Имеющие Право (СИ) - Семенова Вера Валерьевна. Страница 5

— Ну что же, — Эстер слегка подождала продолжения, но его не последовало. — В конце концов, это же не огненные письмена, и гласят они отнюдь не "мене, мене, текел, упарсин". Так что особой проблемы я не вижу. Хотите, я научу ваших слуг, как чертить руны, призывающие богатство и удачу, и они будут каждый раз их пририсовывать рядом?

— Нет, я хочу не этого. Я хочу, чтобы вы попытались поговорить с теми двоими, которые периодически ко мне наведываются. Кстати, всегда на следующий день после появления на стене этой вашей… потусторонней руны.

— Какими двоими?

— В штаб-квартире банка их тоже видели, но сфотографировать ни разу не удалось. — Фейзель нажал на рамку, вызвав на экран ряды строчек. — Почитайте, это записи показаний охраны. Они полностью совпадают с тем, что я видел несколько раз своими глазами, только гораздо больше деталей подмечено, поскольку за это я им и плачу.

— Если я не ошибаюсь, — Эстер не спешила придвигать к себе рамку с экраном, — вы также платите охране за то, что она всегда может убедительно побеседовать с нежелательными для вас посетителями. Зачем для этого я?

— Прочитайте сначала, — Великий Бессмертный раздраженно постучал пальцами по столу.

"Несанкционированно проникший в хранилище банка мужчина был очень высокого роста, около двух метров, худощавого телосложения, с очень светлыми, почти белыми волосами, бровями и ресницами, очевидно, выкрашенными. При первом взгляде на него казалось, будто от его фигуры исходит сияние. Верхние зубы у него были из какого-то сверкающего металла, вероятнее всего из белого золота. Он обладал очень острым слухом — услышал шаги моего напарника через пять этажей. В руках он нес какой-то странный вытянутый предмет, по форме напоминающий рог, старинной и на первый взгляд очень дорогой работы, с камнями в оправе. С ним появлялась женщина — с очень красивым, но грустным лицом и волнистыми волосами. Ее кудри тоже блестели, как золото, а по щекам иногда текли слезы. В руках она держала что-то вроде поводьев от упряжи, к которой были привязано несколько больших кошек, с короткой пушистой шерстью и зелеными глазами".

— И вы утверждаете, что тоже их видели? — Эстер подняла взгляд на Фейзеля. Выражая свое отношение к нелепости этого мира, она чаще всего использовала два выражения — прищуренные глаза, и рот иронически скошен, или брови подняты, и глаза широко распахнуты от удивления. Сейчас она использовала второе, но находилась в полной готовности перейти к первому. — Да простит мне заранее Великий Бессмертный, если ему придутся не по душе мои слова. Ваши видения — хорошо изготовленная мистификация.

— В каком смысле?

— Герои ваших грез полностью повторяют черты двух… как бы это правильнее назвать… языческих северных богов. Его зовут Хеймдалль, а ее Фрейя. По крайней мере, я не знаю других, кто трубит в рог и ездит на колеснице, запряженной кошками. Правда, в мифологии они никогда не путешествовали по миру вместе, и это говорит о том, что авторы образов знакомились с первоисточником довольно поверхностно и уделяли чрезмерное внимание внешним атрибутам. Вас устраивает такое объяснение?

— Нет, не устраивает! — Гирд Фейзель вскочил на ноги, поразив скоростью, с которой ему удалось покинуть глубокое кресло с откинутой спинкой. "Интересно, — с философской завистью подумала Эстер, — если бы мне было семьсот лет, то меня, наверно. пришлось бы с этого кресла соскребать". — Что значит — мистификация? Вы соображаете, что говорите? Кто посмеет мистифицировать Бессмертного Первого Круга?

. — Возможно, другие Бессмертные Первого круга, — Эстер изобразила невинную улыбку.

— Госпожа Ливингстон, — Фейзель остановился прямо перед ней, и Эстер отчетливо поняла, что непривычные люди вполне искренне могут падать на колени под этим взглядом. Правда, часть своей силы он сейчас истратил на легкое раздражение от того, что Эстер продолжала сидеть. — Вы еще не ходили в Дом Бессмертия, и многого не знаете. Но поверьте мне пока что на слово — те, кто прожил несколько сотен лет, не станут совершать подобные глупости, а тем более по отношению друг к другу. Великих Бессмертных в мире сейчас двадцать три, и все мы друг друга терпеть не можем, но это единственные существа, с которыми я ощущаю свое родство. А вовсе не со своими многочисленными потомками, из которых добрая половина — совершенные ничтожества. Вы поняли?

— Не очень. Но приняла к сведению как нечто, не требующее доказательства. Жаль только, что другого объяснения у меня для вас нет. Вы же не верите в древних богов? И вообще в какие-либо божественные силы.

— А вы?

— Вы всерьез хотите это узнать?

— Мне вообще довольно интересны ваши мысли, — неожиданно заявил Фейзель, медленно опускаясь обратно в кресло. — Вы сейчас стоите на грани, которую в свое время мы прошли слишком быстро и совсем по-другому, не задумываясь и не сознавая, что над этим надо задумываться. Почему, кстати, вы так долго тянете с воплощением Права?

— А вы сначала определитесь, Великий Бессмертный, на какой вопрос мне отвечать, — тему полученного Права Эстер настолько не любила, что от иронии переходила к открытой грубости. — Про веру в богов или про непростительную неявку в Дом Бессмертия? Что касается первого, то у меня есть смутное ощущение, что вы сами как раз претендуете на роль богов, управляющих миров. Но верить обычно хочется в добрых богов, или хотя бы в симпатичных.

— А нас вы таковыми не считаете?

— С другой стороны, — продолжала Эстер, задумчиво поворачивая фоторамку, — те славные ребята, которых я долго изучала в свое время в старинных легендах, тоже не были образцом добродетели и гуманизма.

— Странно, мне не докладывали, что вы страдаете помешательством, — Фейзель настолько удивился, что это даже отразилось на его лице. — Человек в здравом уме не стал бы говорить мне таких слов.

— Вы же сами хотели узнать мои мысли. Вам интересно, что чувствует получивший Право и вместе с тем свободный от всего, что может его привязать надолго? Мне даже не надо оставлять никаких распоряжений об имуществе — его у меня нет. И никому не надо сообщать о моей участи — тоже очень удобно.

— Допустим, вы немного лукавите, госпожа Ливингстон, — Фейзель придвинул рамку к себе, чтобы вновь поменять изображение. — Взгляните. Можете даже оставить себе на память.

Она узнала "Ройял Сапфир", один из лучших отелей Нью-Йорка, в котором самой довелось останавливаться только дважды, и оба раза благодаря взбалмошному заказчику. У входных колонн, наполненных плывущими пузырьками света, вполоборота стоял темноволосый человек, то ли дожидаясь спутников, то ли разыскивая кого-то взглядом в толпе. Ветер раздувал его волосы, а слегка растрепанная прическа ему всегда особенно шла — лицо со скульптурными чертами невольно молодело лет на десять. Эстер невольно вспомнила, что последний раз, три месяца назад, они тоже виделись на ступенях отеля, правда, не настолько роскошного и совсем далеко отсюда, но она могла наизусть повторить каждое слово, что было тогда произнесено.

Только слова, увы, были совсем не клятвами в вечной любви.

— Мне кажется, что карьера господина Гарайского только начала постепенно восстанавливаться, — Великий Бессмертный чуть наклонил голову набок, любуясь сменой выражений, пробегающих по лицу Эстер. — Будет грустно, если ему опять помешают. Не говоря уже о том, как хрупка жизнь человека вне круга…Вы помните, госпожа Ливингстон, что я просил вас сделать?

— Да, — Эстер длинно сглотнула и выпрямилась. — Вы хотели познакомиться поближе со своими странными визитерами. И рассчитываете, что я сумею войти к ним в доверие.

— Необъяснимые явления меня раздражают, — Фейзель вновь откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза, а это означало, что беседа близится к концу. — Все в этом мире поддается влиянию, даже ваша дерзость, как выяснилось. Вот и найдите, как повлиять на эти видения. Послезавтра новолуние, и я жду вас у себя. Кстати, для вас заказан номер в "Ройял Сапфире". Может передать господину Гарайскому, что я ценю его дипломатические усилия, хотя он мог бы больше учитывать интересы Мультинационального банка в своем новом проекте.