Охотник - Бодров Виталий Витальевич. Страница 46

То ли, одергивая остальных, я позабыл про себя, то ли сказалась усталость, то ли Рендом-удача решил, что за жертвенную рыбу сполна уже отплатил, не знаю. Только птица несчастья гадит именно на мою голову.

Очередной завал преграждает путь. Можно свернуть в переулок и попытать счастья там, но мы решаем срезать путь и пройти насквозь ближайший особняк. К слову, здание временем почти не тронуто, на совесть строили древние мастера. Потому и рискнули, забыв, что нельзя, нельзя, нельзя так по Руине ходить.

Иду первым, захожу в приоткрытую дверь, делаю первый шаг… Камни под ногами вдруг уходят вниз, я лечу вслед за ними. Последнее, что слышу, – грохот рушащегося дома, последнее, что чувствую, – сильные удары по плечам и голове. Последнее, что вижу, – темнота…

Глава 27

Ни света, ни звука, ни памяти, ни желаний. Наверное, так чувствуют себя те, кому не довелось попасть в счастливые Леса Звела. Или отрубы, выходящие ночью на охоту за живой плотью. Плыву в пустоте, как засохший листок по весеннему ручью. Плыву…

Появляется звук. Глухой, почти неслышный, но именно он выводит меня из странного оцепенения. Открываю глаза, ощупываю голову. На волосах – корка запекшейся крови, рукой двигать больно. Так больно, что лучше и не пытаться, но чую, перелома нет, то ли сильный ушиб, то ли плечо вывихнул. Плохо, очень плохо. С одной рукой мне наверх нипочем не вылезти и лук не натянуть, случись что. Однорукий – дичь, а не охотник.

– Барго, эй, Барго! Откликнись же, свин! Ну Барго же!

Это Медвежонок шепчет. То есть он, конечно, кричит во всю глотку, но через толщу камня звук почти не проходит.

– Здесь! – кричу в ответ. Не слышит, поросенок.

– Барго! Отзовись! Барго!

– Здесь! – ору, срывая горло.

– Тихо! Я, кажется, что-то слышу! Заткнулись все!

Ага, там не только Медвежонок орал. И как же, скажите на милость, они что-то в ответ услышать рассчитывали?

– Здесь! – ору из все сил, кашель неожиданно рвет горло.

И как я теперь буду отрубам с костяками объяснять, что я несъедобный, когда за мной пожалуют?

– Есть! – Голос Релли почти не слышен, но слух у меня тонкий, как и полагается человеку Леса. – Господин Излон, прошу вас наложить на меня Чуткое ухо. Быстрее!

И через некоторое время:

– Барго, ты меня слышишь?

– Слышу, – говорю. – Живой я, не волнуйтесь.

– Тебя завалило?

Хороший вопрос. Понятия не имею, сейчас посмотрим. Подтягиваю под себя ноги – шевелятся. Пытаюсь приподняться, задеваю головой камень. Больно! Осторожно выползаю из каменной ловушки, шипя от боли в поврежденном плече.

– Барго!

Волнуются. Мелочь вроде, а приятно.

– Все в порядке, успокойся. Двигаться могу, переломов вроде нет.

– Точно нет? На тебе дуэльный пояс, он боль притупляет.

Вот почему я почти нормально себя чувствую! Кровь ручьями течь должна, а пальцы лишь корку засохшую ощущают. Вовремя Великий Рендом с поясом подсуетился. Или это Звел-охотник выручил? Спасибо им всем, тем, кто помог или хотя бы не мешал.

Осторожно ощупываю себя на предмет переломов. Нет, вроде бы свезло.

– Барго, мы не сможем тебя откопать. – Голос Релли звучит виновато. – Тут весь дом обрушился. Нет ли под землей прохода?

Под землей нет ничего, кроме темноты. Зато ее – хоть ложкой ешь. Ничего, у нас свои хитрости есть, маленькие, но донельзя полезные. К примеру, наговор ночного зрения. А вы как думали, ночью по Лесу ходить – не фиги воробьям крутить.

– Живы хоть все? – спрашиваю.

Медвежонка и Релли я уже слышал, господин Излон тоже в порядке, раз чары накладывать может. А вот эльф как, уцелел ли? Он, конечно, лучший разведчик у брата, не только сам уберечься должен, а и остальных вытащить, случись что. Но мало ли, остроухие себя в городах неуверенно чувствуют, Рив сто раз это говорил.

– Не волнуйся, все целы. В дом даже войти не успели, как он рушиться начал. Так есть проход или нет?

– Подождите, сейчас осмотрюсь, – кричу наверх. И быстро читаю наговор.

Тьма отступает, тихонько, неспешно. Теперь я могу видеть шагов на восемь окрест, больше пока и не нужно.

Первым делом смотрю вверх, потому как не понимаю, отчего меня не засыпало. Над головой стена дома или изрядный ее кусок. Лежит косо, край аккурат над тем местом, где моя голова находилась. Да, расщедрился Рендом, не знаю уж, как и отдариваться буду. Пара пальцев вниз, и – поклон вам, счастливые Леса Звела. Нагромождение камней, а дальше, кажется, проход темнеет. Только до него не вдруг и доберешься.

– Выберусь, – говорю уверенно. – Дуйте к Золотой башне, там и встретимся.

А что прикажете делать? Завал этот они месяц разбирать будут, я так или иначе с голоду сдохнуть успею. Пусть уж идут, благо до Золотой башни недолго осталось. А я уж как-нибудь не пропаду, выберусь. А если нет, значит, судьба моя такая, Хозяйке Чужих Перекрестков завсегда виднее.

– Точно? – с сомнением спрашивает Релли.

Кажется, толща камня мешает ей слушать мои мысли, вот и хорошо.

– Сказал же, выберусь, – говорю недовольно. – Не ждите. Релли, я не в первый раз в подземелья попадаю. Не маленький, не пропаду.

А это как раз правда, от первого до последнего слова. Случалось мне и раньше под землю попадать, и выбирался всегда. Только вот потому и представляю себе, что меня здесь ждет. Это на улицы нежить погулять выходит, а здесь она дома. А я лук натянуть не могу!

– До встречи, – кричу и начинаю разбирать завал.

На душе тошно, не люблю я врать. А вот приходится порой.

– До встречи, – эхом откликается Релли.

Сдается мне, не поверила она, женщины ведь ложь сердцем чуют. Не беда, еще они умеют себя убеждать, что сказанная им (или ими, без разницы) ложь – самая что ни на есть святая правда. Чем мы, мужчины, постоянно и пользуемся.

Разгребать мешающие камни одной рукой неудобно, что и говорить. Однако приходится. Не торопясь, с перерывами, стараясь не повредить больную руку еще сильнее. Крупных камней здесь нет, с мелочью справлюсь.

Потихоньку появляется сноровка, дело идет быстрее. Везде привычка нужна, за что ни возьмись.

Наконец мне удалось проделать в завале нечто вроде мышиной норы. По-хорошему, надо продолжать, упаси Звел застряну еще, тогда точно конец.

Верчусь змеей, скриплю зубами от боли в руке, но ползу. Голова и плечи проходят, зад застревает. Рычу, извиваюсь, кое-как все же протискиваюсь. Да, это проход, я не ошибся. Вопрос – куда он ведет и ведет ли вообще хоть куда-то?

Кряхтя, поднимаюсь на ноги. Сколько раз я Звелу клялся, что не полезу больше в это гиблое место? Каждый раз ведь, возвращаясь, обещал и каждый раз лезу снова. Ну что за дурак, а? Потому, наверное, и жив до сих пор, боги дураков любят, скучно им без дураков.

Короткий коридор выводит меня из дома на улицу. Настоящую, подземную улицу. Вот он какой, Алирок, ну, здравствуй, вот и свиделись.

Ночное зрение мешает, подземная Руина хорошо освещена. Непонятно, что это за зеленые полосы на стенах, но света они дают более чем достаточно. Только вот неживой он какой-то, но это как-нибудь переживу.

Иду по улице, прячась в тенях. Здесь это несложно, только ведь мертвяки живых не глазами находят. Но от других тварей (а мертвяки, поверьте, не самое страшное, что в Руине случиться может) порой помогает. Ступаю неслышно, благо под ногами толстый слой пыли. Зато следы оставляю такие, слепой увидит. Отрубам-то это безразлично, костякам тоже, а вот случись здесь кукловод, жизнь осложнит сразу.

Но меня это не слишком волнует. Мало ли кто встретиться может в проклятом месте, от каждого не убережешься. Со следами я все равно поделать ничего не могу, разве что найти метлу и смести к оленям всю пыль в подземелье.

Сначала я думал зайти в ближайший дом и найти путь наверх. Ведь Алирок – всего лишь нижние этажи домов Руины, а значит, должны быть и лестницы. Но вот заходить в дома отчего-то не хочется. Не уверен, что смогу поладить с их жильцами. К зданиям вообще лучше не приближаться, вылезут и сцапают, охнуть не успеешь. А посреди улицы я слишком заметен. Приходится быстро перебегать освещенные участки и раз за разом замирать в тенях.