Громбелардская легенда - Крес Феликс В.. Страница 121

Ранер шел впереди. На одной из улиц побольше жил знакомый купец. Для разбойника Ранер имел весьма своеобразных друзей — впрочем, обе профессии не так уж сильно и отличались…

Дом, где размещался большой купеческий склад, не выделялся ничем особенным. Когда-то он был снабжен специальной табличкой. В Громбеларде, в отличие от Армекта, грамотой владели немногие — так что на вывеске, скорее всего, были нарисованы соответствующие картинки. Скорее всего — ибо трудно сказать, что там, собственно, было. Вывеска явно представляла собой первое и одновременно последнее творение неизвестного художника; человек этот, выполнив работу, то ли умер сразу же после этого, то ли уехал куда-то далеко — поскольку творения своего никогда больше не подправил. Не сделал этого и никто другой. Жаль. Все смыл дождь. Разноцветные бледные пятна мало что говорили.

Однако Ранер каким-то образом узнал дом и вывеску, что было тем более необычно, что подобных домов и вывесок было в Бадоре не меньше сотни.

— Здесь мы купим все, что нам нужно, — с довольным видом сказал он. — Получим и ночлег. Даром, тепло, безопасно.

Армектанка кивнула.

Большая комната на первом этаже была заполнена всяческим добром. Вдоль стен лежали седла; четверть помещения занимали мешки и сундуки с провизией, видны были крупы и фасоль, а дальше — неисчерпаемые запасы сухих колбас. Для всевозможного оружия были предназначены специальные козлы и стойки. Дальше находились попоны, пледы, сумки и мешки; еще дальше — разнообразная одежда. Кроме того, на многочисленных полках и полочках можно было найти какие угодно мелочи: домашнюю утварь, посуду, да что там — даже приборы для письма (но ничего — для рисования вывесок); словом, все, что могло пригодиться… и даже то, что пригодиться не могло абсолютно никогда, нигде и никому. Впрочем, именно это было самым дорогим.

Прилично одетый и знающий свое дело слуга быстро понял по акценту, что гостья — армектанка, и тотчас же похвалил красоты ее края, в котором, по его словам, он часто бывал. В результате он заработал несколько благосклонных взглядов. Каренира, прекрасно зная, что купеческий люд с готовностью похвалит даже навозную кучу, если покупатель испытывает слабость к навозным кучам, все же не в силах была возразить человеку, который в сырой бадорской норе восхищенно расхваливал равнины. Оказалось, однако, что он поступал так скорее по привычке, чем рассчитывая на существенную выгоду — поскольку, оценив одежду, решил, что гости не принадлежат к особо богатым, и не побежал за хозяином. Лишь кошелек, который достала женщина, дал ему понять, что дело действительно серьезное. Окинув взглядом мешочек, содержимого которого наверняка хватило бы, чтобы купить все содержимое склада, он поспешно выскочил за дверь и устремился искать своего господина.

Ранер, обычно невозмутимый, чуть не взорвался от ярости.

— Во имя Шерни, госпожа! — бросил он. — Еще до утра весь город будет знать об этом золоте! Что ты хочешь доказать и кому? Купеческой прислуге?

— А что я такого сделала? — удивленно спросила она. — Ранер, не слишком ли много ты себе позволяешь?

Тот развел руками.

— На тебя охотятся. Все! А ты только что крикнула: «Я здесь!» Когда-то ты могла так делать, но сейчас? Сейчас на тебя идет охота, понимаешь?

— Ранер, с меня хватит! — предупреждающе бросила она. — Мне казалось, ты знаешь этого купца.

— Купца — да, но не подручного… Тихо!.. — прошипел он, ибо слуга как раз вернулся, пропустив хозяина вперед.

Увидев клиентов, купец тотчас же отослал помощника, после чего подошел к Ранеру и обменялся с ним несколькими тихими словами. Обиженная Каренира отошла в сторону и начала копаться в груде какого-то хлама.

— Мы переночуем здесь, госпожа, — сказал, подходя, Ранер. — Нужно купить что-нибудь специально для тебя?

— Пурпурное платье, — ответила она. — Ну и вот это. — Она показала на сундук с колбасами.

Ранер извлек откуда-то немного серебра и дал купцу.

— Два приличных плаща, тридцать локтей веревки, еды на неделю для двоих, — сказал он. — Ага, еще хороший кремень. Хватит?

— Даже слишком, — последовал ответ, — Я подготовлю все к утру. Да, ваше благородие?

— Да.

Вскоре они оказались в большой комнате, обставленной довольно скромно, ибо, кроме стола, скамьи и трех кроватей, в ней ничего не было. Хозяин принес свечу и зажег от нее несколько других. Потом гости остались одни.

— Когда-то, — хвастливо проговорил Ранер, бесцеремонно укладываясь на одну из кроватей, — я оказал этому человеку немалую услугу. Я спас его жизнь, ну… во всяком случае, имущество, что для купца означает то же самое. Хель-Крегири не знает, что у меня есть личная квартира в Бадоре. Впрочем, кроме Армы, никто об этом не знает. Думаю, мы здесь в безопасности.

— Послушай, Ранер, — помолчав, сказала Каренира. — Не нравится мне все это. Признаюсь, я не привыкла к обществу. Чьему бы то ни было. Не хочу быть несправедливой, но мне почему-то кажется, что ты постоянно пытаешься навязывать мне свою волю. Я уже устала слушать о том, как все на меня охотятся, что мне угрожает, где я в безопасности, а где нет. С этого момента, прежде чем ты примешь какое-то решение, а тем более воплотишь его на практике, поговори сначала со мной. Возможно, мне потребуется защита. И возможно, ты и в самом деле защитишь меня лучше, чем кто-либо другой. Но на этом — все. Думать за обоих буду я. Я уже выбиралась из таких переплетов, какие тебе и не снились.

Ранер ничего не ответил. Помолчав, он встал с кровати и начал расхаживать по комнате.

— Ты была когда-нибудь на моем месте? Ты знаешь, как себя вести? — наконец спросил он.

Каренира присела на край стола.

— Все когда-то бывает в первый раз, — заметила она. — Ранер… да ты просто забыл, кто я…

Он посмотрел под ноги.

— Возможно, — неожиданно согласился он. — Но не так давно, — продолжил он после короткой паузы, — Хель-Крегири поручила мне следить за одной сумасшедшей женщиной в лохмотьях. Правда? Я ходил за тобой по Громбу и насмотрелся достаточно, чтобы сказка о непобедимой Охотнице вылетела у меня из головы раз и навсегда. Тебя это не удивляет? Скажи.

На этот раз она отвела взгляд.

— Однако я кое-как все же справилась. Похоже, я больше не хожу в лохмотьях и даже говорить умею — ты не заметил?

— Заметил. Да, ты справилась, но вовсе не сама. Не морочь мне голову, Охотница.

— Ранер, — спокойно сказала она, но под этим спокойствием чувствовалась злость, — я в самом деле сыта по горло. Мне очень хочется тебя ударить. Но мне пришла в голову идея получше, а именно: завтра ты возвращаешься в Громб. Меня утомил вид твоей рожи, тем более что выражение ее редко бывает умным. Я пойду в Овраг одна.

— Послушай, Охот…

— Одна, или не пойду вообще. Заткнись.

Она подняла палец.

— Ну а теперь оставляю тебя в этой норе.

— Куда ты идешь? — рассерженно спросил он.

— Ну, Ранер… Куда хочу, туда и иду.

С этими словами она взяла свои вещи, набросила плащ и вышла.

Каренира сказала Ранеру искреннюю правду — действительно, чье бы то ни было общество рано или поздно начинало ее тяготить. Она любила себя и хотела быть предоставленной только самой себе. В том, что говорил Ранер, было немало истины. Но она не в силах была просто так взять и отбросить старые привычки. Кроме того, ей казалось, что она и Ранер попросту друг другу не подходят. Она явно видела, что этот человек всегда подумывает о бегстве, когда она почитает за лучшее спрятаться; спрячется, когда она предпочтет сражаться; будет драться, когда она выберет бегство… Они отличались и характерами, и привычками. Басергор-Крагдоб воспитал гвардейца на свой манер. Она не сомневалась в том, что Ранер был для нее прекрасным товарищем и отличным помощником. Но то, что было хорошо для Глорма, ей не подходило.

Чуть поостынув, она хотела было вернуться и все объяснить, зная, что возмущалась совершенно зря. Однако не вернулась.