Перстень Мериада (СИ) - Романовская Ольга. Страница 37

Вдоволь измотав её расспросами о личной жизни, зодчарец обратил внимание на Ферсидара.

— Хороший конь, дорогой. Откуда он у Вас?

Сдерживая себя, Стелла сухо ответила:

— Подарили.

— Кажется, Вы искали пристанища… — Он встал и повесил шкуру на перекладину. — Можете отдохнуть в моём доме. Сикваста никто ещё не называл плохим хозяином.

— Наконец-то! Мы дошли-таки до самого главного, а то я думала, что мне придётся выспаться стоя, — язвительно подумала девушка, последовав за стариком во двор, чтобы устроить лошадей. — До чего же дотошный старикан мне попался! Нет, это в последний раз, затем сплю только на постоялых дворах.

После десятков слов пожилого хозяина, крикливых возгласов разбуженных ребятишек и брюзжания невестки Сикваста Стелла всё же провалилась в сон, сразу и без сновидений. Её голова и подушка настолько хотели познакомиться друг с другом, что девушка не успела толком раздеться.

Проснулась она только потому, что проголодалась. Ведомая несгибаемой волей желудка, Стелла присела на кровати и глазами-щелочками осмотрелась. Нет, обстановка комнаты её не интересовала, ей нужно было найти дверь.

Принцесса свесила ноги с кровати и, не глядя, пошарила по полу в поисках сапог, натянула их и нетвёрдыми шагами направилась к двери. Завтрак, божественный завтрак — это единственное, что её спасёт и вернёт ясность ума.

На кухне гремели кастрюлями. Немного взбодрившись, принцесса приоткрыла дверь и проскользнула внутрь. Возле очага, царственно запрокинув голову, стояла девушка. В руках у неё была большая деревянная ложка.

Стелла отодвинула стул и села.

— Можно мне позавтракать? — спросила она.

— Да, конечно. Есть пирог, свежий хлеб, масло. Если немного подождёте, я подогрею молоко, — не оборачиваясь, ответила девушка. — Дед предупредил меня о Вас.

Что ж, завтрак её устаивает. А голосок у этой зодчарки приятный.

Стелла на мгновенье отвлеклась, а когда повернулась, увидела перед собой чашку с горячим молоком, расписное блюдо с яблочным пирогом и тарелку с аккуратно нарезанным хлебом.

Девушка обратила внимание на ногти зодчарки — длинные, розовые. Заинтересовавшись, принцесса подняла глаза и замерла от удивления: перед ней было существо из другого мира! В этой убогой одежде, серенькой, старомодной, со следами многочисленных починок, скрытая в скорлупе патриархального провинциального города, казалось, жила сама Красота. Стелла и сама была не дурна собой и ревниво относилась к представительницам своего пола, порой чересчур критично оценивала их внешность, но тут… Бледная, матово-прозрачная, слегка тронутая румянцем кожа, ясные ореховые глаза, такого же цвета волосы, прямые, гладко зачёсанные, собранные в пучок на затылке. Ни одной лишней линии, всё гладко и плавно. Чересчур плавно. Длинные пальцы, ухоженные руки — таких не может быть у девушки, вынужденной с утра до вечера заниматься хозяйством. И улыбается, улыбается уголками губ.

От неё исходило что-то такое, чего принцесса не могла описать словами, какое-то ощущение тепла, доброты, безграничного света. Ей хотелось верить, верить, не задумываясь, просто потому, что по-другому нельзя. Пожалуй, светлая — это как раз то слово, которое полностью передавало ощущение от её образа. Скажешь: светлая и нежная — и представишь её.

Не может быть эта девушка внучкой брюзжащего о патриархальной нравственности старика, блюстителя пыльной старины. Она совершенно на него не похожа, даже разрез глаз как будто другой.

Наверное, Стелла слишком пристально смотрела на неё, потому что девушка потупила глаза и прошептала, словно прочитав её мысли:

— Я приёмная.

Принцессе стало стыдно. Какое, собственно, её дело, по какому праву она вмешивается в чужие дела? Вот, сама того не желая, разбередила сердечную рану этой милой девушке, которая не сделала ей ничего дурного. Она ведь, наверное, и сейчас остро переживает боль от смерти родителей.

Стелла поела и, стараясь не смотреть на внучку хозяина, вышла. Ей хотелось на воздух, побродить по Зодчару, хотя, судя по утренним наблюдениям, он этого не заслуживал. Дыра дырой, несмотря на то, что находится на территории «цветущего храма культуры и искусств».

На крыльце, нежась в теплых лучах весеннего солнца, сидел Сикваст. Принцесса чуть не налетела на него и в качестве извинений вынуждена была завязать ни к чему не обязывающий разговор. Когда говорить было уже не о чем, девушка вспомнила о неожиданной встрече на кухне и так, между делом, спросила:

— Я видела на кухне девушку с ореховыми глазами. Это Ваша внучка? Как её зовут?

— Какая внучка? — удивился Сикваст. — У меня нет никакой внучки с ореховыми глазами.

— Но она сказала… — Принцесса, решительно, ничего не понимала. — А, ну да! — внезапно осенило её. — Она же приёмная!

— У меня нет приёмной внучки, — упрямо повторил зодчарец. — Моя единственная внучка уже два года, как замужем, а на кухне готовит незамужняя сестра невестки.

— Так если это она, то почему сразу не сказала…

— Брайя? Она бы обязательно сказала, язык у неё длинный! А та, которую Вы видели, нам чужая. Так, приходит иногда, вьётся вокруг, говорит всякие глупости. Знаете, она иногда носит белое платье с алым поясом. — Он произнёс это так, будто это было преступлением. — Ей бы поскорее выйти замуж, а не смущать покой горожан своими побрякушками.

— Какими побрякушками? — удивилась девушка. — На ней ничего не было, когда я…

— Она очень странная, — пробормотал зодчарец, дав понять, что разговор на эту тему окончен.

Глава X

Окрашенные пунцовеющим албани деревья с унылыми конными патрулями на границе остались позади, впереди была только степь, широкая и бесконечная степь Скаллинара, с крошечными вкраплениями зелени в поймах рек.

Давным-давно какой-то поэт, побывавший почти во всех странах Мендиара, назвал Скаллинар «степью без конца и начала». «Нет более подходящего места для жизни, чем этот край, — писал он. — Однако, его жители не ценят своей земли, занимаясь выпасом скота». Конечно, с ним можно и нужно было поспорить, но единственное, в чём был прав этот экстравагантный субъект, это то, что синонимом Скаллинара была степь.

Стелла с трудом стреножила Ферсидара. Она с радостью проучила бы его, но сейчас боялась: ей почему-то казалось, что в этой стране правят лошадиные боги.

Разведя огонь, девушка повесила над ним котелок. Конечно, из её запасов не сотворишь кулинарного шедевра, зато, если сварить всё вместе, можно на время почувствовать себя сытой и счастливой.

Нормально поесть принцессе не дали. Когда суп был почти готов, и девушка, склонившись над котелком, уже предвкушала приятное тепло и тяжесть в желудке, на горизонте показалась тёмная полоса, стремительно передвигавшаяся с северо-востока на юго-запад. Приглядевшись, принцесса поняла, что это табун.

Странная, всё же, страна: ни деревень, ни пашен. Только лошади, кочевники и жалкие шесть городов, разбросанных по всей стране только потому, что без них негде было бы проводить торги.

Табун приближался; пыль, поднимаемая десятками копыт, забивалась в ноздри. Не желая стать случайной жертвой несчастного случая, Стелла поспешила снять с огня котелок и, помешивая его содержимое, отошла к лошадям. Возможно, свои своих не тронут.

Табун пронёсся в стороне от неё. С невозмутимым спокойствием принцесса вернулась на прежнее место и вновь поставила котелок на огонь. Да, суп выглядит не слишком аппетитно, но зато пахнет отменно! Девушка снова помешала его и попробовала: не хватало соли. Она долго колебалась, стоит ли ее добавлять, и в итоге решила оставить всё, как есть. Соль не песок, её нужно беречь.

Шарар, почуяв запах еды, подбежал к огню и вытянул шею, забавно поводя носом. Принцесса рассмеялась:

— Даже собаки с божественной родословной иногда хотят есть!

Что-то почувствовав, Стелла обернулась — на много миль вокруг простиралась степь, и вроде бы ничего… И тут она увидела шар, большой светящийся шар. От такого сильного потока света заболели глаза.