Вошь на гребешке (СИ) - Демченко Оксана Б.. Страница 141

  - Серебро все норовят хапнуть, - буркнула Милена, по возможности грациозно покидая спину буга.

  Осталось потянуть ручку двери, проковылять в каминный зал и дождаться щелчка за спиной, отгораживающего от мира и любой его суеты.

  Наместник Тэры лежал у камина на теплом стеганом одеяле, накрытый по грудь вторым. Его так долго и старателно лечили, что теперь оставили одного, даже без псахов. Больше не могли ничего сделать, - осознала Милена. Ноги окрепли, своя боль сгинула.

  - Бэл...

  Милена сразу оказалась рядом, нагнулась к лицу и осторожно, кончиками пальцев, тронула щеку. Теплую. Наместник замка Файен наблюдал Нитль тихо, умиротворенно - со стороны. Он не отзывался на слова, постепенно удаляясь. Он, как случается с прорицателями, уже не отделял быль от видений. Милену полагал видением и улыбался ей - может статься, с тех пор, как Игрун нашел свою знакомую в зимнем лесу. Живую. Теперь она дома и значит, непосильное свое дело Бэл счел завершенным. Перестал сопротивляться.

  - Надо себя любить, ну и меня, конечно же. А ты взялся оберегать посторонних прихлебателей, - укорила Милена, припомнив Ружану.

  Бэл лежал неподвижно и не отзывался. Приходилось наклоняться ниже, нырять вглубь потаенного сплетения корней Нитля, все полнее выходя из ума - и упрямо двигаясь, продираясь, нагонять уходящего прорицателя. Кружилась голова, опьянение напрочь лишало способности к самоконтролю. Милена улыбалась, поводила плечами и шепталась сама с собою, иногда вовлекая в разговор и синеватый, едва живой Файен.

  - Ослепли все, что ли? Я думала, будет сложно, - возмутилась она, похлопала Бэла по щеке. - Куда ты денешся от меня? И куда ты, вот что еще смешнее, сбежишь от себя? Хуже Маришки по деликатности: убежден, что всем поголовно должен, от Файена и Тэры - до буга. Глупость, вся эта байка с хищной грибницей просто смешна. - Милена кое-как сфокусировалась на крохотной, как глазок, искре каминного жара и улыбнулась Файену. - Восток - это воистину несравненно. Я зрячая в свете души. Только я.

  Милена прикрыла глаза, вздохнула и наклонилась еще ниже. Шепнула в ухо Бэлу:

  - Удачно, ты далеко-о в небытии. Могу говорить, что угодно. И выслушаешь, и промолчишь. Я всю жизнь старательно презираю тебя, так... проще. Никто не видит, что я завишу от тебя. Оглядываюсь на тебя, когда ищу опору. - Милена тронула губами щеку больного и зашептала быстрее. - Нелепый, тощий, ничуть не красивый Бэл, ты на полголовы ниже меня... ты серенький фон для моей несравненности. Чер, почему ты согласен быть фоном? Это ненормально. Это зверски мешает тебя... заметить. Надо провалиться в плоскость, отчаяться и замерзнуть до оледенения на обратном пути, испугаться утраты - чтобы рассмотреть тебя. Проще никак.

  Продолжая бормотать все менее внятно, Милена отстранилась, опираясь на руки и слепо щурясь. Едва ли не принюхиваясь, изучила откованный Черной клинок: он как всегда лежал у пальцев правой руки Бэла.

  - Восток танцует на клинках, я помню присловье, - Милена повела бровью. - Но я не знала смысла. Бэл, а ведь для тебя - проверю. И если я не права, ты себе этого не простишь.

  Сделав вывод, достойный вальза востока, Милена красиво вздернула верхнюю губу и резко, на выдохе, обхватила ладонью рукоять клинка. Она лишила себя права передумать и испугаться, она укрощала чужое оружие - не назвав себя и не спросив соизволения. Рудная кровь вскипела от негодования, ножны вмиг нагрелись, кожа и нитки с них стали облезать горелыми лохмотьями. Милена невозмутимо прищурилась и сняла изуродованные ножны свободной рукой, отбросила в сторону. Клинок светился, словно его только что выковали, и жар работы еще не иссяк.

  - Я права, - проворковала Милена, ласково провела пальцами по лезвию - слегка теплому для её кожи, чего бы ни желал в этот миг разяренный клинок. - Когда я так окончательно права и в духе, мне никто не возразит. Ты кровь мира? Пусть. Я тоже кровь его, и души людские - сырое железо для моей ковки. Тебя можно создать лишь вдохновением? Меньшее и мне не сгодится.

  Милена встала, пошатываясь и едва сознавая свои действия. Ощущая кожей тепло, она поклонилась пламени, и Файен взметнулся, поднялся над углями, мгновение назад - темными. Теперь огонь гудел и танцевал, тянулся многоцветными вьюнами пламени к клинку.

  Живой огнь отразился золотыми и алыми змеями в безумном взгляде Милены, и не осталось там ни капли болотной зелени, когда пламя обняло лезвие, наполняя его искристой игрой бликов. Сталь текла в жаре Файена или огонь слоился и оседал твердым глянцем? Некому было задать этот нелепый вопрос.

  Милена смотрела сквозь пламя в иной слой мира, жадно хватала ртом обжигающий воздух - и улыбалась. Вдохновение впервые посетило её, осенило, окрылило... и позволило быть вальзом, раскрыло весь дар, каков он при подъеме в чистый дух. Сгинули каминный зал, изможденное тело умирающего Бэла, собственная сгорбленность замерзшего человека, едва способного стоять.

  Клинок пламенел жизнью. Он принадлежал душе Бэла и соединял эту душу с Нитлем, непостижимым, нечеловески сложным и бесконечным. Нитлем, который, вот ведь как бывает, тоже порой нуждается в опоре, и находит её на ощупь, вслепую, ошибаясь и обжигаясь, сомневаясь и опаздывая - совсем как Милена...

  Поддев ладонью затылок Бэла, Милена примерилась и, скрипнув сжатыми от упрямства зубами, загнала клинок в позвоночник прорицателя - по рукоять. Сразу же изъяла и вернула в пламя Файена. Поклонилась огню, устало села, оттолкнула темный, бархатный от сажи меч.

  Первый звук, который разобрали уши, знаменуя возвращение в явь, был именно звон металла о мрамор.

  - Чер, я вышла из ума, - выдохнула Милена, наконец разжав зубы. Мелкая дрожь донимала сильнее, укрупнялась. - Чер... Лэти немного порезала его, я запорола совсем. Или как? Я ведь знала, что делаю необходимое! Или что я вообще - знала?

  В голове гулким эхом отдавались слова - мыслей не было ни единой, пустота темного сознания ужасала. Милена прикрыла глаза, посидела, пробуя отдышаться. Она помнила пляшущее пламя, живое, понятное. Она сама не так давно была пламенем и горела, и не ведала сомнений... Она наблюдала, как не дано людям, ответы на незаданные вопросы.

  - Грибница была дикая и засеяла споры в позвоночник. Никто не помог сразу, осень тоже имела значение. Грибница, значит, обжилась и поперла в рост, её заглушили... но тут корни наконец очухались и признали Бэла в полную силу. Свершился выбор... Если бы хоть один вальз востока уцелел, он услышал бы, пришел и сделал свою часть работы. Но Бэла продолжали упрямо лечить... от его судьбы. Разве можно вылечить человека от такого? Разве нужно? - Милена грустно усмехнулась, тыльной стороной ладони погладила впалую щеку беспамятного прорицателя. - Знаешь, не по мне эта судьба, я бы сбежала. Впрочем, куда я денусь от тебя, среброточивый идеалист? Хорошо, что ты далеко в духе. Я тебя люблю, не слышал? Замечательно. Я отравлю тебе жизнь куда сильнее, чем любая грибница... Но я выбрала. Так что терпи.

  Постепенно возвращаясь в ум, Милена осмотрелась. В зале висел едкий дым. Стеганное одеяло под спиной Бэла обратилось в пепел, второе, отброшенное в сторону, противно чадило и все еще тлело. На спине Бэла - Милена повернула тело на бок и убедилась - отпечатался ожог в форме лезвия клинка с полным его узором. Найдя взглядом запасное одеяло на сиденье дальнего кресла, Милена принесла его, расстелила и переместила тело. Немного отдохнула, радуясь тому, что в голове теперь не пусто, мысли стекаются туда, как ручейки в высохшее озеро. Правда, не все они - знакомые. Кое-что сочится из дальних слоев мира, досягаемых лишь вальзам востока, это она знает теперь и принимает, как данность.

  - Ах, да, я же не закончила, - поморщилась Милена, когда знания стало больше и оно упорядочилось.

  Пришлось снова рыться в тлеющем одеяле и ворошить пепел. Тонкий, как волос, корень лег в руку не сразу, он вроде и не спешил находиться. Милена рассмотрела добычу, бережно очистила от копоти до настоящего золотистого цвета. Опустила в спутанные волосы Бэла, прямо надо лбом. Поморщилась от отвращения к очередному знанию, какое укладывалось в голове. Астэр Мерийский, первый среди вальзов востока, мечтал быть именно в этом зале и в этот миг. Единственный миг, когда золотистый корень тоньше волоса, а избранный Нитлем человек пребывает без сознания. Когда вальзу востока возможно оказаться наедине с величайшим соблазном для подобных ему.