Гиви и Шендерович - Галина Мария Семеновна. Страница 68
Багряный солнечный диск был уже наполовину перерезан горизонтом. Безоблачное небо в совокупности с тучами песка, поднятыми убегающим войском, обещало весьма красивый закат.
— Не смей так разговаривать с царем, ты, трусливый шакал! — вспыхнул Гиви.
— Ежели он царь… — заметил эмир.
— Похоже, — заметил Гиви, — до сей поры ты в этом не сомневался, о, Масрур!
— До сей поры этот сомнительный не погружал нас по горло в пучину бедствий, — логично ответил эмир, — но ежели мне предстоит пасть от руки ифрита, то, уверяю тебя, прежде от моей руки падет тот, кто послужил тому причиной…
Гиви оглянулся. В черном устье пещеры джинны плавали над землей, презирая закон земного тяготения. По-своему это было даже красиво…
— Гляди! — завопил эмир, — еще один!
Нечто восставало из песка, принимая очертания человеческой фигуры прямо под оскаленной мордой жеребца. Сабля взблеснула в руке эмира, со свистом разрезала воздух и ушла в сторону. Доблестный воин еле успел отклонить удар — осыпавшийся песок обнажил звезды и полумесяцы на измятой мантии звездозаконника.
— Тьфу ты, — устало сказал эмир, — да лишит тебя небо сна и покоя, о, Дубан! Зачем ты углубился в этот песок?
— Дурной вопрос задаешь ты, о, Масрур, — отвечал Дубан, отряхиваясь и отплевываясь, — проклятая скотина выскочила из-под меня, наподобие стрелы разящей, в цель устремленной. Гляжу я, положение наше плачевно, о, оставшиеся?
Шендерович протяжно вздохнул.
— Что бы ты сотворил на моем месте, о, Дубан? — спросил он.
— Во-первых, покуда царствующий, — ответил звездочет, — я не на твоем месте, хотя сейчас, полагаю, особой разницы нет. Ибо зев ифрита не разбирает меж мнимым царем и подлинным звездозаконником.
— Миша, не позволяй им себя оскорблять. Сделай же что-нибудь!
Солнце уходило за горизонт, и Гиви казалось, что оно проделывает это гораздо быстрее, чем ему положено. Оно зависло над краем земли, затем распласталось на огненной наковальне, потом и вовсе сократилось до крохотной слепящей точки, каковая, как показалось Гиви, издевательски подмигнула на прощание.
— Что? — безнадежно спросил Шендерович.
Воздушные пузыри во мраке с уходом солнца начали наливаться самостоятельным фосфорным светом. Медленно и лениво, будто пробуя воздух, они выбирались наружу, по мере того, как росла, удлиняясь, отброшенная скалами тень…
И это джинны? — мрачно размышлял Гиви, наблюдая за их эволюциями, — я их как-то совсем иначе представлял…
— Ну, вели им удалиться! Что ты теряешь?
— Валите отсюда! — заорал Шендерович, размахивая руками, словно отпугивая стаю надоедливых птиц, — А ну, кыш! Пошли вон, паскуды!
— УХУ-ХУ! — ответили джинны.
— Не так! — завопил Гиви, удерживая мула, отчего и вращаясь вокруг собственной оси, — как положено вели. Ты царь или кто? Стой, тварь дрожащая!
Мул, к его удивлению, замер, ошеломленно моргая.
— Сейчас, — торопливо бормотал Гиви, машинально вертя кольцо на пальце, — не так надо! Скажи… как там эти проклятые братья демона отпускали… Ага! Ныне же говорю вам, отойдите с миром…
— ОТОЙДИТЕ! — заревел Шендерович, набрав полную грудь воздуху.
— С миром!
— С МИРОМ!
— Во владения свои и обители — и да пребудет мир между мною и вами, покуда вновь не призову вас!
— НЕ ПРИЗОВУ ВАС!
— Словом, либо желанием!
Джинны заколебались, еще сильнее напоминая воздушные пузыри, гонимые ветром.
— ЖЕЛАНИЕМ…
— Ибо я царь ваш, повелитель, от начала времен и поныне…
— И ПОНЫНЕ…
Последний солнечный луч вспыхнул ослепительным зеленым огнем и погас. Тени вокруг скал разрослись, покрывая всю поверхность пустыни. В небе зажглась молодая звезда.
Эмир косился на Шендеровича, поигрывая саблей.
— Воистину печальна наша участь, — пробормотал Дубан, сморкаясь в полу мантии.
— Нет! — возразил Гиви, — глядите!
Воздушные пузыри всплыли еще выше, выстроились в единую ломаную линию, наподобие каравана перелетных гусей и взвились в небо.
— УХУ-хуу! — раздался замирающий вой.
Гиви, моргая, смотрел, как они бледными светящимися пятнами исчезают в густой синеве.
Где— то далеко, на пределе слышимости раздался ответный восторженный рев убегающего войска.
— Получилось! — ошеломленно пробормотал Шендерович, машинально поглаживая шею успокаивающейся Аль-Багум.
— Такова, видать, воля рока, — философски заключил Дубан.
Эмир спрыгнул с жеребца и, путаясь в полах своей джуббы, подбежал к Аль-Багум.
— Прости, о, царь времен, — сказал он, становясь на колени и протягивая Шендеровичу саблю, — Прости дурного, неразумного, что усомнился в тебе! Вот моя жизнь, а вот моя голова. Ежели желаешь, возьми и то, и другое прямо сейчас.
Шендерович задумался, рассеянно глядя на свои руки.
— Встань, о, Масрур, — сказал он наконец, — и пусть эта печальная история послужит тебе уроком. Я — твой царь от начала времен и поныне, прощаю тебя и вручаю свое войско, каковое, кстати, тоже проявило себя не лучшим образом. Полагаю, ты доходчиво растолкуешь им, что приказы правителя надобно исполнять неукоснительно, даже ценою собственной жизни. Встань, о, Масрур Верный, мой эмир! Ибо Верным отныне будут звать тебя, поскольку никогда, покуда солнце восходит на востоке, не обратишься ты боле против своего царя!
— Слушаю и повинуюсь, мой повелитель, — пылко воскликнул Масрур, целуя полу одеяния Шендеровича.
— Велик и великодушен царь времен и народов, — пробормотал Дубан, дергая себя за бороду, — да к тому ж и могуществен… однако ж не ожидал я, что выкажет он свое могущество лишь в последний миг…
— Это потому, о, Дубан, — холодно сказал Шендерович, — что сперва хотел я испытать вашу верность. И, не в укор будь сказано, вижу я, что основа вашей верности соткана из непрочной материи, каковая рвется в годину испытаний. А сейчас повелеваю тебе, о, Масрур, пуститься вперед и догнать этих нерадивых. Пускай встретят своего царя, как им подобает, ибо я утомился, изгоняя духов воздуха и огня, жалею подкрепиться, отдохнуть и освежить свои члены ароматной водою…
— Слушаю и повинуюсь, о, солнцеподобный! — вновь отозвался Масрур.
Эк Миша выкрутился, думал Гиви. Теперь они будут у него по струнке ходить. Интересно, он и вправду чертовых джиннов вспугнул этим дурацким заклинанием? Или у них что-то вроде сезонного перелета? Мамочка моя, когда же это кончится?
— Ну ладно, — Шендерович соколиным взором окинул притихшие пески, — поехали, что ли?
Гиви вздохнул. Мул под ним дрожал крупной дрожью, постепенно успокаиваясь. На небе высыпали крупные звезды.
Он оглянулся. Горы Мрака и без джиннов смотрелись неуютно — глухая их чернота была ничем не разбавлена… Неприятные горы.
Гиви приоткрыл рот.
Из дальней расселины вырвался столб света, поплясал в горячем воздухе и втянулся обратно.
И сразу, следом за его исчезновением, дрогнула земля.
— Царь отдыхает! — сурово сказал стражник из личной гвардии эмира, с саблей наголо застывший у узорчатых дверей в покои. — Светоч вселенной велел его не тревожить!
— Ко мне это не относится, — сухо сказал Гиви, — ибо я везирь его, опора трона, а государственные заботы превыше даже покоя царской особы. Пойди, доложи ему, о, нерадивый, что приказы и распоряжения уже третий день ждут подписи его высокой руки, и, что ежели он не вспомнит о своих прямых обязанностях, в судах засядут нечестивые, а в советах — неправедные… И вообще, передай ему, что его друг Гиви топчется тут у порога, словно какой-нибудь жалкий проситель, или кто там еще…
— Слушаю и повинуюсь, о, мой господин, — неуверенно проговорил стражник.
Он сделал знак своему напарнику и исчез за занавеской. Гиви слышал долетающие оттуда неразборчивые голоса, женский смех и нестройное треньканье струн.
Ну есть же личные покои, в конце концов, в тоске думал Гиви, и зачем это он в тронном зале засел? Люди же обижаются!