! А Эпини их прочитала. А через нее…

— И что она тебе рассказала?

— Достаточно, — ответил Спинк, и его уши порозовели.

Повисло долгое молчание. Мысль о том, что два последних человека в мире, думавших обо мне хорошо, теперь узнали, каков я на самом деле, ввергла меня в пучину отчаяния. Казнь станет для меня милостью.

— Я намерен признать себя виновным, Спинк. Если у тебя осталась хотя бы капля сочувствия ко мне, сожги проклятый дневник и забудь о том, что ты меня знал. — Я вдруг пожалел о письмах, отправленных сестре, и всем сердцем взмолился о том, чтобы отец перехватил их и сжег, не читая. — Прощай, Спинк. Если в моем домике осталось хоть что-нибудь ценное, продай. И Утеса. Пусть он достанется хорошему хозяину. Деньги используй по своему усмотрению.

Я услышал, как Спинк за дверью переминается с ноги на ногу. После короткой паузы он заговорил почти спокойно, но в его голосе слышался сдерживаемый гнев:

— Я думал, что ты мужественнее, Невар.

— Значит, ты ошибался, — резко ответил я.

Я услышал шорох бумаг.

— Ты должен кое-что знать. Город Геттис хочет тебя судить. Однако майор Хелфорд посчитал, что у военных на это больше прав. Он уступил, согласившись, чтобы ты предстал перед семью судьями, трое из которых будут представлять город. Мне дали совсем немного времени на подготовку. У меня есть показания Эбрукса и Кеси. Ты можешь назвать других людей, которые могли бы свидетельствовать в твою пользу?

Я ничего не ответил. Немного помолчав, Спинк упрямо продолжил:

— У меня есть список вопросов к тебе. Они помогут мне тебя защищать.

Я молчал. Он прочистил горло.

— При каких обстоятельствах ты впервые встретил Фалу, проститутку, работавшую в борделе Сарлы Моггам? — ровным голосом спросил он.

Я промолчал.

— Какого числа ты был помолвлен с Карсиной Гренолтер, Невар Бурвиль?

Я вскочил на ноги с быстротой, какой не ожидал от себя сам, и бросился к двери. Я пытался просунуть сквозь решетку руку и выхватить список проклятых вопросов, но Спинк лишь отступил на шаг, оказавшись вне моей досягаемости. У меня закружилась голова от резких движений и вспыхнувшей во мне ярости. Вцепившись в прутья решетки, я устоял на ногах и прорычал сквозь стиснутые зубы:

— И не смей произносить мое настоящее имя на суде! Не смей связывать меня с Карсиной!

— Невар, это твоя единственная надежда. Расскажи всю правду. Всю.

— Я не стану. Если ты заведешь об этом речь, я сорву суд. Я нападу на охранников и заставлю их прикончить меня прямо гам.

Мне вдруг показалось, что это, в любом случае, прекрасная мысль; так я сумею избежать мучительной церемонии суда и позорной казни. Должно быть, Спинк прочитал эти мысли в моих глазах. На его лице вдруг проступила усталость и обреченность.

— Я знаю, ты считаешь, что твоя жизнь кончена и ее не стоит спасать, — тихо заговорил он. — Но я прошу тебя ненадолго забыть о собственном эгоизме и подумать о том, что ты делаешь со мной и Эпини. Она любит тебя, Невар. Я не могу ее подвести, а потом провести с ней остаток жизни. Она уже решила, что, если у нас будет мальчик, она назовет его Неваром. Неужели это ничего для тебя не значит?

— Это значит, что Эпини, как всегда, ведет себя безрассудно. Тебе следует ее остановить. Ты должен защитить сына от глупости его матери.

Повисло долгое холодное молчание. Наконец он заговорил официальным тоном:

— Ладно. Я готов терпеть от тебя многое, но только не оскорбления в адрес моей жены. Ты можешь поступать так, как посчитаешь нужным. А я постараюсь сделать все, что в моих силах, чтобы мне не пришлось просить прощения у жены или кого-то еще за пренебрежение собственным долгом. Можешь трусливо принять свою смерть, если считаешь нужным, Невар. Доброго дня.

И с этими словами он ушел.

ГЛАВА 32

ЛИСАНА

Остаток утра я пролежал на нарах, размышляя о том, что намерен делать Спинк. Я был рад, что за меня готов вступиться друг, хотя уже решил сдаться. Однако меня мучила мысль, что он может выдать мое настоящее имя и рассказать о моих связях со спеками, уничтожив тем самым репутацию моей семьи. Даже если он сумеет добиться для меня пощады, мрачно подумал я, моя дальнейшая жизнь будет ужасной.

Я постарался об этом не думать и принялся строить планы, какими бы жалкими они ни были. При первой же возможности после того, как меня введут в зал суда, я попытаюсь напасть на председателя. И должен буду приложить все свои силы, а не просто притвориться. Я хотел вынудить их меня убить. Интересно, будет ли вооружена охрана, когда меня поведут на суд? Если да, то простая попытка к бегству может увенчаться успехом. Теперь, когда магия меня оставила, пара выстрелов в спину окончит всю эту историю. Я заерзал на нарах, и несчастные доски издали последний протестующий треск, прежде чем обрушиться на пол. Я вздохнул, но даже не стал вставать. Некоторое время спустя я закрыл глаза.

Сон разверзся подо мной, словно потайной люк в полу.

Я чувствовал, что стою на коленях в глубоком мху. Вокруг гудел жизнью летний лес. Я заморгал, поскольку даже просачивающийся сквозь листву свет казался слишком ярким после сумрака камеры. Ноздри наполнил густой сильный запах земли и мха. Вокруг меня запорхала бледно-зеленая бабочка, но порыв ветра унес ее прочь. Я медленно поднялся на ноги и огляделся, а потом направился вверх по тропе, ведущей к пню древесной женщины. Я чувствовал отличия своего появления здесь. Теперь я пришел сюда не по собственной воле, а по ее приказу. Я лишился ступней, словно призрак, и плыл над тропой там, где раньше ощущал под ногами мягкий мох. Прохладный ветерок коснулся моего лица, но волосы и одежда не шелохнулись. Оказавшись неподалеку от пня древесной женщины, я в изумлении остановился.

— А вот и он, — услышал я ее голос.

Однако она обращалась не ко мне. Эпини стояла рядом, опираясь на пень. Ее бледное лицо заливал пот, и она выглядела тревожно настоящей. На ней была желтая соломенная шляпа, которую Эпини сдвинула на спину, оставив висеть на ленте. Она собрала волосы в узел, как положено замужней женщине, но несколько прядей выбились и свисали вокруг ее лица. Темно-синее платье показалось мне удивительно бесформенным. Потом я внезапно сообразил, что оно просто подогнано по фигуре беременной женщины.

— Ты не можешь находиться здесь, — сказал я ей.

Она смотрела на меня, ее глаза округлились.

— Тебя не может быть здесь, — повторил я громче, и Эпини услышала меня.

— Я здесь, — едва ли не с гневом возразила она, прищурилась, ахнула и поднесла руку ко рту. — Это тебя не может быть. Невар, ты весь какой-то расплывчатый.

— Ты здесь только по ее просьбе, — укорила меня древесная женщина, обретая форму.

Она сидела на верхушке своего пня, но выглядела постаревшей и усталой. Я заметил, что она похудела. Это меня встревожило.

— Ты видишь, до чего ты меня довел! — упрекнула меня она. — Это по твоей вине, мальчик-солдат, у меня осталось так мало сил, чтобы помочь тебе.

— Я не понимаю.

— Он никогда ничего не понимает, — заметила древесная женщина вращаясь к Эпини, — таким тоном старшая подруга дает советы младшей.

— Я знаю, — ответила Эпини, и я услышал в ее голосе усталость и страх.

Она тяжело дышала, а потом положила руку себе на живот, и у меня сжалось сердце.