Вошь на гребешке (СИ) - Демченко Оксана Б.. Страница 28

  Указание анга Милена выполнила так быстро, что не могла позже вспомнить, какими коридорами бежала и громко ли кричала, разыскивая хозяйку. Зато передав слова старика, она постаралась незаметно пробраться во двор, забилась в щель меж корней старого дерева и до ночи там пряталась, из укрытия наблюдая переполох в замке. Ружана металась туда-сюда, неловко спотыкалась, подворачивала ногу и роняла горшочки с сухими корнями. Черна пару раз возникала мгновенно, словно бы ниоткуда, рычала диким бугом, лезла в чужой ей звериный угол, за шкирку волокла псахов в покои анга. Спускался по главной лестнице Белёк, сосредоточенно и строго поджимал губы, распоряжался людьми, будто имел на то право - и его, хромого тощего недоросля, слушались.

  Ночью Милена плакала в своем убежище, а дикие корни то ли в спину упирались и норовили выпихнуть, то ли наоборот, утешали и поддерживали.

  Перед рассветом явилась Черна, прошла напрямки через двор, уверенным движением нагнулась - словно ей дано видеть сквозь корни - и выдернула первую ученицу из тайника. За шиворот, как неразумного псаха, поволокла, не спрашивая мнения и не поясняя своих действий.

  Старый анг лежал на узкой постели прямо, неподвижно. Только глаза его, кажется, жили в прорезях пергаментных смятых век. Минуло немного времени с прошлой встречи, но анг уже погас, и это было - необратимо. Милена прежде видела умирающих и знала, как уходит свет, покидает тело, которому суждено вскоре остыть. Иногда зыбкое, неровное свечение человечьей души казалось востановимым, среброточивые могли помочь, да и сама Милена просила - и дважды ей казалось, что добивалась понимания... Для старого анга было бесполезно просить. Он теплился, как угли, покинутые живым огнем, но еще не утратившие память о нем. Свет еще взблескивал скупо, словно издали, во взгляде анга, свет не спешил уходить и прощался с миром.

  - Моя ошибка и моя вина, - едва слышно выдохнул анг, перемогая слабость. - Не тебе платить. Но... помни о силе и душе. Важно.

  - Буду помнить, - запинаясь и ощущая себя мертвее уходящего старика, выговорила Милена.

  Не падала она на подкосившихся ногах только потому, что за шиворот держала железная рука Черны. Не закрывала глаз, словно бы проколотых взором Тэры. Не могла замкнуть и ушей, упрямо воспринимающих неразличимое в иное время биение сердца старого анга. Все слабее и медленнее...

  С того серого предутрия Милена старалась избегать Светла. Парень выправился, утвердился в мире живых медленно и, вроде бы, через силу. И все последующие годы Милена не шутила с ним недобро, предпочитая даже ничтожество Ружану за спиной парня - не трогать. Но замок довольно мал, и всякий взгляд на Светла, пусть и случайный, оживлял в памяти тот день, когда Милена приобрела ночной кошмар, а будущий псарь едва не разучился улыбаться.

   - Я так и не поняла себя, - пожаловалась Милена одному из людей в зеленых одеждах. - Плохо мне, понимаешь? Не мой мир, да я и в своем-то была вроде как - не в себе...

   Человек сидел у изголовья больного и дремал, неловко "прилипнув" щекой к холодной стенке машины. На приснившуюся - наверняка он так полагал - жалобу не отозвался, лишь поморщился и завозился, норовя отгородиться от пустых разговоров.

   Милена утратила интерес к людям в зеленом и снова взялась изучать мир плоскости, отчаянно и тщетно разыскивая драгоценное живое серебро. Увы, никто не нес в душе значимую его толику. Не всматривался в окружающих, не улыбался случайным прохожим, не провожал их непрошенным добрым напутствием. Люди муравейника держали свои души наглухо закутанными, словно сберегали скудное их тепло в лютую стужу. Люди суетились и жили чем-то мелким, мгновенным, ничего не значащим по главному для мира Милены, корневому, смыслу.

   - Плоскость, мир без ответа и привета... Я тут пропаду, - ужаснулась первая ученица, сполна осознавая, что это значит - покинуть замок и оказаться наедине с собою.

   Машина докатилась до той цели, куда она мчалась, зло пыхая синим огнем и разгоняя всех на дороге протяжным воем обозленного карга. Новое место совершенно не понравилось Милене. Тут слабые корни плоскостного мира дрожали и прогибались, сквозь них утекали одна за другой жизни, как капли влаги в ненасытный песок. И длилось подобное давно. Лекари боролись с бедой, но без толковых травников, без псарей и вальзов восточного луча они слишком часто не справлялись. Впрочем - Милена горько усмехнулась - теперь и дома нет годных вальзов. Восток встал на якоря. Королева преуспела в обретении права на это звание без корони и, значит, без учета мнения самого Нитля. Она совершила величайшую подлость(72), и её поддержали тогда, полвека назад, очень многие. Даже анги зенита и прорицательница Тэра. Почему? Есть ли смысл искать ростки ответов в этом мире, если и в родном не удалось заметить ни единого обрывка корня столь дикого и нелепого решения. Пять сторон было у света единого. Пять. Исконно и неизменно таков вершинный мир. Что поколебало его устои?

   Тело расслоившегося устроили на кровати с колесами и покатили по безрадостному коридору, мимо одних равнодушных людей - во владения иных, столь же безразличных. Человека, чье имя Милена не знала, назвали "неопознанным", о нем слегка посудачили: на бомжа не похож, а документов никаких, полиция не заводит дело, словно этот парень - привидение. Видимо, кому-то удобно таковым его числить еще при жизни. Хотя разве это жизнь? Сознания нет, пульс толком не прощупывается, температура тела медленно, но неуклонно понижается...

   Милена тоскливо изучила убогий коридор, где обречена находиться, пока хоть что-то не изменится. Попыталась усилием воли переместить себя, на краткое время обрадовалась: получается! Но обнаружилось, что отодвинуться далеко от тела не удается, упругость окружающего мира возвращает её на прежнее место.

   Мимо катили кого-то, на лестнице сосредоточенно сосали дымные палочки и ругались, сплетничали, примитивно домогались друг друга, чтобы так же убого отказывать или соглашаться... Безрадостный день тянулся болотной травой, намотанной на горло утопленницы, и Милена осознавала себя именно такой утопленницей, уже принадлежащей бездонным хлябям на веки вечные. Одно обнадеживало: в больнице, как называется нынешнее место, много людей. По коридору то и дело проходят новые. Значит, надо постараться и найти хоть одного обладателя серебра.

   Ночь плоскости оказалась блеклой, природный мрак сильно разбавлялся нездоровым фонарным светом, он превращал небо за окнами в тусклое нечто без звезд и глубины.

   В больнице стало тише, людей в коридорах поубавилось. Милена изучила постоянных, одетых в халаты - слово уже обрело смысл, как и понятие "униформа". Серебро взблескивало во взгляде невысокой девушки. Она полусонно пристроилась в коридоре, за столом. Поправляя пушистые рыжеватые волосы, лезущие в глаза, девушка читала книгу, упакованную местными технологиями в "электронный формат". Так сказал один из врачей, здороваясь с рыженькой. Назвал её умницей и посоветовал не засиживаться допоздна, дежурство-то заканчивается. Еще серебро вроде бы показалось, мелькнуло на миг в улыбке старика, обреченно хрипящего больным горлом в дальней палате. Средних лет врач устало, отупело просматривал какие-то листки - и все же Милена рассмотрела и в нем, сером от бессонницы, крохи серебра.

   Так мало, что надеяться вроде бы не на что. Милена обдумала варианты и выбрала девушку, как самую молодую и удобно сидящую почти рядом с телом расслоившегося. Первое общение, если таковое удастся наладить, очень важно. Чувствуя себя ничтожным семечком в потоке весеннего ветра, Милена обреченно и старательно расставалась со свободой. Врастала в мир, пускала корни, пробовала дотянуться до питательного серебра, какое одно только и имеет дар пробудить в сухом семечке - чудо роста, родство с миром.

   Рыженькая вздрогнула, поежилась, быстрым движением погасила "электронный формат" и убрала в сумку. Прошла по темному коридору. Переоделась в отдельной комнате, изредка и без внимания поглядывая в небольшое зеркало. Сменив обувь, девушка зацокала каблучками по коридору - все дальше от полутрупа, погруженного в кому. По лестнице вниз, через двери, коридоры, переходы... Милена ликовала, удаляясь вместе с рыженькой и примечая, как слабеет прежняя связь. Мир придвинулся, перестал походить на мираж. В нем внятно различались запах ночи и скудная, болезненная влажность давнего дождя, смешанного со снегом. Мурашки серых полужидких капель испуганной мошкарой облепили все поверхности - да так и остались плеснево преть...