Коготь берсерка - Сертаков Виталий. Страница 18

– Не помогли твои снадобья, – упрекнул Горм хозяйку. – Давайте разденем его. Может, он замерз?

Даг хотел ответить, что ему не холодно, но не сумел разжать зубы. Его словно скрутило судорогой. Острая боль в животе утихла, зато ниже щиколоток он совсем не чувствовал ног. И это тупое одеревенение потихоньку поднималось все выше, к коленям...

– Ага, похоже на дурной гриб, – произнесла где-то рядом другая женщина. – Трюгге, живо беги за знахаркой!

– Все будет славно, все пройдет, – нашептывал Сверкер, баюкая своего любимого младшего родича. – Эх, волчонок ты наш... Чего ж ты нажрался? Вроде все вместе завтракали, да, Олав?

Северянин хмуро мерил залу широкими шагами.

– Откуда мне знать, вместе или нет? – отгрызнулся он.

– Это что, я его отравила? – уперла руки в бока приемная мать Ингрид. – Ты вначале думай, Северянин, а потом – говори! Может, трясунец у него? Или грудь застудил?

– Никто тебя не обвиняет... – поморщился Олав. – Я такое уже видел раз... после дурных грибов.

Даг слышал их разговор, но участия принять не мог. Он точно знал, что ни разу не замерзал и в проруби не купался. Он вспоминал завтрак. Кушали все вместе. И вечером кушали все вместе. И за день до того...

Пиркке! Точно, Даг вспомнил и даже застонал от натуги, пытаясь протолкнуть воздух сквозь опухшее горло. Неужели коварная ведьмина служанка подсыпала ему в похлебку, когда они столовались у Сигурда Короткая Нога?

Неужели служанка вельвы?!

– Лежи, лежи тихо! – скомандовала захарка, колдуя над ним с травами. – Парни, придержите его. А ты лежи, ничего не говори, не бойся. Сейчас кровь пустим немного, полегчает...

Но кровопускание не помогло. Как и нагретые тряпки, в которые знахарка пыталась обернуть мальчика. Онемение в ногах добралось уже до колен, голова не ворочалась, шея опухла, дыхательные пути превратились в узкую щелочку. Воздух с хрипом и клекотом пробегал по этой щелке.

– Что же делать? Он умрет?!

– Тут есть словенский знахарь, зовите его!

– Уж лучше позвать кого-то из жрецов. Они попросят ванов. В праздник ваны слышат нас.

– Зовите, кого можете! – рявкнул Олав. – У меня достаточно серебра, чтобы купить самого опытного знахаря!

Какое-то время спустя Даг ощутил прикосновение острого и холодного к запястью. Две травницы суетились рядом, затем привели старика в сером балахоне. Пустили кровь, через плотно сжатые зубы проталкивали какое-то питье, затем раздели и понесли в баню. В жарко натопленной бане Даг чуть не испустил дух. Притихшее сердце снова застучало, как молот, а опухшее горло сузилось до предела. Воздух со свистом проходил в легкие при каждом вдохе, глаза закатились, начались судороги...

– Хозяйка, ему стало хуже!

– Несите мальчика во двор...

– Горм, пошли кого-нибудь за тулом, – распорядился Северянин. – Обещай все что угодно, пусть придет!

– Никто не может ему помочь, и он не сможет! – чуть не плача напустился на брата Сверкер. – Ты ведь знаешь, Олав, кто может его спасти! Почему ты не хочешь ее найти? Она ведь еще здесь, в Упсале! И подруги ее здесь...

– Да, я не хотел ее звать, – Олав сглотнул. – Потому что... потому что она заберет моего сына.

Глава десятая

В которой Пиркке Две Горы становится несговорчивой, Даг получает живую игрушку, а олени бегут быстрее коней

– Ты не можешь забрать его с собой, – упрямо повторил кузнец.

– Как хочешь, Северянин, – пожала плечами вельва. – Ведь это ты бежал за мной, а не я за тобой.

Олав скрипнул зубами. Наверняка в этот момент ему хотелось взять колдунью за горло, приподнять и как следует встряхнуть или вообще свернуть ее противную желтую шею. Несмотря на угрозу остаться совсем без урожая и падеж: коров. Но Северянин сдержался. Вокруг толпилось много людей, родичей тетушки Ингрид и всяких приблудных чужаков. Кроме того, Пиркке Две Горы сказала правду – это за ней Сверкер и Олав неслись во всю прыть. А затем еще долго уговаривали вернуться и осмотреть больного мальчика. Финка согласилась с явной неохотой. Ее уже ждали подруги на другом конце Упсалы.

Ведь по соседству с колесницей Тора благодарные матери и будущие роженицы таскали сани с Фрейром и его чудесным вепрем. Прямо посреди площади вырыли большую яму, в ней на камнях запекли мясо. Женщины громко пели, нарезали баранину, пританцовывали и били в ладоши. Мяса хватало на всех. Крестьяне привезли богатые дары со всех концов Свеаланда. Пожалуй, тут собралось в первый же день Дизаблота человек двести женщин, самых разных. В праздник потерялась разница между женами ярлов и простыми пастушками.

Олав ворвался в самый центр женского сборища, когда вельвы, местные повитухи и знахарки собрались вокруг ямы в большой круг. Они громко запели и повели хоровод. Изо всех сил изображая почтительность, Северянин с трудом вытащил вельву из круга. Пиркке отбивалась и никак не могла взять в толк, кто, зачем и куда ее тащит.

Или умело делала вид, что не понимает.

– Я знаю, что с ним, – заявила вельва, осмотрев мальчика. – Он умрет через шесть дней. Это очень опасно. В нем яд зимней змеи.

– Зимняя змея? – вытаращил глаза Сверкер. – Разве зимой водятся змеи?

– В какое же место она его укусила? – недоверчиво осведомился Горм.

– Я знаю всех змей, – тихо промолвил Сверкер. – Такой здесь не водится.

– Зимняя змея кусает не больно и не оставляет следов, – мрачно ухмыльнулась колдунья. – Ой, Сверкер Северянин, я разве сказала, что зимняя змея водится в Упсале? Разве Пиркке Две Горы так сказала? Разве Пиркке приезжала в вашу усадьбу с обманом? Отчего ты отводишь глаза, Северянин? Оттого, что ты при людях обвинил Пиркке во лжи? Тогда пропусти меня. Я собираюсь повеселиться. Мне пришлось заплатить немалую виру, чтобы попасть на ваш Дизаблот. Мне некогда.

– Прости нас, Пиркке, – через силу проговорил Олав. – Мой брат не хотел тебя обидеть. Мы тебе верим. Только... спаси моего сына.

Даг слышал их разговор словно сквозь шум прибоя. Ему хотелось крикнуть отцу, чтобы тот не верил, не поддавался, потому что коварная старуха врет...

– В Упсале много травников и жрецов, знающих хвори, – упрямо поджала губы финка.

– Они не могут помочь. Ты сказала, он умрет? Вылечи его, прошу тебя. Вылечи моего сына. Я заплачу тебе очень щедро.

– Мне не нужно твое серебро.

Северянин побледнел.

– Ты помнишь, что я тебе говорила? – Голос вельвы стал нежным, как молодая трава. – Ой, я тебе говорила когда-то, что этот мальчик не годится для вашего Золотого Храма. Я говорила тебе, что из него получится сильный колдун, но не жрец Тора. Ты привез его сюда. Ты не послушал старую Пиркке. У Пиркке глупый язык, так подумал ты. Пиркке болтает зря, она старая и потеряла ум, так подумал ты, э? Вот твой Тор и наказал тебя. Кто-то дотронулся до твоего сына. Этого достаточно, чтобы яд зимней змеи проник под кожу. Теперь его никто не спасет. Попрощайся с ним и будь мужчиной. Мальчику осталось шесть или семь дней.

– Ты можешь его спасти? – не поднимая глаз, спросил Северянин.

– Если заберу с собой. – Голос вельвы стал еще мягче. – Я положу ему под рубашку вот что...

Некрасивая рябая женщина с одутловатым лицом словно из воздуха достала корзинку. В корзинке безостановочно крутился и шипел маленький лемминг. Пиркке взяла лемминга двумя пальцами, поднесла к светильнику. Олав и другие мужчины невольно вздрогнули. У несчастного зверька не было задних лапок, поэтому он мог лишь кусаться и медленно подволакивать тельце.

– Далеко не уползет, – словно услышав мысли окружающих, хохотнула колдунья. – Я положу его мальчику на грудь. Пусть он держит зверя. Пока сердце этого лемминга бьется, мальчик не умрет.

– А потом что?

– Я отвезу его в Финнмарк. К себе, в горы. Там я его вылечу.

– Что ты хочешь за это? – Олав покосился на синюшнюю физиономию Дага. Кузнецу не верилось, что парнишка проживет семь дней.

– Не нужна плата. Я буду его учить. Через два года он вернется к тебе, Олав Северянин. Если захочет.