Громбелардская легенда - Крес Феликс В.. Страница 126

Разбойники, выхватив из огня горящие поленья, бросились в атаку.

Удар пришелся в пустоту. Гвардейцев не было.

Хель-Крегири выскочила из темноты и молниеносно оказалась у пылающего костра, держа в руках тяжелую алебарду. Размахнувшись, она разбросала лезвием все еще пылающий вовсю костер. Горящие головешки полетели во тьму. Следующими ударами она окончательно раскидала костер и снова исчезла в темноте — жуткий растрепанный голый призрак.

Кошачий танец начался снова. Факелы были оружием обоюдоострым — в мерцающем свете возникали многочисленные, падавшие со всех сторон тени. Некоторые из них тенями вовсе не были. Люди начали метаться, беспомощно размахивая факелами и оружием. Суматоха продолжалась довольно долго — без особых последствий. Кто-то взревел от боли. Другой звал на помощь. В воздухе почувствовался запах паленой шерсти…

Никто не погиб.

Потом все закончилось. Коты отступили.

И ясно было, почему: импровизированные факелы догорали очень быстро, угасая один за другим.

Вскоре под пасмурным громбелардским небом, на дне мрачного ущелья, среди холодной ночной темноты, мерцали лишь разбросанные, словно звезды на небе, маленькие красные угольки.

И тогда со всех сторон послышались мурлыкающие, неразборчивые, издевательские и вместе с тем добродушные голоса:

— Мы вас видим… Прекрасно видим. Ну и что теперь?..

Какой-то гвардеец подошел почти вплотную к одному из обитателей селения и обследовал древко длинного копья в его руках, почти касаясь его носом. Потом поднял голову и с любопытством уставился в искаженное от ужаса лицо слепого, словно крот, человека. Кот, прищурившись, покачивал головой в шлеме…

— Вэрк. Кончаем, — раздался решительный приказ.

С разбойниками разделались быстро и без шума. Нескольких раненых оставили на какое-то время в живых — чуть поразвлечься.

Обыскав внутренность одной из хижин, Хель-Крегири набросилась на обнаруженную еду, едва не подавившись копченым мясом.

Сотник устроился на широкой скамье рядом со столом, на котором стояла коптящая масляная плошка. Улегшись на бок, кот внимательно наблюдал за самоубийственными попытками женщины. Она запихивала в рот столько, сколько могло поместиться, после чего глотала, почти не жуя. Глаза ее вылезали из орбит.

— Меня там кормили… помоями… — пояснила она, откусывая очередной кусок.

Она запила съеденное чем-то, что в Овраге считалось вином.

— Я рад, что тебе нравится, Хель-Крегири. Ценю также твою заботу о собственной фигуре, — сказал гвардеец. — Тем не менее я хотел бы наконец знать, ради чего я пришел тебе на помощь. Мне ведь пришлось преодолеть пол-Громбеларда.

— Что тебе сказал Вемир?

— Только то, что ты не отвечаешь ни за что из того, что происходит в горах. Что ты в плену у некоего человека, живущего в этом селении. Якобы это как-то связано с недавним похищением ее высочества Верены. Если я правильно понял, вся эта странная забава с Лентами Алера только начинается. Я не люблю Шернь, и уж, во всяком случае, меня меньше всего интересует ее война с другими силами, — с отвращением заявил кот. — Для меня над миром может висеть что угодно. Но горы — совсем другое дело. Здесь происходит нечто опасное, я это вижу и без тебя. Поэтому все, что было передано мне от твоего имени, не лишено для меня смысла. — Он не стал добавлять, что если бы услышал подобные откровения, не подкрепленные никакими доказательствами, от обычного человека, то даже не стал бы слушать его до конца.

Но Кага не была человеком.

— Хель-Крегири?.. — поторопил ее гвардеец, когда молчание слишком затянулось.

— Не знаю, что сказать, — беспомощно призналась она. — Я думала, что мы убьем его сегодня. Если бы я знала, что его нет в селении, мне не потребовалась бы ваша помощь, чтобы бежать. Этот человек — некто вроде мудреца Шерни, — пояснила она. — Я думала, что вы его сегодня убьете.

— Вемир показал мне нужный дом. Туда мы и нанесли первый удар, — подтвердил сотник. — Повторяю: в селении нет безногого человека. Пленники это подтверждают.

Внезапно она пришла в ярость, чисто кошачью, появлявшуюся внезапно, без каких-либо предшествующих признаков злости или гнева.

— Сын шлюхи и шакала! — завизжала она, хватая лежавший рядом арбалет; грохнув оружием о стену, она колотила по ней до тех пор, пока не привела арбалет в полную негодность. — Вонючий кусок дерьма! Он меня обманул! Падаль! — прохрипела она. — Я выслеживала Бруля, как глупая сука! А он — просто орудие, всего лишь орудие, понимаешь?! Бруль! Великий, могучий Бруль, ха-ха! Издевательство сплошное! А-а-а! — взвыла она, сокрушая все, что попадалось под руку.

Гвардеец ждал, пока ее гнев пройдет.

Упав на скамью, она несколько раз ударилась затылком о стену. Ярость прошла столь же внезапно, как и появилась.

— Я все еще голодна, — сказала она.

— Что, собственно, происходит в горах?

Некоторое время она собиралась с мыслями.

— А я откуда знаю? — наконец с наивным видом спросила она. — Я два месяца просидела в клетке. Несколько раз ко мне пробирался Вемир. Мы зря не болтали, нужно было обсудить дела поважнее.

— Хель-Крегири, — устало промурлыкал сотник, — можно услышать от тебя хоть слово, достойное внимания? Я жду объяснений. Я поверил тебе, и если окажется, что ты сделала из меня дурака, то последствий этой глупости ты не переживешь.

Она покачала головой.

— Вэрк. Не угрожай мне, я все скажу. Я давно ни с кем не разговаривала.

В ее устах это прозвучало как извинение.

— После смерти Бруля, — сказала она, — я вернулась сюда, в Овраг. Узнав о нескольких странных вещах, я потребовала объяснений от человека, который только что от нас сбежал. Я считала его своим союзником, он был когда-то учеником Бруля. Он представил доказательства, которые я сочла убедительными, а я не особо легковерна. С помощью Охотницы этот человек сорвал первую попытку сдвинуть с места Ленты Алера.

— Хель-Крегири, меня не волнует история Шерера. Ты отвлекаешься, — недовольно проговорил кот. — Этот человек — враг. Почему?

— Враг, но не знаю, человек ли… — поправила она. — Это… очень странное существо.

— Почему враг? Что он собирается делать? — продолжал допрашивать сотник.

Упомянутая ею «странность» явно его не интересовала. Впрочем, Хель-Крегири тоже не собиралась особо распространяться на эту тему.

— Бруль был его орудием, но одновременно и целью его атаки, — сказала она. — Послушай, я тоже ненавижу пустую болтовню, думаю, ты можешь мне поверить! — снова в гневе бросила она. — Но как я могу коротко и ясно рассказать о чем-то, что сама едва понимаю?!

Она фыркнула.

— Речь не идет о каких-то Полосах Шерни или Лентах Алера, — сказала она, опять спокойно. — О чем — не знаю. О том, чтобы уничтожить все, что только можно? Это существо… эта сила… это нечто пытается развязать некую войну, где все начинают сражаться со всеми. Охотница и я. — Она развела руками. — Понимаешь? Две величайшие воительницы гор ввязываются в войну с самым могущественным из посланников. Этот посланник похищает жену князя-представителя… Понимаешь? Ведь трудно себе представить хоть какую-нибудь причину, по которой императорский представитель стал бы сражаться с посланником, а тот, в свою очередь, — с Охотницей и со мной! Какое мне дело до посланников? Я двадцать с лишним лет на свете прожила, прежде чем увидела одного такого своими глазами! Какое посланнику дело до меня? Однако начинается война, и все несут потери, все проигрывают, никто не выигрывает. Никто! Охотница лишается рассудка, посланник умирает, Верена унижена, я… я нарушаю данную клятву и оказываюсь в клетке. — Она отвела взгляд. — А Ленты по-прежнему лежат в горах, и снова кому-то хочется в них покопаться. Снова будет большая битва всех со всеми, а под конец, может быть, снова окажется, что велась она неизвестно ради чего… ведь той Ленты в Черном лесу вообще не было! Хаос! Кто-то… что-то желает хаоса, сумятицы, все большей и большей. Ведь, думаю, дело вовсе не в Лентах. Им, думаю, совершенно безразлично, насколько они могущественны, и они ни для чего больше не служат, кроме как для развязывания глупых войн. Именно эти войны и есть чья-то цель, а не какое-то там обращение себе на пользу всяких нездешних сил. У меня в последние месяцы хватало свободного времени. — Она холодно улыбнулась. — Я вернулась сюда и оказалась в плену. Слышишь? Все, кем я командовала, отказались мне подчиняться. И кто? Свора псов, мочившихся со страху от одного моего вида, — недоверчиво проговорила она, вытянув руку, словно желая показать на трупы, лежащие где-то за стеной дома. — Такого не бывает, ибо псы неспособны бунтовать. И тем не менее — взбунтовались, все! Вемир едва сумел уйти живым, я сидела в вонючей пещере и жрала помои! — К ней снова вернулась ярость. — А знаешь, почему, ради чего? Я — не знаю! Никто со мной вообще не разговаривал, я даже не догадываюсь, для чего хотели меня использовать, ведь я им нужна была живая. Каждый день они могли нашпиговать меня столькими стрелами из арбалета, что я валялась бы за решеткой и выглядела словно еж. Но этого они не сделали, просто продержали меня два месяца. Я знаю, что кто-то разбил все мои отряды во всем Громбеларде. Каким образом, кто?! В горах снова идет бессмысленная война. Об этом ты, наверное, знаешь больше меня. Что, собственно, происходит в горах? Я осталась тут одна! Своих солдат у меня уже нет, так что я послала за имперскими, и вы здесь, да или нет?! Скажи, — снова тихо спросила она, утомленная самой длинной речью, какую только произносила за всю свою жизнь, — скажи, гвардеец, что происходит в горах? Что-то плохое? В самом деле?