Ночь шрамов - Кэмпбелл Алан. Страница 3

Рассказывали, что когда-то давно можно было стоять на самом краю пропасти и смотреть в темноту, простиравшуюся под городом. В то время только первые цепи не давали Дипгейту провалиться в бездонную глубину. Наверное, в подзорную трубу удавалось разглядеть призраков, что обитают на самом дне бездны. Теперь это невозможно. Те первые великие цепи все еще существовали где-то в самом основании города, построенного сотнями поколений пилигримов. Со временем появились новые цепи, канаты, тросы, веревки, балки, брусья и перекладины. Они словно корни пустынного куста врастали в вековые звенья. Сверху настраивались дома и дороги, навешивались мосты, пока основание Дипгейта совершенно не скрылось из виду.

Дилл топнул по крыше. Кусок черепицы хрустнул и откололся. Мальчик поднял глиняный осколок размером с кулак и замахнулся на первое попавшееся окно, но вовремя остановился. Окна были такие же древние, как и сам храм, может быть, такие же древние, как и первые цепи. Как и черепица, которую он разбил. Дилл размахнулся и запустил осколок в сторону заходящего солнца. Прислушался. Кусочек не долетел до пропасти за краем города, а зазвенел где-то в стороне.

Мальчик отскочил назад, забыв, что может повредить обо что-нибудь крылья, и уставился поверх мерцающих в темноте улиц туда, где простирались, словно измятая шелковая постель, Мертвые пески. В западной части неба громоздились багровые, с золотым брюхом грозовые тучи. На востоке гигантские водосточные трубы змеями зарывались в песок.

Небо в той стороне покрывала серебристая рябь.

Дилл медленно выпрямился. Это готовился к приземлению воздушный корабль. Струи горячего воздуха вырывались из матерчатых шлангов, отходивших от наполненного газом шара. Заходя на посадку, судно отделилось от каравана, который сопровождало, и начало спуск к дипгейтским докам. Длинная вереница каравана продолжала извилистый путь между береговой линией и огромными сточными трубами. Верблюды поднимали в воздух облака желтой пыли. Вслед за купцами в окружении рослых солдат следовала колонна пилигримов. Они с трудом волочили закованные в кандалы ноги.

– Увидимся завтра, – пробормотал Дилл. Хотя вряд ли это случится. Пройдет еще много дней до того, как пилигримы встретят свою смерть.

Темнота постепенно отвоевывала небо, зажигая яркие вечерние звезды. Дилл оттолкнулся и скатился вниз по крыше, ударившись ногой о водосточную трубу и ободрав перья. Насквозь прогнившая и поросшая плющом подпорка, которая трещала и скрипела под ногами, служила для Дилла лестницей с крыши на балкон. Когда он наконец-то стал на твердый камень, его трясло еще больше, чем на флюгере.

Оказавшись в комнате, мальчик проверил задвижки на балконной двери и оконные засовы – закрыты наглухо. Огонь почти погас, и в помещении стало неуютно. Черные тени затаились по углам. Дилл подсыпал угля и сел перед камином на колени, чтобы расшевелить головешки кочергой. Мгновенно выросли ослепительно яркие дрожащие языки пламени, угли затрещали, и теплый воздух повалил в комнату. Желтые искры закружились и полетели в дымоход, а угольная куча рассыпалась по дну камина. Дилл постучал кочергой о зубчатую чугунную решетку и повесил ее на крюк. Взял из ящика охапку церковных свечей и расставил их по комнате. Мальчик вдавливал свечи во вчерашние оплывшие огарки, чтобы надежно простояли всю ночь, и поджигал тонкой лучинкой.

Покончив с этой работой, Дилл остановился напротив каминной полки и поднял глаза на висевший на стене меч.

Его меч.

Мальчик бросился к мечу и снял его со стены. Черные от сажи пальцы еле могли обхватить обтянутую кожей рукоятку, но кого это волновало? Завтра клинок будет висеть у Дилла на поясе. Теплый свет огня отражался от лезвия и рукоятки. Мальчик опустил и снова поднял меч, чтобы ощутить его вес – все еще слишком тяжелый. Дилл отступил на шаг и сделал выпад, отведя назад свободную руку, как, должно быть, делали все великие воины. Кончик меча дрожал.

Мальчику потребовалось некоторое время, чтобы придать себе грозный вид: он плотно сжал губы, выпятил подбородок и распустил за спиной крылья.

– Трепещи! – Он угрожающе уставился на противоположную стену.

Дилл нахмурился, меч со свистом разрезал воздух – раз, два.

– Боишься ли ты моего оружия? Боишься ли обладателя меча? Ты спрашиваешь мое имя? – Дилл принял наигранно удивленный вид, фыркнул и вытер черную от сажи руку о рубашку. – Имя мое не имеет значения. Я архон храма Ульсиса, хранитель запертых душ. – Дилл подумал и продолжил: – В моих жилах течет кровь вестника бога Кэллиса.

Теперь все было сказано правильно.

Ему представилась надвигающаяся армия язычников, рукоятки мечей отбивают дробь о щиты, раздается боевой клич.

Один архон против сотни воинов.

– Сотни? Неудивительно, что вы дрожите от страха! – Дилл рассмеялся и подкинул меч, но поймал его за клинок. – Черт!

Клинок со звоном ударился о пол. Рукоятка отколола осколок плитки, что, впрочем, было совершенно незаметно на разбитом, потрескавшемся полу.

Дилл прикусил палец и осмотрел царапину. Не серьезнее, чем обычно. За всю его жизнь священники ни разу не затачивали клинок – и, кажется, он догадывался почему. Меч с грохотом вернулся на свое место на стене, а мальчик уселся на корточки перед камином.

В моих жилах течет кровь вестника бога Кэллиса.

На сей раз Дилл даже не взглянул на меч; он обнял колени и стал задумчиво раскачиваться из стороны в сторону, наслаждаясь теплым воздухом от камина.

Завтра я выйду с мечом…

Дилл выругался, вскочил на ноги и снова взял меч. Клинок принадлежал ему уже шесть лет, чуть ли не половину жизни. Он способен с ним управляться. Священники сами говорили, что меч отличный, нужно только немного подрасти. Мальчишка резко развернулся на месте, расправил крылья и гневно взглянул на стену.

– Трепещи!

Никакой вражеской армии не было, лишь стена отделяла Дилла от ночного неба. Тогда он угрожающе замахнулся.

– Трепещи!

Выпад.

– Боишься?

Удар.

– Боишься?!

Он быстро кинулся вперед и загнал острие на несколько дюймов между каменной кладкой, так что цемент треснул и посыпался на пол. Рукоятка впилась в ладонь, Дилл сморщился от резкой боли и вновь отпустил меч. Зажал руку под мышкой и опустился на колени рядом с мечом.

– Почему ты сам боишься?

Почему он боялся? Церковная служба считалась привилегией, делом чести, пост хранителя душ всегда был почетным званием. Разве его предки не исполняли тот же долг? Его отец Гейн? Да, но они были боевыми архонами, тренировались вместе со спайнами и вылетали с поручениями храма далеко за пределы Мертвых песков. Они воевали с племенами хашеттов, чтобы донести волю Ульсиса до далеких первобытных миров. А что Дилл?…

Мальчик сжал меч грязными руками.

Кто я? Ангел, который по книгам учит подвиги предков? Который целыми днями стоит на балконе и наблюдает за прибытием воздушных кораблей из речных городов, из дельты Койла, из бандитских поселений, где когда-то дрались и погибали мои предшественники.

Он никогда не увидит этих краев. Теперь небо принадлежит церковным и военным судам, а место ангела здесь, в Дипгейте, среди цепей. Отцовское оружие пылится и ржавеет в запертом подвале в самом сердце храма, а сам он, Дилл, потихоньку зарастает плющом в своей комнатушке. Старые окна покрылись толстым слоем пыли и грязи, наверху под потолочными балками развелась целая армия пауков, отовсюду свисали клочья серой паутины. Сырость медленно, но верно пробиралась к вершине башни, населяя ее комнаты улитками и плесенью.

Дилл родился слишком поздно.

Но у него все-таки есть меч.

Должно же это что-то значить?

Дилл вздрогнул от резкого стука в дверь.

Мальчик встал на ноги, вернул меч на место, опять вытер руки о мятую грязную рубашку и неуверенными шагами направился к двери.

Пресвитер Сайпс тяжело дышал. Черная сутана, казалось, поглотила фигуру священника и сама растворялась в темноте коридора. Видны были только руки и голова, которая тряслась так, будто шейные позвонки двигались в хребте, как расшатанные шарниры. Старик всем весом оперся на трость.