Джампер. История Гриффина - Гулд Стивен. Страница 7

Он толкнул меня плечом, заходя в сортир и игнорируя мои еле слышные извинения.

На улице стояли «скорая» и полицейские. Врачи как раз перекладывали Пабло с холщевых носилок на крутую медицинскую каталку. Консуэло наблюдала за ними, пока Сэм разговаривал у магазина с шерифом в форме.

Я вернулся обратно к холодильникам и выудил большую бутылку «Гаторейда», потом картофельные чипсы. Американский картофель. То, по чему я скучаю, и что осталось в Англии, – это разные сорта чипсов. Мои любимые – со вкусом ростбифа и хрена.

Я расплатился собственными деньгами и вышел на улицу, направляясь подальше от Сэма и шерифа, туда, где в тени навеса стояла скамейка. «Гаторейд» был хорош, а чипсы оказались просто изумительными – такое ощущение, что мой организм требовал соли. Я даже собрался купить еще пачку, но, кажется, желудок был против. Тогда я сел обратно на скамейку и занялся своим напитком.

Шериф отошел к машине и вернулся с картой. Они с Сэмом расстелили ее поверх мусорного контейнера. Сэм указы вал на определенные точки, и я слышал, как он говорил:

– …Возможно, там было три человека. Они говорили. с ним и между собой по-испански. Могла быть конкурирующая шайка проводников – я знаю, такое случается.

– Видел какие-нибудь машины?

Сэм покачал головой.

– Только пыль» Знаешь, пыль столбом, и очень далеко. Как обычно. Да я издали только присматривался. Не хотелось нарваться на уродов, которые разукрасили Пабло.

– Х-м-м-м. – Шериф сдвинул назад свою шляпу и спросил: – Ты там не натыкался на кого-нибудь, кто был без машины? Кого-то, кому тоже была нужна вода, но он продолжал идти?

Сэм засмеялся.

– Не сегодня, Кен! Те, кто делает это правильно, пересекают границу ночью, а днем, в жару, прячутся. Они могли заметить меня и Консуэло. Обычно я их не вижу, если только они не совсем в плачевном состоянии. – Он дернул подбородком в направлении «скорой».

– Ну ладно. Вернетесь туда.

– Не сегодня. Пора домой.

– М-м-м. Ладно. Я скажу пару слов полиции штата и пограничникам. Если увидишь что-то подозрительное, скажешь нам, да?

– Да.

Они пожали друг другу руки, и шериф, вернувшись в машину, начал переговоры по рации.

Сэм глянул на меня и направился было к магазину.

– Э. Вот ты где. А одежду где взял?

Я открыл рот, чтобы сказать ему что-нибудь, но что? На самом-то деле?

– Я их не крал. – Я поднялся и вручил ему шлепанцы и два доллара, что получил от него раньше. Как только он взял деньги, я рухнул обратно на скамейку, тяжело, в каком-то недоумении. Ноги подкосились, а в воздухе словно поплыли пузыри. – О-о-о-й!

– Что, кружится? – Он задержал на мне взгляд. – Пора двигать. Может, это и лишнее, но я дам шерифу время отъехать. Ты тут посиди пока, ладно? Хотел бы я… Эх, ладно. Просто сиди. Отдыхай. Если почувствуешь, что теряешь сознание – зажми голову между коленей.

Я кивнул.

Он вернулся Квашине. Там как раз закончилась погрузка Пабло через задние дверцы «скорой», и Сэм обменялся парой слов с медиками, прежде чем они закрыли дверцы и покатили вниз по шоссе, мигая огнями, но без сирены. Я закрыл глаза на несколько секунд, – так мне показалось – а когда открыл, грузовичок оказался передо мной.

– Почему бы тебе не лечь сзади, Грифф?

Я прикинул, стоит ли мне вообще с ними ехать, но не мог придумать ничего лучшего. Предложение лечь было хорошим, действительно хорошим. Я кивнул, и он помог мне перебраться через откидной борт кузова и улечься на холщовые носилки. Вместо подушки Сэм дал мне сложенное одеяло.

– Мы направляемая на запад. В кабине темно, дорога займет минут сорок пять, нормально?

– Нормально, – ответил я.

Он положил бутылку «Гаторейда» рядом с моей рукой. Я подумал, что неплохо было бы попить, но сейчас это слишком трудно для меня.

Даже не помню, как мы выруливали с заправки.

Три

Сжигая мосты

Консуэло жила с Сэмом, но это были странные отношения, она была скорее его домработницей и матерью одновременно. Я имею в виду, что она убиралась, готовила еду и стирала. Но при этом постоянно пилила его, разражаясь длинной тирадой испанских слов, на которые он всегда отвечал одинаково, тоже по-испански: «Ну конечно!». Поначалу я думал, что они женаты, но нет, у нее была своя маленькая спальня в задней части дома, целую стену которой покрывали изображения святых, иконы; там же висело распятие и образ Девы Марии.

Сначала, когда меня нашли, они целый день провели со мной дома, но в следующие четыре дня каждое утро погружали в грузовичок носилки, медикаменты и воду в бутылях и уезжали.

Консуэло готовила обед и показывала его мне перед уходом со словами: «Вот я поесть тут тебе приготовила. – Потом прибавляла: – Отдыхай и пей воды побольше». И изображала, будто пьет из бутылки.

Тогда я отвечал: «Обязательно».

Сэм начинал смеяться, и она тут же снова обрушивалась на него.

Я пил «муча» воды в первый день. И спал. Спать было очень легко. Я совершенно лишился сил, а мысли о чем-либо – вообще-то только о папе и маме – совершенно изматывали. То слезы, то сон, a иногда и то, и другое.

На второй день я пошел один гулять. Дом был старый, из необожженного кирпича, он стоял посреди пустыни вместе с облупившейся постройкой для скота и лошадей, которых там давно не держали.

Относительно одомашненными животными на всей территории были только несколько диких кошек. – Они все плодятся, а койоты постоянно сокращают их популяцию, – рассказывал мне Сэм. – Мой отец продал большую часть земли в пятидесятые, когда перестал быть фермером и вступил в сельскохозяйственный кооператив в городе, но земля принадлежала семье еще со времен договора Гваделупе Идальго. Сложность заключалась в том, что мои предки женились на иностранках, и таким образом передача земли в собственность застопорилась. Хотя по-настоящему-то вся эта хрень никому и не нужна.

Еще он сообщил мне, что на расстоянии мили отсюда живут соседи, но ближе – никого.

– Вода тут паршивая. У меня-то есть источник, но везде по округе приходится бурить футов шестьсот вниз, пока доберешься до воды.

Большую часть времени я проводил у бетонного колодца, где бил источник. Вода переливалась через маленькую выемку на краю и сбегала в водосток – кажется, это называется арройо. Еле заметный ручеек почти сразу исчезал в песке, но образовавшийся влажный клочок земли стал оазисом зелени. Высокие тополя затеняли колодец почти весь день, и если я сидел там неподвижно, вполне мог рассчитывать, что увижу птиц, зайцев и оленей. Однажды Сэм показал мне очень интересный след на мокром песке со словами:

– Толсторог. Очень редко встречается.

На третий день я прыгнул в Бильбоа-парк, в южную его часть, рядом с аэрокосмическим музеем, прошел по мосту, чтобы попасть в центр и библиотеку. В городе было прохладнее – рядом океан и все такое, – но мне все равно приходилось часто делать передышку.

И вот там, перед библиотекой, из пластикового окошка автомата с едой, на меня посмотрело мое собственное лицо, словно кто-то засунул меня в эту железную коробку.

Убийство из-за наркотиков? Я сунул руку в карман, чтобы достать мелочь и купить газету, но внезапно мне показалось, будто все прохожие на улице смотрят на меня в упор. Тогда я развернулся 41 вошел в библиотеку; направился к мужскому туалету и заперся в кабинке.

Убийство из-за наркотиков? Это была полнейшая чушь.

Через полчаса я выглянул из-за двери туалета, но толпы полицейских, которую опасался увидеть, не было и в помине. Никто пока что мной не заинтересовался, и я прошел к стеллажу с газетным и подшивками, взял «Юнион трибьюн» и взял стул, засунутый кем-то в дальний угол. Они опубликовали мою фотографию с маминого стола, сделанную в зоопарке тремя месяцами ранее.