Ночь шрамов - Кэмпбелл Алан. Страница 76

Коридор петлял по внутренностям Зуба, мимо перегородок и отверстий, которые выдыхали влажный воздух. Машина целиком сконструирована по образцу органического существа. С какой целью? Чтобы вселить страх и трепет в любого, кто увидит ее, чтобы скрыть механику. Дым от свечи, которую держал в руках шаман, изящными завитками полз по потолку, оставляя черную полоску на порядком измазанной поверхности. Наконец процессия достигла конца коридора и зашла на узкую лестницу, поднимавшуюся под странным углом. Через небольшой люк пленников вывели в ярко освещенное пространство.

Мостик походил на внутренность гигантской раковины. Гладкая волнообразная стена плавно переходила в низкий потолок. Окна на противоположной стороне слепили глаза пустынным солнцем. Стекло имело странную гелеобразную структуру. Проходя через него, свет растекался по помещению желтыми и розовыми завитками. Под окном расположилась замысловатая скелетоподобная структура, будто слепленная из косточек тысячи зверьков. Стеклянные вены, заполненные красной жидкостью, блестели внутри конструкции.

Скрытые от глаз насосы гнали жидкость по сосудам Зуба.

Девон подошел поближе и внимательно присмотрелся.

Что-то есть внутри. Оно сокращается. Расширяется. Равномерно. Словно вдыхает, а потом снова выпускает воздух. Сквозняк идет от влажных, покрытых известью клапанов.

Складывалось впечатление, что машина дышит.

Зуб – живой? Механические сердце, легкие, кровь? Мозг? Нет-нет, машина специально так сконструирована. Технология дублирует жизнь, пытается создать максимально приближенную копию. Стены не из кости. Керамика? Вены – нет, не вены. Трубы, заполненные маслом вместо крови. Гидравлика. Откуда сквозняк? Вентиляционная охлаждающая система. До сих пор на ходу, спустя три тысячи лет? Почему бы нет? Человеческое тело можно модифицировать, и оно просуществует неопределенно долгий срок. Почему нельзя сделать то же самое с машиной? При наличии достаточного количества топлива… Шаман обратился к одному из своих людей:

– Собери совет.

Дикарь кивнул и направился к люку.

– Кроме Дрози, – добавил Батаба. – Этого оставь в покое. Его вымотает дорога из одной комнаты в другую.

Пресвитер Сайпс ткнул тростью в сплетение стеклянных вен.

– Эта штуковина. Почему она дышит?

– Костяная гора пребывает во сне, – грозно сказал шаман. – Больше никаких вопросов, старик.

– Другими словами, – заметил Девон, – он не знает.

– Тихо! – зарычал Батаба. – Или вам обоим вырежут ваши поганые языки.

– Такая страсть к отрезанию чего попало, – сказал отравитель. – Племенной обычай? Или личное извращение?

Батаба бросил на пленника угрожающий взгляд.

Один за другим на мостик прибыли члены племенного совета. В общем собралось семеро мужчин: у четверых были седые бороды, еще трое помоложе держались с высокомерием воинов. Темнокожие дикари носили широкие одежды, шеи их украшали шарфы. Все до одного имели какое-либо уродство. Химические ожоги и шаманское лечение превратили загорелые лица в уродливые маски. Самый старший непрерывно моргал красными, слезящимися глазами. Воин с раздвоенной бородой и тонкими, покрытыми белыми шрамами руками угрожающе посмотрел на Девона и сжал в кулаке рукоятку широкого кривого ножа, который висел на веревке у него на поясе.

– Позже, – остановил его Батаба.

Воин улыбнулся.

Девон осмотрел собравшихся дикарей и пожалел, что не создал яда, способного уничтожить все живое в Мертвых песках.

Последним вернулся хашетт, отправившийся созывать членов совета. Под руку он вел древнего старика, который размахивал деревянным костылем.

Старик ловко использовал костыль, чтобы отбиваться от своего молодого помощника.

– Оставь меня в покое, придурок. Я сам могу. – Он прищурил влажные, слепые глаза. – Где Батаба? Чтоб твои яйца Айен поджарила, чего этот одноглазый шока опять от меня хочет?

Шаман выпрямился.

– Я созвал совет, Дрози.

– Недомерок! У меня в печенках уже твои советы. Притащили меня сюда, как жену какого-нибудь поганого змеелова, которая собирает по пустыне катхаллу и таскает сточную воду? В такое пекло!

Батаба обратился к дикарю, державшему Дрози:

– Ади, не было причин беспокоить советника.

Ади беспомощно посмотрел на шамана.

– Оставь меня в покое, – не унимался Дрози. – Ублюдок! Может, я и постарел, но из ума пока не выжил. Хотели без меня совет устроить? Думаете, я не знаю, что происходит? Я сидел во главе этого совета, когда вы еще мамкину титьку сосали!

Советники неловко переминались с ноги на ногу. Девону еле удалось скрыть улыбку.

– Дрози, – провозгласил Батаба, – мы привели пленников!

Старик погрозил шаману кривым костылем.

– Не смей разговаривать со мной таким тоном, мешок с дерьмом харша. Я еще припоминаю, как…

– Приспешники темноты. Враги Айен.

– Да плевать я хотел, что…

– Советник! – Батаба стукнул посохом по полу. – Человек перед тобой – дипгейтский отравитель. Второй – Сайпс, глава черного храма, пастух проклятых ангелов, кормящий поверженного бога.

Дрози опустил костыль и зачавкал беззубым ртом.

– Первый раз про таких слышу.

– Мы воюем с ними вот уже много лет, – понизив голос, сказал Батаба.

– Воюем? Какая еще война?

– Война с народом цепей, с детьми свергнутого бога.

– Когда это?

– Ты сам принимал в ней участие. – Шаман выдержал паузу. – В течение десяти лет.

Старик прищурился и одобрительно закивал.

– Мы ее выиграли. Выиграли войну. Помню, помню. А ты теперь старика на посмешище выставляешь! – Дрози плюнул шаману под ноги.

– Эта война, – осторожно продолжал Батаба, – унесла обоих твоих сыновей двенадцать лет назад.

Дрози повис на костыле и начал бормотать что-то неразборчивое себе под нос, затем повернулся к стоявшему рядом Ади.

– Брэн, сынок, приведи-ка сюда брата. Я по горло сыт этой чепухой.

– Советник, я не ваш сын, – замялся Ади.

– Не дури.

– Советник, я сын Ходена, Ади, двоюродный племянник вашей третьей жены, Дениз.

Дрози снова прищурился, пережевывая во рту немые проклятия. Он внимательно присмотрелся к Ади и обвел советников презрительным взглядом.

– Иди домой, старик, к своей хамарук, – заговорил воин с раздвоенной бородой. – Нам предстоит дело. – Он говорил с более мягким акцентом, ближе к языку торговцев речных городов.

Девон успел подробно рассмотреть его меч. Узор на загнутом лезвии имитировал рисунок на корпусе Зуба. Рукоятка была покрыта царапинами. Бандитский обычай оставлять метки на рукоятке: каждая царапина в счет перерезанного горла.

– Усмири свое высокомерие, Мошет, – сказал один из старших советников. – Шаман не давал тебе слова.

Воин по имени Мошет нахмурился.

– Вонючие навозники! – опомнился Дрози. – Ни одной извилины на всех. – Он ткнул Ади костылем. – Пойдем, Брэн. Мы здесь больше ни минуты не останемся.

Старик никак не унимался, и Ади помог ему выбраться из комнаты.

Когда Дрози увели, шаман прочистил горло и обратился к совету:

– Так, теперь каждый из вас…

В дверь заскреблись.

– Заходи, – позвал Батаба.

Люк открылся, и из него появился молодой человек. Лицо было сплошь покрыто гноящимися язвами.

– Шаман, – прохрипел он влажным голосом.

Повреждены легкие. Яд знаю. А язвы? Сифилис. Жить ему осталось не больше месяца.

– Стражник с воздушного корабля сошел с ума, – доложил дикарь.

– Объясни.

– Не унимается. Кричит и беснуется, как умалишенный. У Него пена изо рта идет. Пытается сам себя покалечить.

– Перестарались с добычей?

– Нет, шаман. Он рад только ударам и просит еще. Нам пришлось его связать.

Батаба вопросительно посмотрел на отравителя.

– Он скоро умрет, – ответил Девон.

– Ты не можешь вот так его оставить, – нахмурился Сайпс.

– Он мне больше не нужен.

– Это…

– Что с ним случилось? – вмешался Батаба.