Цветок у трона - Калитина Ольга. Страница 32

— Вот я и привел чужака к ним в дом. Если бы только он переночевал у меня и ушел, когда буря утихла, все могло бы быть по-другому, — рассказчик вздохнул и надолго замолчал, размышляя о чем-то своем.

— Ну, вы привели его в дом старосты, а дальше то что? — нетерпеливо спросила я, устав ждать, когда он вернется к реальности.

— Привел я, значит, его, а нам навстречу сразу Милла и вышла. Незнакомец чуть о порог не споткнулся, когда ее увидел, хотя чему тут удивляться, красавица была, каких ни одна столица не видала.

— Кто такая Милла?

— Так, дык, дочка ихняя. Лирта в ней души не чаяла, ребенок то поздний был, нарадоваться не могла. Некапризная, работящая, добрая, а личико, как у нимфы лесной, — внутри больно кольнуло: Нии сейчас точно улыбнулась бы, услышав это, — все парни в деревне ей в след вздыхали. А только не мил ей был никто, на всех, как на пустое место смотрела. Бывало, придет ко мне, откроет калитку, чтобы дальние луга и поля видны были, сядет на крыльцо и смотрит вдаль, словно ждет чего-то. Вот и дождалась, пришел он через эту саму калитку…

Умел он рассказывать, я аж подобралась вся, как интересно было, что дальше случится.

— Милла со всеми приветлива была, улыбнулась гостю и руки протянула, чтобы мокрый плащ взять. А он как капюшон откинул, она и побледнела, только глаза ярко-ярко загорелись. Я себя неуютно почувствовал. Они просто стояли и друг на друга смотрели. Чужак, шельма, красавец оказался. Лицо волевое, сразу видно благородное, не то, что наши парни с простоватым деревенским видом. Милла взяла у него плащ, а тут родители ее выходят. Пригласили гостя как положено. Под плащом одежда у него из хорошей дорогой ткани, а на поясе большой рубин сверкает. Да и разворот головы, осанка — по всему было видно, что не пройдоха и не вор какой-то. Ну, я поглазел на него немного, да и домой ушел. Я то сразу смекнул, что не видать больше Милле покоя, влюбилась девка с первого взгляда.

Буря еще с неделю не утихала, и незнакомцу пришлось остаться. Потом мести перестало, снег начал потихоньку таять. А чужак все не уходил. Часто я видел, как они с Миллой гуляют то тут, то там. За ручку ее держал, улыбался. А она, вся прям сияла, никогда еще такой счастливой ее не видел. Лирта нарадоваться не могла, такой жених знатный, да и дочка любит, что еще надо? Только у меня на сердце неспокойно было, чуяло оно несчастье какое-то. На следующий день подхожу я к дому, а на крыльце сидит Милла и рыдает. Тут провидцем быть не надо, чтобы понять, что случилось. Обнял ее и начал, как ребенка маленького укачивать. " Что, бросил тебя сокол твой? Ну, ничего, девочка, поплачь, оно и к лучшему, не пара он тебе, слишком вы разные. Ты хоть и красавица, умница, а девка простая, деревенская, а он из благородных!" Тут она вскочила, как ошпаренная. Глаза горят, как у сумасшедшей, и такая решительность и отчаяние во взгляде, что мне не по себе стало. " Слишком разные говоришь?! — и засмеялась безумным смехом, от которого меня ах пороз пробрал, — наплевать! Все равно с ним буду! Никуда его не отпущу, с ним уйду!" — и убежала. Я долго думал, сходить ли к старосте, рассказать ему, что дочка может глупость совершить, да так и не пошел. У самого забот по горло хватало — волк завелся, овец раздирать стал. И тут смотрю, староста идет, какой-то весь осунувшийся, постаревший. Подходит и говорит: " Если увидишь того чужака, не впускай в дом, я уже всех предупредил"- я удивился, неужто из-за дочки все, обидел он Миллу чем-то, что староста его из деревни выгнал. " А что случилось?" — спрашиваю я. " Это не волк овец раздирает. Чужак, которого ты впустил — оборотень. Ночью не выходи из дома"- и больше ничего не сказав, развернулся и ушел. Я только головой покачал — ну и ну. Эх, жалко девку, ну ничего, поплачет и успокоится. В ту ночь долго заснуть не мог, не спокойно на душе было. Как проснулся сразу к дому старосты пошел, проведать как там Милла. Подхожу, смотрю, а дверь на одной петле висит и вся исполосана, словно по ней когтями скребли. Захожу, а на полу сидит Лирта с растрепанными волосами и рыдает, обхватив голову руками. Я подбежал, поднял ее, спросил, что случилось. А она как начнет в истерике биться и кричать: " Он забрал мою девочку! Да будь он проклят! Забрал, забрал мою Миллу, мою красавицу. Ворвался в дом, набросился на нее, она убежать пыталась, в сторону леса кинулась. Мы за ней, и не успели! — слова заглушил поток рыданий, — она закричала, до сих пор ее крик в ушах звенит, а потом тихо стало. "Доченька моя, не уберегла я тебя, впустила зверя в дом. Прости меня!" — я ее ели в руках удержал, она как начала бешено вырываться и волосы на себе рвать. Потом староста зашел, бледный весь, на висках седина, взгляд мертвый. Мы вместе Лирту успокоили и я домой пошел. После этого в их доме уже никто никогда не смеялся, а на столе теперь всегда ножичек серебряный лежит, уж не знаю где они его и зачем взяли. И вот опять зверь вернулся, опять покоя не будет.

Мужчина горестно вздохнул и замолчал. Мне тоже ничего не хотелось говорить. Да и что тут скажешь. Одним судьба сладка как мед, другим горше полыни. Я попрощалась и направилась к дому старосты. Жалко бедных стариков, теперь понятно, почему Лирта почти всегда молчит, а ее муж ходит по дому как тень. В ту ночь я не могла уснуть. В голове снова и снова прокручивалась история несчастной девушки. Проворочавшись полночи, я, наконец, поняла, что меня мучает. Что-то в этой истории было не так, что-то не сходилось. Девушка погибла не в первое полнолуние, они были вместе несколько месяцев, почему он до этого ее не трогал? Да и людей тоже других не убивал, только овец уводил. И тут вдруг ворвался именно в дом старосты. Чтобы отомстить? За что? Милла его любила, и по ее последней фразе и слезам, можно было догадаться, кто кого бросил. Что же все-таки случилось на самом деле? Промучившись всю ночь, и так и не сумев найти ответы на мучавшие меня вопросы, я заснула.

Я наотрез отказывалась просыпаться, окончательно решив, что без боя не сдамся и просплю до обеда. Но когда я открыла глаза, за окном еще было темно, хотя подол неба уже начал выцветать по краям. Минуту я пролежала в недоумении. Что могло меня разбудить до рассвета? А потом раздался глухой стук откуда-то снизу. Ничего не понимая, я прислушалась, Стук повторился. Проклиная все на свете, я вылезла из-под теплого одеяла и, закутавшись в плед, осторожно повернула ручку двери. Звук шел снизу, а так как дом одноэтажный, то, скорее всего тут был подвал. С минуту я стояла в нерешительности. Это могут быть обычные крысы, да и не имею я права обшаривать чужой дом, где я всего лишь гость. С другой стороны, от обычных крыс я бы не проснулась на рассвете, там точно что-то было. Когда пальцы ног начали коченеть в остывшем за ночь доме, я приняла решение. Любопытство победило лень, и я отправилась на поиски подвала. Еще вчера я заметила лестницу, ведущую вниз, поэтому направилась именно к ней. Странно, но, когда я спускалась, ни одна ступенька не скрипнула. Даже как-то странно, что я ничего не уронила и не разбудила хозяев, с моей-то удачей…

Лестница была длинной и темной, поэтому приходилось идти на ощупь. Но когда моя нога опустилась на последнюю ступеньку, в глаза ударил тусклый свет, лившийся из-за угла. Двигаясь на свет, я отметила, что это был не подвал, а скорее погреб. В углу были свалены какие-то мешки, а рядом стояли толстопузые бочки. Выйдя, наконец, к источнику света, я оказалась еще в одном маленьком помещении. В углу стоял старый пыльный стол с зажженными керосиновыми лампами. В стене была дверь, железная и очень массивная. Именно из-за нее и раздавались странные шорохи. Я подошла к ней и осторожно постучала:

— Эй, там кто-нибудь есть? — полушепотом спросила я.

В ответ раздался очередной шорок, а потом все стихло.

Я закусила губу и задумалась, что же делать. На двери весел большой замок, ключа от которого у меня естественно не было. И почему я лезу не в свое дело? Не зря же на этой двери замок, с той стороны может быть что-то опасное. Разумнее всего сейчас вернуться в комнату и попытаться заснуть. Все мои проблемы от недостатка здравого смысла и переизбытка глупости. Я поскребла ногтем серебреные узоры, оплетавшие мой мизинец.