Лесной маг - Хобб Робин. Страница 57

В конце концов Ярил затихла. Меня предал собственный желудок, который принялся громко урчать, и на мгновение я вспомнил великолепный обед, оставшийся на столе: главным блюдом была начиненная луком степная дичь. Я мстительно пожелал отцу подавиться ею. В животе у меня снова забурчало, и, к моему удивлению, Ярил фыркнула. Ее плечи немного расслабились, она вздохнула и села на кровати рядом со мной.

— Он злой человек, — с безнадежным видом проговорила она.

— Он наш отец, — ответил я, думая, что для меня это уже, скорее всего, не так.

— Он наш отец, — повторила она, принимая мою поправку. — Но он злой человек, а я все равно его люблю и хочу, чтобы он меня одобрял и любил в ответ. Ты можешь меня понять, Невар?

— Понимаю. Потому что и сам чувствую что-то похожее.

— Нет, не думаю. Не так, как я.

Она убрала волосы с мокрого от слез лица, и я протянул ей мой сухой платок. Она взяла его и безучастно промокнула лицо. Отдавая его мне, она устало покачала головой.

— Я всегда была «лишней» дочерью и боролась за крохи его одобрения. Когда он от тебя отвернулся, я встала на его сторону. Какая-то часть меня даже обрадовалась, что ты наконец совершил нечто позорное и потерял его расположение. Потому что твоя неудача давала мне лишнюю возможность претендовать на его любовь. Вот так. Теперь ты знаешь, какая я трусливая и слабая.

Год назад ее слова потрясли бы меня. Теперь же я понимал ее.

— Я всегда принимал его расположение как нечто само собой разумеющееся, — признался я. — Не то чтобы я не старался соответствовать его ожиданиям. Старался изо всех сил. И часто боялся, что он во мне втайне разочарован. Но я всегда верил, что он меня любит. Я даже представить себе не мог, что он…

К моему ужасу, у меня перехватило дыхание. Горе Ярил отвлекло меня. Теперь же то, что отец отрекся от меня, ударило в меня, точно мушкетная пуля. Мне вдруг отчаянно захотелось сбежать вниз по лестнице, броситься ему в ноги и умолять изменить свое решение.

Ярил посмотрела на меня так, словно подслушала мои мысли.

— Он никогда не передумает. Слишком гордый. Он будет стоять на своем, даже если поймет, что ошибся и вел себя глупо. Он все для нас разрушил, для всех нас. Что нам теперь делать, Невар? Что же нам делать?

Слова срывались с моих губ и падали, точно тяжелые камни.

— Мне придется уехать. Другого выхода у меня нет. — Я сглотнул, избавляясь от комка в горле, и вдруг неожиданно для самого себя сказал: — Мне давно следовало уехать, и тогда ничего этого бы не случилось. Как только я узнал, что исключен из Академии, я должен был бежать на восток. В лес, которому я принадлежу.

— Что? — ошеломленно переспросила Ярил.

— Я имел в виду границу, где смогу начать новую жизнь.

Но я вовсе не это имел в виду. Словно наползающая тень, моим языком неожиданно овладело мое другое «я» и ответило ей. Я не мог представить худшего времени для того, чтобы оно объявило о своем присутствии. На меня накатила новая волна боли, когда я попытался осознать все значение того, что отец прогнал меня.

Ярил лишь ухудшила ситуацию.

— Я должна ехать вместе с тобой, Невар. Не важно куда. Ты не можешь бросить меня здесь. Не можешь. Я здесь умру.

— Не говори этого! Ты же знаешь, что я не могу взять тебя с собой. Я не знаю, куда я пойду и что стану делать. Я просто не имею права втягивать тебя в это.

И тут я понял, что должен делать. Я должен повиноваться воле доброго бога. Я запишусь в солдаты. Ближайшей военной заставой была Излучина Франнера. Я начну там и выстрою для себя новую жизнь. Но уже в следующий миг я отверг эту идею. Я уеду как можно дальше от отца и начну новую жизнь там, где, если я потерплю неудачу или опозорю свое имя, бесчестье коснется лишь меня одного.

— Если ты меня бросишь, я умру, Невар. Или утрачу рассудок. Не оставляй меня с этим безумным, злым человеком.

Первой моей мыслью было, что она должна остаться, потому что иначе наш отец будет совсем одинок. Несмотря ни на что, это мне казалось слишком жестоким.

— Он сейчас не в себе, — сказал я. — Горе лишило его рассудка. Со временем он может поправиться. И тогда он будет в тебе нуждаться.

— Только сперва сведет с ума и меня. Невар, попытайся представить, какой будет моя жизнь здесь. Мне не к кому будет обратиться за помощью. Совсем не к кому.

Я пытался придумать для нее что-нибудь утешительное, какое-нибудь убежище или дружбу, которая ее поддержит. Я подумал было о Карсине, но тут же вспомнил об их ссоре из-за Ремвара. У нашей семьи были и другие друзья и соседи. Правда, с тех пор, как к нам пришла чума, мы почти ни с кем не общались. Новости, которые мы получали из других поместий, были скудными и часто безрадостными. Но как только пройдут осенние дожди и зимний снег и дороги станут проезжими, люди снова начнут навещать друг друга. А пока… по крайней мере, она будет в безопасности. Это я ей и сказал.

— «В безопасности»! Чтобы меня унижали и помыкали мной каждый день. Чтобы меня выдали за какого-нибудь человека по выбору отца и тот стал унижать меня и помыкать мной в своем доме. У тебя своеобразные представления о безопасности, Невар. По-настоящему я почувствовала себя в безопасности, когда ты привез меня домой от Поронтов и доверил вести наше хозяйство. Невар, если не считать моей скорби, это были лучшие дни в моей жизни. О, я знаю, как глупо это звучит! — выкрикнула она, прежде чем я успел ответить на это удивившее меня заявление. — Но, прошу тебя, попытайся понять. Впервые я почувствовала, что могу расслабиться и быть собой. Я могла приказать подать еду, которая мне нравится, передвинуть мебель для собственного удобства и не отчитываться каждый вечер в том, как провела день. И в итоге я делала то, что считала нужным, и не переживала, одобрит ли это кто-нибудь. Моя жизнь стала чем-то большим, чем разучивание новой музыкальной пьесы или пришивание пуговиц на платье.

Я не знал, что ей ответить, но слова сами сорвались с моих губ:

— Я должен ехать. Что бы мне ни потребовалось для этого путешествия, у меня это будет.

Кровь вскипела у меня в жилах, когда я произносил эти слова. Я отбросил все посторонние ощущения. Это касалось только меня и моей сестры и не имело никакого отношения к проклятию древесного стража. Я попытался придумать, как бы утешить Ярил, и сказал, пожалуй, худшее, что могло прийти мне в голову:

— Я пошлю за тобой. Когда я устроюсь сам, я обязательно за тобой пошлю. Обещаю.

— А как скоро это будет? — тут же потребовала она ответа и в следующее же мгновение заявила: — Я не смогу оставаться здесь одна. А что, если он выдаст меня замуж до того, как ты за мной пришлешь? Тогда я навечно окажусь в ловушке. Куда ты направляешься? Как собираешься справляться в одиночку? Где ты будешь жить?

У меня упало сердце.

— Я не знаю. У меня нет ответов ни на один из твоих вопросов. Но я обещаю, что пришлю за тобой, как только что-нибудь прояснится. А если ты будешь несчастлива, где бы ты ни находилась, просто приезжай ко мне. Я обещаю. Поддерживай связь с Эпини. Я смогу отыскать тебя через нее, когда придет время. Я обязательно за тобой пошлю, Ярил.

Ярил проводила меня до моей комнаты, оглядела голые стены, простой стол и мои немногочисленные пожитки. Ее взгляд задержался на сломанном засове, до сих пор свисавшем со взломанной двери.

— Он действительно держал тебя взаперти и морил голодом, — тихо проговорила она.

— Да. Действительно.

И от этих слов мне вдруг сделалось легче уехать.

Вещей укладывать пришлось не много. Из одежды мне годилось лишь то, что приказала сшить Ярил. Еще я прихватил свой кадетский плащ, поскольку знал, что осенние дожди и ветра уже не за горами. Я собрал небольшую аптечку: бинты, целебные соли, мази и тонкую иголку с шелковой ниткой, чтобы зашивать раны, — но надеялся, что мне не придется всем этим воспользоваться. Я не мог оставить свой замечательный дневник сына-солдата и потому положил его вместе с остальными вещами. Мне было трудно отказаться от учебников и признать, что прекрасное образование больше не является частью моего будущего.