Вошь на гребешке (СИ) - Демченко Оксана Б.. Страница 128

  - Твой прорицатель, твой Роггар и еще кое-кто из твоих же людей, - предположил Бэл. - Вернее, из людей королевы.

  - Он должен ответить за предательство, - уперся пожилой анг, занимая свое место за плечом дамы Арода.

  - Юг во всей красе, - буркнула травница, ловко стряхнула новую вошь в шар и плотно его запечатала пробкой. - Лишь бы кулаки почесать. Где больные? Кто тут при смерти, ради кого я соизволила начать общаться с дамой Лэти, хотя она не ответила на мои просьбы о помощи. Хрог умирал, но мы не получили отклика с юга. Кто мы, чтобы нас спасать? Чужие для Арода люди.

  - Мы никому не отказываем, Арод блуждающий огонь, мы неизменно готовы к походам. В чем наша вина, если не было просьбы? Это вы не удостоили нас, взывая к иным огням и их даймам, - удивилась Лэти. - Мы слушаем голоса непрерывно. Мои нынешние вальзы запада надежны, я отвечаю за каждого.

  Травница кивнула провожатому и заторопилась протиснуться мимо бока рогача в шатер. Не оборачиваясь, она очень тихо шепнула, вроде бы принимая пояснения:

  - Допустим, мои были гнилы насквозь, сплошное болото. Теперь это выяснилось. Все равно я в обиде. Я потеряла дорогого человека. Стены Хрога рухнули. Я желаю слышать извинения. Подробные, чер тебя порви! Поняла? Ты поняла, железяка бесчувственная? За каждого больного ты мне ответишь.

  - Отвечу, - пообещала Лэти, глядя на свой шатер, без боя захваченный рогачом и его сопровождением.

  Влад попробовал улыбнуться. День прибывал, золотил шкуру чера, грел иней стен, выявлял в серости теней густую зелень игольчатых лесных лап. То, что у здешнего леса нет пород деревьев и всякое может постепенно стать таким, какое оно удобнее выживает, Влад уже знал. И договорился с Вростом о доставке в замок страдающего бессонницей корня, способного к самому короткому дню года отрастить себе пышную гриву игольчатых веток. Врост выслушал описание, долго трогал лоб человека из плоскости, уточняя вид и запах новогодней ели. Кивнул и пообещал устроить. Сейчас, когда расцветает всеми красками мирный день, а сила трех замков объединилась, можно снова подумать о грядущем празднике. Сценарий почти готов. Лэти и её белый буг станут замечательным дополнением. Стоит вписать сценку с участием снежной королевы, Врост просил себе роль, он будет Кай.

  Влад вздрогнул и напрягся, часто, испуганно всхлипывая на каждом болезненном выдохе. Сердце проколола толстая игла. Оно забилось умирающей бабочкой на спице смерти, накрепко вбитой в мироздание. Не увернуться, не сорваться. Не спастись... Рассвет вдруг сделался закатом, он гас, мир пропадал, растворялся в неразбавленном ледяном отчаянии.

  Чер с лязгом выпустил когти. Зарычал, дыбя загривок, подмял Влада и накрыл обеими передними лапами. Когти блестели золотом, и - Влад себе не поверил, но он еще мог дышать и удивляться - когти были не смертью, как казалось прежде. В их золотой клетке трепетала жизнь, огражденная от зимы и отчаяния. Чер оскорбленно рявкнул, его дыхание обожгло щеку, бритва короткого уса срезала лобную повязку и упруго распрямилась, отбрасывая прочь то, что содержало шарх. Влад ощутил себя голым - он привык быть чуть в стороне от Нитля, он воспринимал шарх, как защиту от малой, случайной вины, от пусятка вроде мгновенной зависти к силе Лэти или обиды на Плата, занятого важным делом далеко - когда он нужен рядом.

  Без шарха мир придвинулся, оплел своими корнями не тело - душу. Рассвет, и тот воспринимался иначе. Сквозь стены чудился двор, от леса скрипело и шумело - волновались корни, а голый без защиты Влад и это принимал и понимал. Он пока что человек. Он дышит, моргает и до крови прикусил губу. Он все еще человек, хотя так и не смог научиться быть годным для Нитля. И - он живет с проколотым невесть как сердцем и знает без сомнения: только что он умер! Вернее, был удит, и не здесь. Но связь сильная, смерть мчится все ближе и ближе. Черная, как ночь, и тихая, как глухота. Его смерть. Неотвратимая. Она - игла в сердце и удавка причины, для которой неизбежно следствие. Но черу безразлично все перечисленное. Он не человек и понятия не имеет о логике. Чер держит клетку из золотых когтей, принимает удар смерти мягким, обманно бархатным мехом цвета праздничного мандарина. Нелепый и замечательный цвет - на снегу.

  Влад вздохнул и уткнулся лицом в холод, тающий от тепла кожи. Удавка смерти порвалась. Игла в сердце медленно растворялась. Может быть, она была ледяной, как и зима вокруг. От снега пахло свежестью. От меха возле щеки - корицей, мандаринами... праздником. Влад вздохнул увереннее и улыбнулся, впервые понимая, почему все в замке так хотят веселиться в самый трудный и темный день года.

  - Ты снова задолжал ему жизнь, - едва слышно шепнул Бэл.

  - Ты... знал? - губы разучились выпускать звучание, голос срывался в сипение и присвист.

  - Я говорил, не отходи от чера, - согласился Бэл. Сглотнул слабость и упрямо добавил, не позволяя себе провалиться в обморок: - Влад, в твоем мире кое-что происходит. И глубже - тоже. Скоро изменения докатятся сюда. Будет большая волна, она утащит тебя домой, если ей не мешать. Желая добраться до дна, чер поможет, нам такое не под силу зимой. Пойдешь с ним? Это риск.

   - Он... победит? - не желая сомневаться в ответе, Влад нехотя выговорил вопрос.

  - Плоский вопрос... Черна никогда не искала славы, Тох не может быть вне боя, который для неё - последний, - шепнул Бэл. - Победа тут совсем не при чем, такая, как видишь ты. Милена не искала прямого противостояния, но нашла врага, который ей не по силам... А я лежу разбитый и мне куда хуже, чем черу, - Бэл скривился и прикрыл глаза. - Стыдно жаловаться... я завидую черу. Он донырнет и разделит с ней последний бой. А я узнаю тяжесть изъяна севера. Я вне боя и не могу изменить то, за что готов заплатить по любой цене. Я не могу даже прорицать, я бессильно наблюдаю: сейчас дело Милены целиком зависит от неё одной. Никакие обстоятельства уже не влияют на исход. Только дар и изъян востока.

   Глава 29. Милена. Тонкий, как волос, восток

   Москва. Самый центр ее

   Закат надавил на город свинцовой плитой тучи. Крыши прогнулись под весом сумерек, испуганные тени накрепко привязались к машинам, домам, парапету набережной, фонарным столбам... Но злой ветер рвал их, раздергивал - и тени скрипели, испуганно вытягивались, чтобы лопнуть под кинжальным светом очередных фар и умчаться бесформенным клоком поземки. На освободившееся место лезли, торопливо крепились новые тени. Дрожали и ждали своей участи.

   Милена сидела у окна, с отвращением наблюдала паникующий город, иногда мелким глоточком пробовала красное сухое и сразу заедала терпкость неуместного в этот вечер лета клубникой, несовместимой с зимой. Плита тучи была - могильная. Смотреть на неё не хотелось, не смотреть было глупо. От страха прятаться - значит, отдать ему победу без боя. Милена упрямо сидела, повернув кресло к окну и раскрыв шторы. Где-то в городе умирали люди. В этот вечер их уйдет больше, чем в иные. Туча выдавит из бочки столицы так много живого сока, как только сможет.

   Бокал дрогнул в руке. Врастать в чужой мир больно. Глупо. Она приняла крап у старой Виты и не возразила. Это был воистину бесценный подарок, Черна едва ли надеялась, что через пропасть времени он будет доставлен по назначению. Но Вита сберегла и отдала, хотя пойди пойми: что сложнее, сберечь или отдать? Крап всю жизнь тянул силы и отравлял сны памятью Нитля, недосягаемого и желанного, как летнее тепло в такой бессветный вечер... Крап исцелял от недугов и продлевал жизнь. Отдав его, Вита обрекла себя остаться под свинцовой тучей - и не увидеть восхода... Чего ей стоило - это? Знать, пусть и неполным даром севера. Ждать день за днем встречи с незнакомкой, как приговора. Самой подойти и самой его огласить.

   "Вино можно выпить молодое, негодное, одним глотком... как и жизнь", - сказала Вита. Признала долг перед Черной. Наверняка, воительница с обычной своей упертостью смахнула кого-то в смерть вместо Виты, которой жизни и не полагалось. Черна, конечно, не намекнула на долг и даже не рассмотрела его. Она не уважала слабость, но исправно оберегала тех, кому повезло оказаться за спиной. И она не верила в благодарность слабых, а потому не испытывала разочарований.